Мэтт Хейг - Семья Рэдли

— Значит, твой отец нормально к этому отнесся? — спрашивает Клара, когда ее родители исчезают в «Черном нарциссе».

— Ну, я бы не сказала, что «нормально», — отвечает Ева. — Хорошо, что он был у вас, когда пришла та женщина из полиции. Но по-моему, он все еще не может смириться. Хотя и понимает, что вы не такие, как ваш дядя.

Клара замечает, что мимо машины проходит группа ребят. Самый младший из них весьма симпатичный, может быть, он ей даже ровесник. Бледный, изящный, похож на эльфа. Он смотрит прямо на нее, и Кларе кажется, что его лицо ей знакомо. Потом она вспоминает: это его фотография ей понравилась на Некбуке. Увидев, что она ему улыбается, он стучит по стеклу, и Клара открывает окно. Ева украдкой подталкивает ее локтем в бок.

— Ребята, вы в «Черный нарцисс»?

— Нет, — отвечает Клара, — мой па… наши друзья пошли прикупить для нас несколько бутылок.

Парень кивает, улыбается и протягивает ей бутылку с подписанной от руки этикеткой.

— Хочешь?

— Пока не надо, — говорит Клара, — спасибо.

— Если бываешь на Некбуке, кинь мне сообщение. Меня зовут Рафаэль. Рафаэль Чайлд.

Клара кивает:

— Хорошо.

И ребята уходят.

«Вампиры на двойном свидании», — думает Клара.

Может, не такая уж и дурацкая мысль.

Сидящий рядом Роуэн наблюдает за входом в клуб, ожидая, когда появятся родители. Евина голова лежит у него на плече, и он не сомневается, что все идет как надо. Он даже больше не считает себя чудовищем. Только благодаря тому, что он вампир, Ева осталась в живых, и что бы ни случилось в будущем, о силе, которая вернула Еву в этот мир, сожалеть нельзя.

Он понимает, что в дальнейшем им нелегко будет скрывать свою истинную природу от внешнего мира, но он согласен с тем, что некоторые вещи необходимо держать в секрете. Именно поэтому полицейские не нашли его детских фотографий и писем, которые писала Хелен Уиллу в середине девяностых. Пока Элисон Гленни и другие сотрудники Отдела по борьбе с безымянным хищником извлекали голову и тело Уилла из пруда, Роуэн второй раз за день пробрался в фургон.

Он больше не злился из-за тайны, заключенной в этих фотографиях и письмах. Попробовав кровь матери, он начал сопереживать ей всей душой и, следовательно, был уже не в состоянии на нее сердиться. Он понял, что она все скрывала, чтобы защитить его, и теперь пришел его черед позаботиться о ней.

Так что Роуэн взял коробку спичек, которыми разжигал в пятницу костер, забрал письма с фотографиями, проскользнул между кустами на простирающееся за Орчард-лейн поле и поджег их. Это было приятно. Словно таким образом Питер снова становился его отцом. А еще он почувствовал себя до странности взрослым, словно это и отличает взрослого человека — способность понимать, что следует хранить в секрете.

И в чем необходимо солгать, чтобы спасти тех, кого любишь.

Музыка играет так громко, что, пробираясь через толпу танцующих потных тел, Хелен и Питер не слышат друг друга. Они понимают, что на них, пару типичных немолодых представителей среднего класса, благопристойно и консервативно одетых, все смотрят.

Впрочем, это не имеет значения. В каком-то смысле даже забавно. Питер улыбается Хелен, и она заговорщицки улыбается в ответ.

Они теряют друг друга в толпе, но Хелен этого не замечает и продолжает идти по указателям к гардеробу.

Какая-то девушка дотрагивается до плеча Питера.

Она само очарование. Темные волосы заплетены в тонкие косички, в зеленых глазах — откровенный призыв. Девушка улыбается, обнажая клыки, и проводит по ним язычком. Потом наклоняется к нему и что-то говорит, но громкая музыка заглушает ее слова.

— Что-что? — переспрашивает Питер.

Она улыбается еще кокетливее, гладит его по затылку. На шее у нее татуировка. Два слова: «КУСАЙ ЗДЕСЬ».

— Ты мне нравишься, — говорит она, — пойдем наверх? За занавеску.

Питер вспоминает, что именно об этом мечтал все семнадцать лет. Но теперь, когда он снова уверен в том, что Хелен его любит, ему даже с искушением бороться не приходится.

— Я с женой, — отвечает он и поспешно уходит, пока вампирше чего в голову не стукнуло.

Он догоняет Хелен на лестнице, и в этот момент диджей ставит знакомую песню. Толпа в экстазе, точно как в восьмидесятые.

— Ты точно хочешь? — спрашивает Питер у жены так, чтобы только она его услышала.

Она кивает:

— Уверена.

Потом подходит их очередь, они предстают перед костлявым гардеробщиком с глазами навыкате. Он окидывает их подозрительным взглядом.

— Тут продается кровь в бутылках? — спрашивает Хелен. — ВК?

Ей приходится повторить вопрос — с первого раза гардеробщик не расслышал. Наконец он кивает.

— Нам пять! — Она показывает пять пальцев и улыбается. — Пять!

На полпути домой Роуэн замечает какой-то предмет под маминым сиденьем. Книжку в унылой мягкой обложке, в которой он тотчас узнает «Руководство воздерживающегося».

— Роуэн, ты чего? — любопытствует сестра.

Ева разглядывает книгу в руках любимого:

— А что это такое?

— Открой-ка окошко.

— Роуэн, чем ты там занят? — подает голос Хелен с пассажирского места.

Ева послушно опускает стекло, и Роуэн, размахнувшись, выкидывает «Руководство» на обочину шоссе.

— Руковожу, — смеется он и подносит к губам бутылку, сулящую неземное блаженство.

Не так-то просто привыкнуть к мысли, что твоя дочь, о которой ты заботился и беспокоился семнадцать лет, превратилась в кровожадное ночное существо. А Джереду Коупленду, получше многих осведомленному о жуткой природе вампиров, смириться с обращением дочери было особенно трудно.

Хуже того, ее обратил член семьи Рэдли, кровный родственник человека — если его можно назвать человеком, — ради собственного извращенного удовольствия погубившего женщину, которую он, Джеред, любил больше всего на свете.

Ему больно видеть, как изменилась Ева. У нее внезапно побледнела кожа, радикально изменился режим дня, из рациона совсем пропали овощи, да вдобавок еще и этот мальчишка, Роуэн Рэдли, торчит у них чуть ли не каждый вечер — без всех этих нововведений Джеред прекрасно бы обошелся.

И все же — хорошенькое такое «И ВСЕ ЖЕ», со слона размером — некоторые перемены даже Джеред волей-неволей одобрил. Например, они стали по-настоящему разговаривать. Не спорить, не препираться, как раньше, а разговаривать. О школе, о его поисках работы («Надоело целыми днями сортировать мусор»), о погоде («Пап, а что, солнце всегда так ярко светит?»). Стали делиться теплыми воспоминаниями о Евиной маме.