Однажды в Лопушках (СИ) - Лесина Екатерина

Молчание.

— Про бабку поговаривали, будто она ведьма. Сомневаюсь, конечно, ведьма за алкоголика не пошла бы. Но что-то она такое знала. Чему-то научила… кого ты приманил к острову?

Пашка молчал.

Упорно. И с видом таким, что становилось ясно: ничего-то Олег не добьется.

— Ты ничего не докажешь, — выдавил Белов.

— Тут ты прав. Не докажу. Пускай… хотя бы скажи, где его искать? Похоронить надо по-человечески.

Белов скривился.

— Сентиментальным стал? — бросил он презрительно. — Это на тебя женитьба подействовала? А ведь я знал, что ничего хорошего из этой поездки не выйдет. Поперся в какие-то Лопушки, нашел девку…

— Помолчи, а?

— Да ты посмешищем стал, Олежка! И этого тебе не спустят. Нет, Олег, твое время вышло…

Пузырек появился в его руках. Вот ведь, фокусник недоделанный, и где его прятал-то? А главное, пузырек хрупкий, сдави пальцами и треснут, рассыплются пылью тонкие стенки, выпуская темный дым.

Опасный дым.

— Вот, стало быть, как? — тихо спросил Олег.

Странно. И ведь знал… знал, а не верил. С людьми такое бывает, что не хочется им верить в предательство близких.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — И чем я тебе помешал-то?

— Дурью своей невообразимой! Всего-то и надо было, что колечко Инге на палец надеть!

— А потом вы меня все одно убрали бы. Только она думала, что тобой управляет, а на деле все наоборот, верно? Это ты ей идею подкинул от меня избавиться. А потом что? Избавился бы и от неё? Обвинил бы в моей смерти. А там… под скандал многое совершить можно было бы. К примеру, активы на себя перевести. Конечно, все бы ты не получил, но большую часть — вполне.

На губах Белова появилась кривоватая улыбка.

— Ты всегда был проницательным, Олег. Правда, дурноватым. Неуправляемым. Подозрительным. Ты привык думать, что всего добился сам. Но чего бы ты стоил без моей помощи? Без моих советов?

— Не знаю, — честно сказал Олег.

— Я ведь… я ведь заслужил свою долю! Честную! И когда-то ты обещал совладельцем сделать. А потом? Сколько лет прошло, и подзабылось, да? И я всего-навсего наемный рабочий, так?

— Нет.

— Ты перевел мне кое-что, но это мелочи, жалкие крохи, а по справедливости если, то мне половина принадлежит!

Выходит, все просто из-за денег.

Никаких глубинных страстей, никаких тайн кромешных, но просто деньги. Почему-то от этого было обидно.

— Ничего. У меня все еще получится.

— Вряд ли…

— Инга в приступе ревности отравила тебя. Или из-за обиды… или желая обеспечить своему щенку будущее…

— Я и без того о ребенке позабочусь.

— Не позаботишься. Не успеешь, Олежка… и ты прав, ведьмой была не моя бабка. Прабабка… я кое-что застал. Она меня одного почитала толковым, а прочие — гнилье, пустые ветви. Да…

Пузырек-таки треснул.

— То, что Инга дала, хорошо… найдут с её отпечатками. А это…

Дым пополз с ладоней Белова да на пол.

— Девку твою… тоже недолго задержится. Но с ней марать руки не стану, найму кого. А то и вовсе исчезнет с концами. Девка видная, охотники сыщутся.

Змея свивала жирные кольца, становясь плотнее.

Обретая плоть.

Она подняла тяжелую треугольную голову, уставившись на Олега черными угольками глаз. В них чуялась иная, смутно знакомая сила.

— Пусть будет так, — тихо произнес Олег.

— …а что до остального, то… ты прав. Вы мне все надоели! Надоело притворяться, делать вид… гнуть спину! Надоело!

Он крикнул это слишком уж громко, и черные кольца распались, а змея обернулась, столь стремительно, что само это движение её ускользнуло от восприятия Олега.

Пашка и двинуться не успел.

— Нет, — только и произнес он, глядя на черную змеиную голову, что впилась в ладонь. — Нет, нет, нет… такого быть не может! Не может… я…

Он вдруг вскочил и пошатнулся.

— На помощь! — заорал Олег, чувствуя, как истончается нить жизни.

Он ведь не хотел вот так!

Не хотел!

Пашка друг… и они бы договорились. Может, перестали бы быть друзьями, но… договорились бы… и Пашка ушел бы. Получил бы свою долю. Он прав, Олег ведь когда-то обещал, а потом взял и запамятовал.

Нечестно.

— Пашка…

Змея пошла туманом, а под тапочками захрустели осколки пузырька.

— Пашка, не смей…

— Дурак ты… — совершенно ясно сказал Пашка и усмехнулся. — Дурак… я бы… и вправду… не вернулся… незачем… старое место. Жертва.

И умер.

Взял вот так просто и… умер!

Сволочь он, Белов. Но почему-то все равно было больно. Наверное, он, Олег Красноцветов, и вправду сделался слишком уж эмоционален.

Отец глядел хмуро, исподлобья, и от взгляда его пронизывающего Беломиру становилось не по себе.

— Я ж… какая теперь разница! Обошлось же! — сказал Беломир, чувствуя себя на редкость виноватым.

Отец молча перекинул трость из правой руки в левую. Трость была хорошей, гладкой, с простою рукоятью и…

Рукоять эта взметнулась, чтобы опуститься на лоб.

— Мозги отшибешь! — возмутился Беломир.

— Было бы там что отшибать. Стало быть, пошел по особому отделу?!

— Предложили…

— А ты и рад соглашаться? На испытания? Нашли себе овцу…

— Сашка ведь был! Я же ж даже не наследник!

— Не наследник он! — голос отца загрохотал, и Беломир поежился. — Бестолочь! Бестолочь ты круглая, а не наследник!

Трость ударила по плечу, хотя и не в полную силу.

— Сперва позволил над собою измываться. Потом помирать приехал! И ладно бы прилично, как люди серьезные помирают, нет, устроил тут… поминки с концертом!

— Я тогда не в себе был!

— А кто был в себе? Я, что ли?!

— Ну… — Беломир попятился. — Ты всегда…

— Один идиот героически помер, второй… почти помер и решил напоследок опозорить перед всеми…

— Я не нарочно! Ты просто с женитьбой этой пристал, как лист репейный! — трость Беломир перехватил. — Но успокойся уже, все-то в порядке…

— В порядке?! — взревел отец, правда, трость отобрать уже не пытаясь. — В порядке?! Да внука моего едва в жертву не принесли! И сына…

— Не принесли же, — примиряюще произнес Беломир. — Оно ж… даже к лучшему получилось. Я вот женюсь.

Трость убралась от плеча, правда, чтобы другим концом ткнуться в ногу.

— Больно! — возмутился Беломир.

— То есть, уродовать себя — не больно, а отцовское поучение — так больно?

— Это смотря какое поучение!

Затрещина получилась… крепкой. И кто там говорил, что старший Бестужев сдал, ослаб и вовсе готов мир покинуть? Не раньше, чем небо на землю падет.

Почему-то мысль эта обрадовала несказанно. Все-таки… отец.

И появился.

Раньше государевых людей появился. И следил за ними, за государевыми, ревностно, а еще родовых юристов послал, чтоб уж точно не обманули царевы люди бедных детишек.

— Так женишься? — внезапно успокоившись, поинтересовался отец.

— Женюсь.

— И на ком?

— На хорошей доброй женщине… — Беломир осекся. — Ну… может, конечно, не очень и доброй… жрица она. Моры.

Отец крякнул, задумался ненадолго, а после расплылся в предовольной улыбке. Этак поневоле заподозришь, что все случившееся — его рук дело.

Или не рук.

— Чудесно… — он потер руками. — Просто чудесно… свадьбу сыграем в Петербурге… надеюсь, понимаешь, что все должно пройти на высочайшем уровне. Надобно приглашения разослать, особенно Его императорскому Величеству…

Беломир закатил глаза.

— Платье тоже… куда это невеста без платья? Белое…

— Она жрица!

— Тогда красное, но чтобы по фасону, ясно!

— Отец!

— Да?

— А может, мы по-тихому…

Вот как-то сомневался Беломир, что его жрица обрадуется этакому пафосу. Да и… не только пафосу. Сплетни пойдут. Слухи. И найдется кому намекнуть невесте, что жених-то с подвохом. А жениху, что и невеста не больно-то хороша, не так и родовита, не знатна, не… в общем, от мыслей подобных заныли зубы.