Интеллектуальные анекдоты, собранные и прокомментированные Борисом Акуниным - Борис Акунин

- Ты куда в отпуск едешь?

- В Данию.

- Брось! Дания — тюрьма.

- Весь мир — тюрьма.

- Весь мир — театр. А тюрьма — Дания.

Сбирается честный купец, удалой молодец, по торговым делам в тридевятое царство, говорит своим любезным дочерям:

- Дочери мои милые, дочери мои хорошие, каких гостинцев вам привезти?

Старшая просит златой венец с самоцветными каменьями, средняя — тувалет из хрусталю, а младшая молвит:

- Не вези мне, батюшка, самоцветов и тувалетов заморских. Привези мне чудище брутальное для сексуальных утех.

Купец ахнул:

- Что ты говоришь, дитятко?! Как тебе такое и в голову пришло?

Дочка вздохнула:

- Ну тогда вези цветочек аленький.

- Передайте, пожалуйста, сыр фету.

- Афанасий Афанасьевич, возьмите сыр!

Жена Толкиена грозно спрашивает у мужа:

- Та-ак... А где твоё обручальное кольцо?

- Дорогая, ты не поверишь!

Вот как родилась трилогия «Властелин колец».

- Папа, а что, во времена Хармса уже были принтеры?

- Какие принтеры, что за ерунда?!

- Сам посмотри. Рассказ «Письмо»: он пока текст полученного письма не распечатал, думал, что оно не от его друга!

- Так, молодой человек. Какой у вас вопрос по билету? «Влияние Льва Толстого на творчество Михаила Булгакова»? Прелестно. Отвечайте.

- Есть у меня одно предположение...

- Ну-ка, ну-ка. Послушаем.

- Что, если Анна Каренина на самом деле не бросилась под поезд? Пережила все войны и революции. Старенькая, одинокая, ютилась в коммунальной квартире около Патриарших. Однажды пошла в магазин, отстояла в очереди, купила подсолнечного масла, а авоська возьми и порвись...

1950 год, Москва, двор Литературного института. Мальчишка разбил мячом окно и улепётывает от дворника. Бежит, думает: «Господи, ну зачем мне этот пошлый имидж сорванца, гоняющего мяч? Я ненавижу футбол, не люблю улицу. Мог бы сидеть сейчас дома и читать по-испански моего любимого Борхеса. Вот кто никогда никем не прикидывался. Ах, где-то он сейчас?»

В это время на другом конце света Борхес щурится над рукописью, думает: «Зачем я гублю последние остатки зрения здесь, в этой душной комнате, вдали от свежего воздуха? Как мудр мой русский друг Андрей Платонов, который днём подметает улицы на свежем воздухе, впитывает запахи настоящей, а не выдуманной жизни и потом по ночам пишет свои великие тексты. Ах, где-то он сейчас?»

Андрей Платонов, пыхтя, гонится за мальчишкой с метлой и думает: «Догоню сучонка — убью нахер».

Хемингуэй лежит в саду в гамаке. Сосед проходит мимо, спрашивает:

- Отдыхаешь?

- Нет, работаю.

Вечером сосед возвращается, а Хемингуэй потеет, мотыжит грядку.

- Работаешь?

- Нет, отдыхаю.

В Санкт-Петербурге полиция задержала двух студентов, которые ранили таксиста своими высказываниями о творчестве раннего Гумилева.

- Здравствуйте, я бы хотел что-нибудь Диккенса.

- А поточнее?

- Чарльза Джона Хаффема, 7 февраля 1812 года рождения.

- Вы любите Кафку?

- Офигенно! Офобенно грефневую!

Городок у нас суровый, шахтёрский. Половина населения любит стихи Пастернака, другая — Бродского. Из-за этого каждый вечер в парке махаловка.

- Охохо, инда замолаживает... — сказал извозчик, глядя на утреннее небо.

В.И. Даль встрепенулся, записал в своём блокноте: «Замолаживает» в значении «зарождается новый, молодой день». Ах, думает, как поэтично!

- Эка замолаживает-то, — повторил извозчик. — Не повезу я тебя, мил человек, а то вовсе замолозит, конь плостудится.

- Алло, здравствуйте! Тут неподалёку, вперемежку с птичьим клекотом и ненавязчивым шёпотом ветра, будто озаряя багрянцем зеленеющие волны берёзовой рощи, обдавая жаром, словно летнее солнце в разгар знойного, душного июльского лета, испуская лёгкую дымку, подобно густому туману над поблескивающей гладью рассветного озера, распугивая лесных обитателей — работящих бобров, мудрых ежей и беззаботных свиристелей, горит дом-музей Пришвина... Что? Нет. высылать машину уже не нужно.

Субботнее утро, поэт с женой на кухне. Она надрывается, хлопочет по хозяйству. Он мечтательно смотрит в потолок.

Наконец жена не выдерживает. Рявкает на мужа:

— Полей цветы!

Он вдохновенно кивает. Подхватывает:

Пришёл Микеланджело в Ватикан, встречает понтифика.

- Папа, здрасьте!

- Потолок покрасьте.

Из полицейского протокола:

«...Бросал хлеб лебедям, сорвал балет».

Тулуз-Лотрек подсаживается к барышне легкомысленного вида.

- Я Анри Тулуз-Лотрек, — говорит он, глядя на неё снизу вверх. — Тот самый.

Она в ответ гордо:

- А я — натурщица самого Пикассо!

- Видите, как многое нас связывает, — мурлычет Тулуз-Лотрек и лезет ей под юбку.

- Я ведь говорю вам: я — натурщица Пикассо.

- Поэтому я и веду себя так смело. Мы оба люди искусства, свободные от предрассудков.

Его рука забирается выше.

Барышня снова повторяет, как тупому:

- Я — натурщица Пикассо. И то, что вы ищете, находится у меня за левым ухом.

Мужчина женился, рассказал всем друзьям, что его избранница — прекраснейшая женщина на свете: небесной красоты, безупречного вкуса, с космической харизмой. Он даже не хотел её никому показывать,