Эдуард Мухутдинов - Мечи Эглотаура. Книга 1

Сатана представляет все так называемые грехи как поступки, ведущие к физическому, умственному, или эмоциональному вознаграждению.

Сатана — лучший друг, которого Церковь когда-либо имела, так как Он единственный, кто сохраняет этот бизнес все эти годы.

Бодун встречал меня хмуро, закинув ногу на ногу, а руку на руку, развалившись в кресле прямо посреди каменистой площадки, изобилующей щелями, из которых вырывались мутные фонтаны. Одет хозяин Похмелья был как-то необычно, в форменную одежду, никакие знаки различия коей мне, однако, знакомы не были. Впрочем, не так уж много я и знаю, чтобы вот так сразу судить. Может, это мундир кадрового офицера армии Похмелья?.. Я сел напротив него на камень, имевший очертания кресла, с неудовольствием глянул на стаю вохепс, дающую сверху советы на птичьем языке, и воззрился на сидящего.

— Ну, здравствуй, здравствуй, — приветствовал Бодун.

— Что, Бодунушка, невесел, что ты сопельки развесил? — сострил я.

— Фу, как несмешно и пошло, — ответил он. — Это уже твой четвертый визит ко мне, Хорс. Такого быть не может, однако такое есть. Как объяснишь?

— А никак, — пожал я плечами. — Тянет сюда, вот и все. Разве ж я виноват? Все это — только мой сон, и ничто более.

— Да? Как же тогда расценить твои успешные попытки споить исключительно почтенного похмельника — Лема?

— Я его не спаивал, он сам себя споил!

— Я все знаю, Хорс, — Бодун встал, причем мне тоже пришлось встать, из вежливости; подошел вплотную и… навис надо мной. Сколько помню, он всегда был ниже почти на голову, а тут вдруг оказалось, что я могу увидеть его глаза, только задрав голову. Глаза же… были жесткие, холодные, и в них горел странный огонь безумия. Меня пробрала дрожь. Сверху нагло орали вохепсы. — Я все знаю. Любой, кто побывал здесь хоть раз, навечно остается открыт для меня. Ты же четырежды открыт. Не отпирайся.

Ах вот как? Ну ладно же!

— Что ж! Тогда давай устроим допрос с пристрастием, — рассердился я. — Кто я? Что я такое? Что мне нужно здесь и в мире? Какая тварь осмелилась разбудить меня в лесу дебильным телефонным звонком во Вселенной, где и слова-то такого не знают — «телефон»? Какого черта я притащился в этот имбецильный город, таща за собой несчастную девицу и двух копытных, один из которых, к тому же, возможно, еще и демон? Давай, Бодун, отвечай! Если ответишь исчерпывающе хоть на один вопрос, я признаю твое право на привилегии!

Человечек предо мной съеживался и съеживался, пока не принял прежние размеры. Выглядел он сконфуженным.

— Да уж, — пробормотал Бодун наконец. — Верно говорят, не суй другого в колодец — сам упадешь. Ну и вопросики ты задаешь, Хорс Взыскующий Истины. Ты сам-то хоть понял, что наболтал?

Я яростно посопел в ответ.

— Да, Хорс, истина твоя, — признал Бодун. — Прав у меня на тебя нету. На любого другого, даже на Лема — есть. А на тебя нет. Как это ни странно и ни удивительно. Вот и попытался восстановить справедливость. Неудачно, ты уж согласись и не держи зла.

— Зло я буду держать, когда ты у меня кружку пива отнимешь, — постепенно успокаивался я. — Или снова попытаешься той гадостью напоить.

— Упаси Тбп, — испугался Бодун. — Что мне, задница не дорога? Нет, даже не проси!

— Ладно, убедил.

Помолчали. Причем собеседник мой становился все мрачнее и мрачнее, и это было непонятно.

— Скажи, Хорс, — разомкнул он наконец уста. — Скажи, чем тебе не нравится мир?

— Чего-чего?

— Поведай мне, зачем ты вознамерился его уничтожить?

— Ну, знаешь! — Я рассердился, со злостью пнул камень, на котором сидел. Здоровенный булыжник сорвался с места и улетел в поднебесье, провожаемый моим озадаченным взглядом. — Почему каждый, кому не лень, твердит о каких-то замыслах, про которые я слыхом не слыхивал?!

— Так ты что, не знаешь? — Бодун казался сбитым с толку. Забавное зрелище, скажу я вам! — Нет, в самом деле не знаешь?

— Чего я не знаю, провались ты к черту!

Что-то хрястнуло, земля содрогнулась, пошла трещинами, но выдержала.

— Поосторожней со словами, колдун доморощенный, — испугался Бодун. — Не знаю, кто он такой, твой Черт, но к нему в руки попасть почему-то не хочется. А по поводу знания… Если ты и вправду не ведаешь… Что ж, идем, покажу кое-что.

Он развернулся и зашагал по тропинке. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Бодун шел недолго. Тропа вывела к скалам, попетляла немного между ними и внезапно оборвалась. Отвесная стена нависала над бескрайним полем, мрачным и бесплодным, как и все в Похмелье… однако то было не Похмелье. Потому что солнце светило обычное, пусть и заслоненное тучами — тоже обычными, и вохепсы в воздухе не летали. Но летало нечто другое…

Сначала я решил, что в глазах рябит. Потом с содроганием понял, что вся кипящая от горизонта и до горизонта безликая масса — чудовищная армия, собранная из всевозможных существ, каких только можно представить.

— Вот, — сказал Бодун.

Блестели на солнце начищенные доспехи рыцарей, отполированные до блеска наконечники копий, щиты, шлемы, броня. Всевозможные народы были в этом скопище, бесчисленное множество рас, народностей, племен. Бодро шагали маленькие гномы, сжимая топоры и секиры мозолистыми руками, эльфы двигались подобно статуям, холодные, надменные; великаны топали кривыми ножищами, опираясь на палицы; орки и гоблины, перемешавшись, с гоготом и скабрезными шутками шли в общем потоке. Люди… Солнце затмило тучей громадных тел — драконы летели, преодолевая за минуты часы пешего хода, великолепные черные властители воздуха… сейчас они казались совсем небольшими из-за множественности и размеров войска.

Не знаю, каким образом я все ощутил. Не мог, ну просто не мог увидеть топоры гномов, палицы великанов, луки и стрелы эльфов. Даже отряд драконов отсюда казался не больше стаи ворон. Однако ж каким-то загадочным, неведомым образом вся армия, все поражающее своими размерами войско оказалось мгновенно охвачено разумом, каждый воин — от мелкого домового, которого нелегкая судьба лишила крова и понесла в страшный мир, до могучего Эвгульского Змия, самого хитрого и коварного из драконов, — каждый стал мною, а я — каждым из них.

Армия еще не сражалась. Но была готова к битве и шла на поле боя, и лишь небесам было ведомо, когда и где оно возникнет. Если будет нужно — вырубят лес, чтобы появилось…

— Вот, — сказал Бодун, и я вздрогнул, сбрасывая наваждение. — Вот твое предназначение. Ты хотел знать? Так знай.

— Что это? — спросил я, хотя подспудно уже начал понимать.

— Армия Конца Света, дорогой мой эсхатолог. А ты — тот, кто ее возглавит.

— Но… Зачем?

— Так надо. Так суждено.

— Ты стал пророком, Бодун?

— Нет. Всего лишь констатирую факт.

Я помолчал, взирая на чудовищное зрелище. Что это значит, в конце концов?!

— Все они погибнут, — грустно сказал Бодун.

— Почему?

— Их время истекло. Мир требует перемен.

— Перемены иногда нужны…

— Да. Но они есть всегда. И однако порой происходят перемены такие, что содрогается Вселенная.

Бодун помолчал.

— Хотел бы я, чтобы это произошло после меня, — тихо сказал он. — Или до. Но хотеть — одно, а реальность — вот она. Прощай, Хорс. Больше я тебя не увижу. Чувствую. Иди с миром, и постарайся принести миру как можно меньше бед. Прощай.

Бодун ушел. Я слышал его затихающие шаги, но не мог оторвать глаз от армии, проходящей внизу. Там наконец кто-то меня заметил, и все больше и больше взоров обращалось в мою сторону. И, к великому удивлению, сквозь многоголосый гул, висящий над равниной, вдруг прорезалось радостное «Ура!». Я увидел воодушевленные чем-то лица, уродливые, красивые, прекрасные, усыпанные шрамами и просто — никакие, руки, лапы и конечности, которые ни так, ни эдак назвать было нельзя, потрясали оружием в восторженном жесте приветствия… кого? Главнокомандующего? Бога?

Я проснулся. Переход от яркого сна был столь резок, что несколько секунд глаза ничего не могли разглядеть в полусумраке комнаты. Жули рядом не было. Голова раскалывалась от боли. Маленький зеленый тощий субъект резво перебежал из одного угла комнаты в другой. Я встряхнул головой — надо меньше пить, уже зеленые чертики мерещатся; боль взорвалась в висках от резкого движения. Надо бы пожелать себе скорейшего выздоровления. Но было лень… В дверь вяло постучались.

Проклиная все на свете, я выкарабкался из кровати и босыми ногами прошлепал к двери. Там был посыльный, принес официальный пакет. За его спиной маячила любопытная физиономия хозяина постоялого двора и непроницаемая рожа Дуболома, взявшего, видимо, на себя роль телохранителя. Но я расписался в получении и тут же захлопнул дверь перед их носами, предоставив догадываться, чем я тут занимаюсь.