Владимир Фалеев - Третий глаз

— Ты рассказывал кому-нибудь о жалобе с Шестаковки? Да? Ясно. А то я было начал верить в чертовщину! Вот, думаю, наш с тобой разговор о жалобе сам собою улетучивается из кабинета, не подслушивает ли кто… Сыщи срочно красавца менестреля, чтоб певун и музыкант, пошлем его к девушкам на Шестаковский мост, страсти их утихомирим. Нету? А ты купи, выиграй в лотерею! Не мне тебя учить, где брать музыкантов. Командируй на мост без рекламы. Завтра я еду поездом и довезу менестреля до Искера, а там как-нибудь перекантуем его в лес.

— Потемкинскую деревню, Павел Николаевич, придумываешь, — поморщился Семен.

— Не распускайся! — зло оборвал его Стрелецкий. Он вытащил из запольного кармана пиджака бумажник, извлек из-под кожаной перепонки три четвертные: — За гостем придется поухаживать. Его мнение на коллегии будет стоить подороже этих денег.

Но Семен отскочил от Павла, замахал руками и зло забормотал:

— Чур, Паша! Чур меня с твоими махинациями! Я не могу. Освободи меня от обсуждений идеи, останови их всюду… Мы горим, а я не хочу, у меня семья. Скажи в министерстве, что я отказываюсь от своего предложения.

— У цыганки, что ли, был? Или Зот чего напророчил? Как я могу остановить обсуждение твоей идеи на заседании коллегии министерства? — Павел озадаченно разглядывал скособочившегося, озлобленного Семена. — Ты соображаешь, чего требуешь?

Конопатое лицо Семена побледнело, он взмахнул кулаком и метнулся по кабинету, словно в поисках выхода, но не туда, где была дверь.

— Ты, Паша, руководитель или размазня? — вкрадчиво и зло заговорил он. — Кто дал идею? Моей головой она придумана. Заявляю официально, что имею на нее права. Имею! Прошу вернуть заявку, и я уйду.

Неторопливо, оттягивая время, авось Семен одумается, Павел обогнул угол стола, сел в кресло, выдвинул ящик, пошуровал в нем рукой и выложил на стол три скрепленных канцелярской булавкой листочка. Семен быстро подбежал к столу, сгреб костистыми пальцами бумажки, смял их, ехидно скаля зубы, разорвал в клочки. Угловатое тело под серой тканью пиджака дергалось. Он ринулся поспешно к двери, но Павел окликнул его:

— Ты куда, Сеня? Не спеши! — опять вышел из-за стола. — Правильно смеется над нами Зот Митрофанов, что мы идем по пути незнания. Ты, Семен Васильевич, мой однокурсник, я тебя ценю за ум, но ты забыл, что находишься в кабинете начальника управления.

— Ты… ты бонапарт, Паша, — оттопырив нижнюю губу, проговорил Семен. — Вскочил, как чирей, в начальники и всех считаешь баранами…

— Остынь, остынь, Сеня, — негромко уговаривал его Стрелецкий. — Я уволил одного лишь Сергея Афанасьевича, а на его место посадил тебя… Чем недоволен?

— В соавторы метишь? — прошипел Заварухин. — Хочешь жар чужими руками загребать. Ставишь чужие мысли на кон: проиграешь — не жалко, выиграешь — гением прослывешь. Хитер! Водочки-селедочки — ревизору, менестреля — девушкам. Лучше бы провизию отгрузил на Шестаковский мост. Опутываешь всех, как Бородая…

Павел понимал, что Семен не прав, но не мог понять, почему он так разобижен и ослеплен злобой. Сразу, как Заварухин в апреле написал заявку об изменении проекта, Павел звонил в проектный институт, разговаривал с руководителем проекта, а когда там его и слушать не захотели — виданное ли дело: изменить проект, который уже три года в работе! — Павел поехал в Москву, рассказал о новой идее в главке. Начальник главка тоже испугался: браться за изменение проекта — значит добиваться изменения формулировки строки в народнохозяйственном пятилетнем плане.

— Все, Сеня, все. Молчи! Здорово ты язык развязал. Теперь послушай меня Тебя тревожат деньги за поданную идею? И ты завидуешь моей зарплате?

А давно ли ты был рядовым инженером на линии?

— Ты загубил мою идею!

— Мне твои хитрости известны! — оборвал его Павел. — Премию получишь, но не раньше, чем идея пойдет в дело. И не притворяйся зайчиком, ты в сговоре с Дудкиным, Полубабой и Квашой! — бас у Павла окреп и загремел. — Заявка твоя зарегистрирована в канцелярии, ты ее изорвал. Что ж, поставим о твоем поведении вопрос на собрании… Этого ты захотел?

— Хитре-ее-ец! — просипел Семен.

— Конечно! Не имею права быть бесхитростным! — Губы Павла обескровились, он поправил очки. — Земляные работы на перегоне Сузгун — Искерская опережают график. Только мехколонна Кваши застряла в болоте, на еланских траншеях. Бородай благодушествует, тоже, видимо, надеется, что мы откажемся от укладки железнодорожной решетки на раскорчеванный грунт. Но нет, не откажемся! Рывок — и нам аплодисменты. Хотя дело не в них. Мы прорвемся к Искерской, и нам простят пустяковый Шестаковский мост. А мост — это задел! Плацдарм на зиму! На весну! Даже на нынешнюю осень! Мы через него уже в ноябре пустим поезда в тайгу, на просеку. И твоя идея благодаря этому мосту восторжествует. И если ты ни хрена не смыслишь в хозяйственной политике, а только даешь идеи, то занимайся своими инженерными раздумьями и не суй нос в другое! Ясно? Высказывать гениальные мысли — дар, талант, но воплощать их в реальные мосты, дорогу — это плутовство, что ли?

Семен молчал.

— Кто тебе заморочил голову враждой ко мне? Выкладывай!

— Егор Андреевич уверен, что амулет спасет его от несчастий, от опасных идей, которые мы придумали, — глухим голосом нехотя ответил Семен.

— И ты в мистику веришь? — задохнулся от удивления Павел. — Ты дал грандиозную идею, теперь разорвал заявку, шантажируешь меня, обзывал голым королем…

— Егор Андреевич показывал нам не просто амулет, а гемму, — прошептал Заварухин. — Драгоценный камень с трехглавой химерой…

— Зот Митрофанов с вами был? Может, он фокусами вас морочил? Символы, гаданья… Чушь! Идиоты! — Павел резко всучил в растопыренную ладонь Семена деньги. — Иди, к утру холодильник в вагоне должен быть полным.

— А чего купить-то?

— Соображай, не маленький!

— Через четыре недели поезд в Искерскую не пропустить, — помотал головой Семен. — Напрасно ты пообещал. На Еланском болоте выемка не готова, дальше вырубка не сделана.

— Знаю! Но поезд на станцию Искерская мы пропустим! — сухо отрезал Павел. — Сделаем насыпь, и локомотив пройдет. Мы его на плечах, на руках донесем… Это и есть наш путь знания! Ясно?

Семен вышел тихо — и дверь не скрипнула.

Оставшись один, Павел аккуратным почерком вывел на чистом листе бумаги: «Командировать для встречи проверяющего из министерства в город Искер следующих товарищей: В. Ф. Гончеву, С. В. Заварухина»…

В щель неплотно притворенной двери просачивались телефонные звонки и голоса. Аппарат управления жил многоязыким, многоруким, многоглазым организмом, успевал отдавать нужные распоряжения, получать информацию с мест.