Гильермо дель Торо - Штамм. Закат

Что-то за его окном.

Зак медленно повернул голову, потом резко повернулся всем телом.

Там, непостижимым образом распластавшись по внешней стене здания, висела она. Ее тело было каким-то изломанным, даже вывихнутым; широко распахнутые красные глаза обжигали взглядом. Волосы, тонкие и бледные, наполовину выпали; учительская блузка на одном плече зияла прорехой; обнажившаяся плоть была вымазана грязью. Мускулы шеи раздулись и деформировались; под кожей щек и лба извивались кровяные черви.

Мама.

Она пришла. Зак знал, что она придет.

Инстинктивно мальчик шагнул навстречу матери, но тут увидел, как изменилось выражение ее лица – гримаса боли вдруг уступила место жуткой мрачности, которую иначе как демонической не назовешь.

Келли заметила решетку.

В то же мгновение у нее отвалилась челюсть – буквально отвалилась, как на том видео, – и откуда-то из глубины рта, из-под того места, где раньше был язык, выстрелило жало. С треском и звоном оно пробило оконное стекло и стало проталкиваться сквозь проделанное отверстие. Длины в нем было метра два, на кончике оно сходилось в конус, и, когда жало выщелкнулось до конца, кончик остановился всего в нескольких сантиметрах от шеи Зака.

Ребенок окаменел. Его астматические легкие сжались, он даже вдоха сделать не мог.

На конце мясистого отростка было сложное двузубое разветвление, оно подрагивало и извивалось, словно выкапывая что-то в воздухе. Зак стоял, словно привинченный к полу. Жало расслабилось, и мама, небрежно мотнув головой, втянула его в рот. В следующий миг Келли Гудвезер пробила головой окно – осколки со звоном посыпались вниз – и стала протискиваться внутрь. Еще десяток сантиметров, и жало дотянется до Зака, тогда она преподнесет Владыке своего Самого Любимого.

А еще Зак не мог сдвинуться с места из-за глаз – красных, с черными точками посередине. Он мучительно, до головокружения пытался найти в этом существе хоть какое-то сходство с мамой.

Неужели она мертва, как говорил папа? Или все-таки жива?

Она ушла навсегда? Или она здесь – прямо здесь, в этой комнате, с ним рядом?

Она по-прежнему ЕГО мама? Или принадлежит кому-то еще?

Отчаянно пытаясь достроить мостик между жалом и телом мальчика, Келли Гудвезер с жутким стоном истираемой плоти и хрустом костей протискивала голову меж железных прутьев решетки, точно змея, лезущая в кроличью нору. Челюсть ее снова отвалилась, а пылающие глаза выбрали целью горло Зака – место чуть повыше кадыка.

В спальню вломился Эф. Зак стоял не шевелясь и тупо смотрел на Келли, а вампирша проталкивала голову меж железных прутьев, готовясь нанести удар.

– НЕТ! – заорал Гудвезер.

Выхватив из-за спины меч с серебряным лезвием, он в один прыжок оказался между Келли и Заком.

Следом за Эфом в комнату ворвалась Нора, включая на ходу лампу черного света. Послышалось низкое гудение – казалось, само жесткое ультрафиолетовое излучение испускает этот звук. От вида Келли Гудвезер – этого искаженного человеческого создания, матери-монстра – Нора в отвращении содрогнулась, но ходу не сбавила, лишь выставила перед собой руку с источником света, смертоносного для вирусов.

Эф тоже приблизился к Келли, к ее ужасному жалу. Запавшие глаза вампирши сверкали звериной яростью.

– Прочь! Пошла! – прорычал Эф, как если бы перед ним было дикое животное, пытающееся забраться в дом, чтобы поживиться отбросами.

Он нацелил острие меча на Келли и ринулся к окну.

Бросив на сына последний, мучительно жадный взгляд, вампирша отпрянула от оконной клетки, чтобы лезвие не дотянулось до нее, а потом метнулась прочь по внешней стене здания.

Нора установила лампу на двух пересекающихся прутьях таким образом, чтобы убийственный свет падал на разбитое стекло, – это должно было остановить Келли.

Гудвезер подбежал к сыну. Опустив взгляд, Зак хватался руками за горло, его грудь ходила ходуном. Поначалу Эф подумал, что это от ужаса, но быстро понял, что дело гораздо хуже.

Паническая атака. Зак был весь зажат. Он не мог дышать.

Гудвезер лихорадочно огляделся по сторонам – где ингалятор? Прибор лежал на стареньком телевизоре. Эф вложил баллончик в пальцы сына и направил его руку так, чтобы мундштук попал в рот.

Эф нажал на донышко, ингалятор фукнул, и аэрозоль отворил легкие Зака. Бледность мгновенно сошла с лица мальчика, дыхательные пути расширились, словно в легких надули воздушный шарик, и Зак, теряя силы, осел на пол.

Уронив меч, Гудвезер подхватил мальчика, однако Зак, внезапно ожив, оттолкнул отца и бросился к окну.

– Ма-ма, – прохрипел он.

Отпрыгнув от окна, Келли карабкалась вверх по кирпичной стене. Когти, образовавшиеся на кончиках средних пальцев, облегчали ей задачу. Она взбиралась, словно паучиха, плотно прижимаясь к стене. Ее гнала вверх ярость, неимоверная ненависть к человеку, ставшему у нее на пути именно тогда, когда она ощутила – с той же остротой, с какой мать во сне слышит зов своего ребенка, попавшего в беду, – восхитительную близость Самого Любимого. Горе Зака было для нее как свет маяка, исходящий от души. Его почти безграничная нужда в матери с удвоенной силой отзывалась в ней другой нуждой – вампирской, не имеющей границ.

Снова встретившись с Закарией Гудвезером, Келли увидела перед собой не мальчика. Не сына. Не любовь всей своей жизни. Она увидела часть себя – ту часть, которая все еще оставалась человеческой. Часть, по-прежнему биологически принадлежащую ей – Келли, которой наперекор биологии суждена была вечная жизнь. Увидела собственную кровь, только все еще по-человечески красную, а не по-вампирски белую. Кровь, несущую в себе кислород, а не пищу. Келли увидела дефектную, несовершенную часть себя, насильно удерживаемую от воссоединения с нею.

А она хотела эту часть. Она до безумия жаждала ее.

То была не человеческая любовь. То была вампирская нужда. Вампирская страсть. У людей размножение направлено вовне, оно нацелено на воспроизводство, на рождение и рост потомства; но вампирское размножение направлено в обратную сторону, воспроизводство идет вспять по линии родства, вампир вселяется в уже существующие живые клетки и обращает их, приспосабливая для собственных целей.

Положительный полюс магнита – любовь – становится своей противоположностью, и эта противоположность вовсе не ненависть. И не смерть. Отрицательный полюс магнита – это инфекция. На место разделенной любви, соединения семени и яйцеклетки, слияния наследственных факторов для создания нового уникального существа заступает нечто совершенно иное – извращение репродуктивного процесса. Чужая косная материя вторгается в жизнеспособную клетку и производит на свет сотни миллионов абсолютно одинаковых, идентичных организмов. Здесь нет ни разделенной любви, ни акта творения – есть лишь яростная, разрушительная сила. Это осквернение самой сути оплодотворения, низложение любви. Изнасилование биологии и вытеснение жизни.