Эдуард Мухутдинов - Мечи Эглотаура. Книга 1

В пакете было приглашение на королевский прием. Ни больше, ни меньше. Кахтугейнис сдержал слово. Но только наполовину, так как приглашение оказалось одно, именное. Для Хорса Потерявшего Память. Для Жули и Бдрыща — нет.

Прием назначался на три часа дня. Поскрипев зубами, я все-таки велел себе избавиться от головной боли. Потом начал соображать, сколько же сейчас времени. Через несколько мгновений понял, что это бесполезно, и открыл дверь, собираясь крикнуть хозяина. Однако он еще был тут. Я спросил его о времени и едва не начал рвать на себе волосы, услышав ответ. Почти два часа пополудни. Едва ли успею привести себя в порядок и успеть во дворец. А ведь еще искать, где он находится!

Впрочем, проблемы решились просто. Идти я решил так, как есть — все равно больше ничего нет. Ждать Жулю уже не имело смысла: как я ни жалел, что, скорее всего, пойду на прием без нее, не пойти сам не мог, — королевское приглашение просто так не игнорируют.

Заплатив хозяину за постой и пообещав при случае заглянуть еще, я собственноручно вывел Пахтана из стойла, причем обнаружил, что Халы там уже нету. Оставалось только недоумевать, куда подевалась Жуля. Сразу почему-то вспомнились ее горькие слезы и грустные слова о расставании…

У меня похолодело в груди. Неужели… Нет, не может быть. Я бросился обратно.

Припертый к стенке хозяин признался, что девушка рано утром собралась, забрала лошадь и уехала, никому не сказав ни единого слова. Причем глаза были на мокром месте. Однако решимость и отчаяние подгоняли ее куда-то, куда, видимо, совершенно не хотелось попасть.

Отпустив хозяина, я тяжело задумался. Что все это могло значить? Жуля была пылкой, страстной, любящей, ответственной девочкой, но только тогда, когда ни от кого не зависела ни сама, ни кто-то другой не зависел от нее. Как только пришло время вернуться под родительский кров, вся ответственность сразу пропала. Она побоялась представить отцу, наверное — богатому купцу, такого безродного бродягу, как я. Да еще и с нагрузкой в виде слабоумного амбала. Любовь? Что бы ни утверждали разные проходимцы, все это вилами на воде написано. Пока великие деяния мои свелись к полному разгрому произведения искусства, которым являлся экзаменационный зал Академии, да нескольких придорожных трактиров…

Видимо, так. Вряд ли ее снова похитили — в городе едва ли не военное положение, и никто не смог бы стянуть даже пирожок у лоточника, не то что девицу из гостиницы. Да и хозяин подтвердил, что она уехала сама.

Поэтому, скрепив сердце, которое все равно обливалось кровью, я оседлал Пахтана, ревниво косящегося на меня, забрался в седло и поехал на прием. Дуболому строго велел дожидаться здесь — не хватало сканадалов, и от себя-то не знаешь, чего ждать. Дорогу указали прохожие, попутно порекомендовав обратить внимание на те-то и те-то достопримечательности… поняли, что я приезжий. Но не до них было! Все мысли занимала Жуля. И только когда гвардейцы остановили Пахтана за уздцы, я очнулся от тяжелых мыслей, увидел, что приехал и решил отложить переживания на потом.

По широкой длинной лестнице я поднялся, сопровождаемый подозрительными взглядами стражи, через три ступеньки понатыканной по краям. Но вид был надменный и высокомерный, и никто не попытался меня остановить. Впрочем, я и не представлял, что бы сказать им. Разве что грамоту показать.

А почему, собственно, я должен чувствовать себя не в своей тарелке? Чем я хуже всех них — аристократов и дворян? Не то ли еще нынче ночью доказывал Кахтугейнису? Так в чем же дело? Вперед!..

Герольд с некоторым недоумением разглядывал меня. Ну да, одет я не столь пышно, как прочие гости, так ведь то — аристократы всякие, вельможи. Им по статусу положено. А тут всего лишь какой-то непонятный тип, недавно потерявший все воспоминания. Куда там до драгоценностей и бархата! Спасибо, что вообще не в тряпье пришел.

— Как представить? — спросил глашатай.

— Хм-м… Скажи так: Хорс Мемраластест, странник в поисках истины.

— Менестрель? Ну так тебе не сюда, для отродья есть служебный вход…

— Я приглашен. И не зови меня отродьем, могу обидеться.

Герольд презрительно фыркнул. Черт, как надоели мне все эти многозначительные пренебрежительные жесты. Ведь потом каются, что не подумали.

— И кем же ты приглашен, менестрель?

— И я не менестрель. Вот билет.

Я протянул картонку. Герольд двумя пальцами взял ее, будто боялся запачкаться, бросил взгляд… Второй. Впился глазами в иероглифы по краям листка и поднял потрясенный взор. Впрочем, он быстро овладел собой. Почтительно отступив, герольд сделал шаг в зал.

— Хорс Мемраластест, Странник В Поисках Истины. — Именно так он сказал, каждое слово звучало увесисто, будто являлось солидным княжеским титулом. Сквозь неприязнь к недалекости этого человека я почувствовал уважение к его профессионализму.

Стражники расступились. Я вошел. Осмотрелся. Толпа.

Люди как люди. Только пороскошнее да поглупее. Есть хитрые и жестокие лица, есть наивные и простодушные; впрочем, немного — такие при дворе долго не выдерживают. Лица властные, угодливые, порочные, сытые, благодушные и фальшивые — то есть лицемерные. Умные, талантливые, осененные печатью божественного происхождения, а также низвергнутые этой печатью с небес; печальные и задумчивые, равнодушные, безразличные, тоскливые, скучающие; красивые, уродливые и непонятно какие; наконец, непроницаемые. Все о чем-то беседуют. Похоже, давно — разделились на кучки, каждая обсуждает свои проблемы. Я неторопливо пошел по зале, мимоходом прислушиваясь к разговорам; ничего интересного, впрочем. Чувствовались заинтересованные взгляды, еще бы — незнакомый человек, ведь при дворе все давно должны друг друга знать, постоянно общаются. Новые, конечно, появляются, это всегда интересно, но через несколько дней он становятся такими же знакомыми и скучными, как и прочие.

Я ощутил эти мысли словно свои и даже поверил, что они мои. Но потом понял, что нечто подобное уже было — во сне, когда якобы беседовал со зданием. От того сна, кроме интересной гипотезы о вестнике, осталось одно неплохое умение — понимать, что ты думаешь сам, а что тебе пытаются внушить или мысленно передать другие. Я невзначай огляделся. Вроде бы никто не глядел слишком пристально. Похоже, просто я улавливаю мысли нескольких людей сразу. Будь человек один, так бы не получилось; но если сразу три или четыре думают об одном и том же, то кто-то с повышенной чувствительностью — я, например — может прочесть их ненаправленные мысли.

— О, вы давно приехали? — защебетала миловидная девушка, преграждая мне дорогу. Ростом она была почти с меня, то есть — довольно высокой. Я пригляделся. Красива. Бархатная кожа, легкий румянец, что так идет молодым, пушистые ресницы, тонкие брови, правильный нос, четко очерченные губы, лишь тронутые помадой, в противоположность некоторым дамам с этой тусовки, с которых помада аж сыпется. Золотистые волосы, необычные, изумрудного оттенка глаза, в которых помимо искреннего интереса явно присутствует острый ум. Как там говорил Ровуд? Красивая женщина обычно дура. Если женщина и красива, и умна, то она стерва. А если не стерва, то — не женщина. Просто ангел спустился с небес и дурит головы смертным… Или это не Ровуд говорил? Хм. Неважно. Девушка явно и красива, и умна. А вот насчет стервозности… Надеюсь, этого узнавать не придется, у меня ведь есть Жуля. Была… — Я здесь вас раньше не встречала.

— Да, я только вчера прибыл в Райа, — важно проговорил я, почему-то чувствуя себя дураком. — Хорс Мемраластест, к вашим услугам.

— Иллина Коос нан-Террад, — сделала реверанс девица.

— Вы родственница короля?

— О, да. Мой дед был младшим сыном внука двоюродной сестры первой супруги государя. Здесь немало подобных родственничков, если позволено будет повторить ваши слова. Но мы особого значения такому родству не придаем, ведь это почти то же самое, что сравнить по предкам корову и верблюда — смех один.

— Действительно, — пробормотал я, пытаясь проследить по генеалогическому древу, какое расстояние отделяет Иллину от короля. Получалась настолько запутанная картина, что мой мозг с ней не справлялся.

— Откуда вы, Хорс?

— О, я из таких далеких краев, что даже сам не помню о них, — а ведь не соврал!

— Вы, наверно, добирались через пустыни, леса и моря, — изумрудные глазки заблестели. — Ой, как интересно! Я так хочу побывать где-нибудь за морем или в Глюкаловых государствах, но отец не пускает. Знаете, больше всего мне нравится Глюкляндия. Это такая романтическая страна, там почти все — герои, нет зла и войн, все счастливы и каждый день веселятся. Ведь так?

— Наверно, — пробурчал я, оглядывая зал и время от времени возвращая взор на собеседницу, чтобы не выглядеть слишком вежливым. — Наверно. Я там не был, к сожалению. — Помнится, Лем рассказывал про Северное Глюкаловое царство несколько иное, но кто я такой, чтобы разбивать наивные детские грезы?