Мэтт Хейг - Семья Рэдли

И все же — хорошенькое такое «И ВСЕ ЖЕ», со слона размером — некоторые перемены даже Джеред волей-неволей одобрил. Например, они стали по-настоящему разговаривать. Не спорить, не препираться, как раньше, а разговаривать. О школе, о его поисках работы («Надоело целыми днями сортировать мусор»), о погоде («Пап, а что, солнце всегда так ярко светит?»). Стали делиться теплыми воспоминаниями о Евиной маме.

Он счастлив, что дочь жива, и скрепя сердце признал, что для всех будет лучше, если он разрешит ей выпивать бутылку крови раз в неделю.

В конце концов, дома у Рэдли заместитель комиссара Элисон Гленни в его присутствии посоветовала Кларе время от времени пить кровь вампиров, хотя бы для того, чтобы снизить риск очередного приступа ОЖК.

«Если ты перейдешь черту и убьешь еще кого-нибудь, второго шанса тебе никто не даст», — сурово предупредила она.

Так что, не желая поощрять охотничьи инстинкты дочери, Джеред согласился с предложением Хелен Рэдли: по пятницам он будет отпускать Еву в Манчестер за дозой ВК при одном условии — не привозить домой и не пить в квартире.

(А что касается квартиры, похоже, они тут на какое-то время задержатся. Сегодня утром, когда Джеред грузил мусор на главной улице, он увидел Марка Фелта, выходящего из гастронома. Из бумажного пакета у него торчала огромная колбаса. Джеред извинился за задержку с оплатой, объяснил, что теперь у него есть работа и больше такого не повторится. К его крайнему изумлению, Марк улыбнулся и пожал плечами, несмотря на то что деньги Роуэна так и осели в кармане Тоби. «Да не вопрос, amigo, — сказал он и хлопнул Джереда по плечу. — Бывает и хуже».)

И все-таки Джереду приходится несладко. Водоворот тревожных мыслей беспрестанно крутится у него в голове, не давая уснуть по ночам. Вот и теперь, в третьем часу ночи, он лежит, нервничает, и сна ни в одном глазу. В замке поворачивается ключ — это Ева явилась домой.

Он встает, чтобы посмотреть на нее, убедиться, что она в порядке. Дочь сидит в гостиной и пьет кровь прямо из бутылки.

Джеред разочарован.

— Извини, пап, — кается Ева, но глаза ее так и светятся счастьем. — Я просто не хотела пить все сразу. Хоть какая-то должна быть самодисциплина.

Джеред понимает, что ему следовало бы рассердиться, но сердиться ему уже надоело. К собственному удивлению, он садится на диван рядом с ней. Она смотрит какой-то популярный музыкальный канал на минимальной громкости. Еве знакомы эти группы, а Джеред о них даже и не слышал. Ева ставит бутылку на стол. Джеред догадывается, что ей неловко пить при нем.

Какое-то время они болтают о том о сем, потом Ева встает.

— Оставлю на завтра, — говорит она, показывая на бутылку.

Джереда радует ее выдержка, хотя он и подозревает, что делает она это в первую очередь ради него. Ева идет спать, а Джеред остается и смотрит телевизор дальше — там как раз крутят старый клип Дэвида Боуи, «Прах к праху». Когда-то давно, когда еще умел чувствовать и любить музыку, он был горячим поклонником Боуи. А сейчас он сидит и смотрит на парад арлекинов на экране, ощущая лишь какое-то смутное удовлетворение — да и оно, похоже, вызвано витающим в воздухе ароматом. Запах сложный и весьма интригующий, чем больше Джеред о нем думает, тем больше поддается его воздействию, и вскоре ловит себя на мысли: жаль, что он такой слабый. Он ведет носом в направлении источника запаха и ловит себя на том, что наклоняется к открытой бутылке, из которой, словно божественная пыльца, и сочится этот дивный аромат.

Он берет бутылку в руки и подносит к горлышку нос — просто из любопытства. Ему сегодня целых пять часов пришлось терпеть запах бытовых отходов. Вонь от заплесневелых фруктов, прокисшего молока и грязных подгузников стояла у него в горле. Теперь же легко можно забыть о гнили и прочих побочных продуктах человеческой жизнедеятельности. Он мог бы изгнать зловоние и вкусить его полную противоположность. Потерять себя — или найти себя — в этом дурманящем, насыщенном, как сама жизнь, запахе надежды.

Джеред спорит сам с собой.

Это кровь вампира. Она воплощает все, что я ненавижу. Я не могу этого сделать. Ясное дело, не могу.

Ну а если всего глоточек? Крошечную капельку? Вреда ведь от нее не будет, правда? Просто узнать, что это такое. Песня еще не кончилась, а бутылка уже прижимается к его губам, он закрывает глаза и медленно — очень, очень медленно — наклоняет ее.

Вернувшись домой, Питер с Хелен пьют кровь, лежа в постели. Они решили вести себя как культурные люди, поэтому пьют из винных бокалов, купленных в прошлом году перед Рождеством.

Нерешительно сделав несколько глотков, Хелен чувствует себя более бодрой и полной сил, чем когда-либо за последние годы. Она замечает, с каким вожделением Питер смотрит на ее шею, и прекрасно слышит его невысказанный вопрос. Не приятнее ли было бы выпить крови друг друга?

Он ставит бокал на тумбочку, наклоняется к жене и нежно целует ее в плечо. Хелен ловит себя на страстном желании выпустить клыки и забыться в экстазе взаимного кровопития. Но ей кажется, что это неправильно, что это заведомо ложный путь.

— Слушай, — тихо говорит Питер, — прости меня за то, что я тогда сказал.

Хелен не отвечает, она даже не сразу догадывается, за что он просит прощения.

Он поднимает голову от ее плеча и снова откидывается на подушку.

— Ну, за то, что орал на тебя, — поясняет он, словно читая ее мысли, — по поводу крови и остального. И я очень жалею о том, что ляпнул такое о нашем браке. Безответственная чушь, на самом деле я так не считаю.

У Хелен странное ощущение, будто она видит и слышит его впервые. А ведь он все еще хорош собой, отмечает она. Не роковой красавец, каким был его брат, но он милый, и на него приятно смотреть.

Правда, ей от этого грустно. До боли жаль впустую потраченных дней, недель, лет, что она прожила с ним и в то же время без него. И еще: если она надеется действительно начать с ним все сначала, без вранья и каких-либо недомолвок, самое трудное у нее еще впереди.

— Да нет, — отвечает она, — на самом деле ты во многом был прав. То, как я себя… ну, ты понимаешь… Иногда я и впрямь как будто играла чужую роль.

Хелен смотрит на лежащую рядом с кроватью книгу. Ту, которую читала к собранию литературного кружка. Она так ее и не дочитала, но планирует, хотя бы для того, чтобы узнать, чем все кончилось между героем и героиней. Скажет ли он ей, что это он убил всех живших на ферме воробьев, которых она так любила и чья гибель привела к ее срыву? А если он признается, простит ли она его за то, что он лишил ее пения птиц?