Сергей Шведов - Пал Вавилон

— А не от лукавого сие? Мирской славы им хочется.

— Да, тайно мечтают память народную заслужить да ещё и награду за труд при жизни получить от князя или общества.

— Это грешно… Кто думает возвыситься, тот унижен будет!

— Грешно возвыситься над людьми неправедным богатством и незаконной властью, а не трудом и умом своим. Ежели один человек захочет самоутвердиться, потом и целый народ возвыситься возжаждет. Не всё русским согбенным и приниженным ходить да в топи таёжной от врагов таиться. Умная мирская книжка может подарить мечту и указать путь к солнцу из тьмы болотной. И книжек этих у народа должно быть много.

— Немыслимая трудность! Бумажной харатьи не научились делать, печатных буквиц отливать не умеем.

— Люди твои, князь, научились по воздуху летать, за двести пятьдесят вёрст слова передавать и стрелять до самого небокрая, а до книгопечатного станка и бумаги не додумались. Значит, не о том думали.

— Где я писателей сыщу? Из–за моря украдом вывезу?

— Сами народятся, ты только народу волю и бумагу дай. Сначала читателей и писателей будет малая горстка. Писать и читать будут только те, кого перст божий коснулся. Потом печатное слово сделается общедоступным и сплотит читающее общество в единый высокоодарённый народ. Вот так со временем и образуются грозди алмазов–знаний для установления твердыни русского духа… Что, ещё моей настоечки? — усмехнулся купец, когда вспотевший от тяжёлых дум воевода протянул ему пустую чашку.

— КрУгом голова идет от твоего зелья, чародей заморский! А от слов твоих ещё больше в ней туману, в котором всякие помыслы нехорошие роятся.

— Хлебни–ка всё–таки ещё. Руссудительности прибавит.

— Теперь слушай дальше. Мало какой народ доживает до состояния размазни. Обычно соседние народы ещё до того превращают таких выродков в рабов или вообще съедают их. Мы, древлеправославные, людьми остаться всё–таки сумели, когда другие одичали и шерстью обросли. Нас пока что сожрать боятся. Соседи, поминая в своих преданиях и хрониках о способности русских возрождаться, решили нас пока не трогать, а довести до вырождения, а потом уже потрошить. Но колокол уже пробил набат. Время пришло сплачиваться, возрождаться и расселяться, пока земля ещё пустынна после ледникового нашествия.

— Ой, ли? Надежда у нас малая, да и чернецы не велят нам болота покидать. Говорят, сгинем аки обре на чужой стороне.

— А ты меньше верь им! Думаешь, кого перемёрло больше всего в лютых холодах при последнем Леднике?

— Нас, русских.

— А вот и нет, князь. Вымирали поголовно целыми народами южане, кого баловала матушка–природа мягкой зимой, солнечным летом и урожайными дождями. А вы на чёрном хлебе пополам с корой перебились да и по сей день живы.

— Да вот только к весне детишки мрут каждый год.

— Не все перемёрли, остались ведь самые живучие! Потому как цепляетесь за жизнь, со смертью боретесь. Размазня людская вообще к жизни не приспособлена, а тут вам чернецы бубнят: «Ещё одна напАсть свалилась? Делать ничего не будем, только помолимся богу, авось, он нас сохранит. Не сохранит? Значит, по грехам нашим участь. Заслужили кару небесную. Ложись да помирай».

— Чернецы, высокородные да толстосумы кандалами на руках и ногах повисли, купец. Умственный и умелый люд гнетут, отважных воинов и храбрых охотников за последних бездельников и бродяг среди всех прочих держат. Оружие у них отбирают. Русский — значит безоружный, а малые народцы вооружены поголовно.

— Всё потому, что у вас нет князя, а правит вече под шепоток чернецов и толстосумов. Ленивым властителям нужны люди–размазни, а не грамотеи и делознатцы. Силы народные на исходе — народишко вымирает. Чернецы вас загоняют в темноту и пустоту.

— Темнота и пустота царят в преисподней, — перекрестился воевода и сплюнул через левое плечо.

— А народу–размазне на преисподнюю тоже плевать — для них ад уже на земле уготован. Таких пеклом не испугаешь. Внутри мякинного человека — темнота и пустота, а снаружи только нос для обоняния воздУхов обольстительных, язык для услаждения лакомством, глаза для обольщения всем греховным, уши для похабных частушек и срам для блуда.

— И то правда, купец.

— Вы впитываете в себя всё гадкое и грязное, как та жемчужница в реке, только жемчуг в вас не зарождаетесь, а лишь грязь и гадость. Неприятное и трудное для переваривания вы отвергаете. Вам подавай только простое и незамысловатое. Сложное вас тяготит и пугает.

— Верно говоришь, купец. Им бы все новое сломать, да я не даю. И речные корабли с водомётными движителями сохранил, и махолёт, и воздухоплавательный неболёт для перевозки грузов.

— Всё потому, что нет у вас вождя–воителя. В природе у зверей и скотов всегда вожак есть, а не пустословное вече… Что с тобой, княже?

Воевода сомлел и чуть не упал со скамейки.

— Зелье твоё дюже хмельное, купец. А слова твои кружат голову пуще хмеля. Поехали наверх свежего воздуха глотнуть. Да и по часам уже пора на торжище. Народ–то, поди, встал после дневного сна.

— Так вы и счёт времени знаете?

— Суточный часоход? Так у нас его каждый малец ведает. Бляху с цепочкой на шее носит, а по бляхе той искорки бегут, время отмеряют.

Воевода вытащил из–за пазухи белый круг на цепочке. Он был разбит ровными отметинами, по которым скакали искорки, отмеряя секунды, минуты и часы. Отметины обознались буквенными титлами, каждое из которых означало своё число.

Торжище устроили на пасадском выгоне, где сейчас не пасли скот, потому что травостои на лесных полянах и по закраинам болот уже вымахали по пояс рослому здоровяку. Рогатый скот хоть отдохнёт от мха хотя бы на пару месяцев, а то в жнивне месяце уже новый снег выпадет.

Торжище в посаде всегда было действо торжественное, обзорное для всех и каждого. Охочий до зрелищ посадский чёрный люд толпился полукругом у высокого кресла воеводы–нарядчика. Знатному люду позади воеводы поставили скамьи, покрытые шкурами для мягкости. Монастырских в толпе не было, если не считать соглядатаев из недавних послушников, коим велено было внимательно слушать и запоминать каждое слово, чтобы точь–в–точь передать игумену.

— С какой нуждой пожаловал в наши края, честной купец? — громко вопросил нарядчик Тимофей, чтобы его слышали и в крайних рядах.

— Звездочёты сказывают, когда хвостатая звезда небо застила и изменила лик земной, то планиду нашу заковал ледяной панцирь на тысячи лет. Отступая, Ледник привёл за собой с Югов на высокие Севера диковинных зверей. Они остались только у вас после всемирного потепления.