Роальд Даль - Мой дядюшка Освальд

«Прошу извинить за неожиданное вторжение, — умоляющим тоном произнесла я. — Вы меня простите?»

«Я прощу вас только в том случае, если буду уверен в чистоте ваших помыслов», — заявил он.

«Они чисты, как дева Мария», — ответила я.

«Сомневаюсь, — возразил он. — Женщина никогда не приходит к мужчине без задней мысли. Я много раз подчеркивал этот факт в своих пьесах. Существо женского пола, мадам, это хищное животное, которое охотится на мужчин».

«Какая глупость, — возразила я. — Мужчина — вот кто охотник».

«За всю свою жизнь я ни разу не охотился на женщину, — заявил он. — Это женщины охотились на меня, а я бежал от них, как затравленная гончими лисица. Прожорливые создания, — добавил он, выплевывая виноградные косточки. — Прожорливые, хищные, всеядные твари».

«Да ладно вам, — махнула я рукой. — Все время от времени выходят на охоту. Женщины охотятся на мужчин с целью выйти замуж, ну и что в этом плохого? А вот мужчины охотятся на женщин потому, что хотят затащить их в постель. Куда положить виноград?»

«Отнесем его в хижину», — он взял у меня гроздь и вошел в сарай. Я последовала за ним, моля Бога, чтобы девять минут поскорее прошли. Он уселся в плетеное кресло, поглядывая на меня из-под кустистых бровей. Я быстро села на второй свободный стул в комнате.

«Вы смелая юная леди, — заметил он, — Я ценю смелость».

«А вы говорите всякие глупости о женщинах, — заявила я. — По-моему, вы ни черта в них не смыслите. Вы когда-нибудь были страстно влюблены?»

«Типично женский вопрос, — фыркнул он. — Для меня существует только одна страсть. Страсть интеллекта».

«А как насчет плотской страсти? — поинтересовалась я. — Для нее у вас нет места?»

«Нет, мадам. Декарт получал гораздо большее наслаждение от жизни, чем Казанова».

«А Ромео и Джульетта?»

«Детская любовь, — отмахнулся он. — Вздор».

«Вы хотите сказать, что ваша пьеса „Цезарь и Клеопатра“ сильнее, чем „Ромео и Джульетта“»?

«Несомненно», — ответил он.

«Да вы наглец, мистер Шоу».

«И вы тоже, юная леди, — он взял со стола лист бумаги. — Послушайте, — сказал он и начал читать своим визгливым голосом: „… в конце концов, тело всегда вызывает скуку, Только мысль остается навеки прекрасной и интересной, потому что мысль — это жизнь…“»

«Разумеется, в конце жизни тело вызывает скуку, — не дослушала я. — Вы говорите очевидные вещи. Но в моем возрасте оно не позволяет скучать, оно — сочный фрукт».

«А теперь попрошу вас оставить меня в покое, — заявил он. — Вы дерзкая и хорошенькая, но это не дает вам права отнимать у меня время. Благодарю за виноград».

Я взглянула на часы. Оставалось всего чуть больше минуты. Необходимо было продолжить разговор. «Хорошо, я уйду, — пообещала я, — но взамен винограда мне бы хотелось получить автограф на одной из ваших знаменитых открыток».

Он потянулся за открыткой и подписал ее. «Ну а теперь уходите, — сказал он, — я и так потратил на вас слишком много времени».

«Уже ухожу», — сказала я, теребя платье и пытаясь растянуть секунды. Девять минут уже прошли. О жук, милый, дорогой жук, где же ты? Почему ты меня оставил?

— Какой кошмар, — посочувствовал я.

— Я была в отчаянии, Освальд, жук никогда раньше меня не подводил. «Мистер Шоу, — я остановилась у порога, пытаясь придумать предлог, чтобы задержаться, — я обещала своей дорогой матери, которая считает вас Богом-отцом, задать вам один вопрос…»

«Вы нахалка, мадам!» — рявкнул он.

«Я знаю, знаю, но, пожалуйста, ответьте. Вот ее вопрос. Это правда, что вы осуждаете всех творцов, которые создают произведения искусства исключительно ради искусства?»

«Да, мадам».

«Значит, просто красоты недостаточно?»

«Нет, — ответил он. — Искусство должно отвечать воспитательным целям, служить обществу».

«Как же, по-вашему, служил обществу Бетховен или Ван Гог?»

«Вон отсюда! — рассвирепел он. — Я не желаю препираться!»

— Он замер на середине фразы. Потому что в этот момент, слава Всевышнему, жук наконец до него добрался.

— Ура! Ну и как, сильно ему досталось?

— Не забывай, мы дали ему тройную дозу.

— Я помню. Рассказывай дальше.

— По-моему, Освальд, давать тройную дозу небезопасно. Я больше не буду этого делать.

— Здорово его тряхнуло, да?

— Первая фаза была просто сокрушительной, — призналась Ясмин. — Как будто он сидел на электрическом стуле, а кто-то повернул выключатель и пропустил через него миллион вольт.

— Настолько ужасно?

— Слушай дальше. Его тело оторвалось от стула и застыло в воздухе, изогнувшись дугой, его сотрясала мелкая дрожь, глаза вылезли из орбит, лицо перекосилось.

— О Боже!

— Я перепугалась до смерти.

— Еще бы!

«Что теперь делать? — в отчаянии думала я. — Искусственное дыхание, кислород, что?»

— Ты не преувеличиваешь, Ясмин?

— Да нет же, Освальд! Его всего перекосило, он застыл, как парализованный, и задыхался. Он не мог говорить.

— Он был в сознании?

— Кто его знает.

— Ты думала, что он отдаст концы?

— Пятьдесят на пятьдесят.

— Ты правда так думала?

— Ты бы его видел!

— Боже правый, Ясмин.

— Я стояла в дверях и думала: судя по всему, старый осел уже написал свою последнюю пьесу. «Эй, мистер Шоу! — крикнула я. — Подъем!»

— Он тебя услышал?

— Сомневаюсь. Сквозь усы проступила какая-то белая жидкость, напоминавшая соляной раствор.

— Сколько все это продолжалось?

— Пару минут. И в довершение ко всему я начала волноваться за его сердце.

— Господи, а сердце-то при чем?

— Его лицо побагровело.

— Асфиксия?

— Наверное, — кивнула Ясмин. — Очень вкусный бифштекс, Освальд.

— Да.

— И вдруг он пришел в себя. Он часто заморгал, взглянул на меня, издал какой-то вопль, напоминающий воинственный клич индейцев, вскочил с кресла и начал срывать с себя одежду. «Ирландцы наступают! — голосил он. — Препоясывайте чресла, мадам! Препоясывайте чресла и готовьтесь к битве!»

— Значит, он все-таки не совсем евнух.

— Пожалуй, да.

— Как тебе удалось надеть на него резинку?

— Когда они впадают в неистовство, существует только один способ, — усмехнулась Ясмин. — Я мертвой хваткой вцепилась в его член и пару раз ущипнула, чтобы удержать его на месте.

— Ой-ой-ой.

— Очень эффективное средство.

— Охотно тебе верю.

— Их можно, как на веревочке, увести за собой куда угодно.

— Не сомневаюсь.

Я сделал глоток «Боне», смакуя его вкус. Вино оказалось вполне сносным, что большая редкость для деревенской гостиницы.

— И что было дальше? — спросил я.

— Хаос. Деревянный пол. Кошмарные синяки. Полный набор. Но я еще не рассказала тебе самого интересного, Освальд. Представляешь, он толком не знал, что делать, пришлось его научить.

— Он в самом деле был девственником?!

— Судя по всему, да. Но он схватывал все на лету. Никогда не встречала столько энергии у мужчины шестидесяти трех лет.

— Вот что значит вегетарианская диета!

— Возможно, — Ясмин подцепила вилкой кусочек почки и отправила его в рот. — Но не забывай, что у него абсолютно новый аппарат.

— Что?

— Новый аппарат. Большинство мужчин его возраста уже более или менее поизносились. Я имею в виду их инструмент. После столь длительного использования он начинает давать сбои.

— То есть тот факт, что он был девственником…

— Вот именно, Освальд. Его новенький инструмент никогда не был в деле. Соответственно — никакого износа.

— Пришлось сначала его немного обкатать, да?

— Нет, — покачала головой она, — Он не стал его щадить, сразу запустил на полную мощность. А когда до него дошло, он завопил: «Теперь я понимаю, о чем говорила миссис Пэт Кэмпбелл!»

— Так что же, в конце концов тебе пришлось доставать свою верную булавку?

— Естественно. Но знаешь, Освальд, после тройной дозы они ни черта не чувствуют. Для него это был комариный укус.

— Сколько раз ты его уколола?

— Пока рука не устала.

— И как же?

— Есть другие средства, — туманно ответила Ясмин.

— Ах, вот как. — Я вспомнил, что делала Ясмин с А. Р. Уорсли, чтобы сбежать от него. — Он подскочил?

— Он взлетел вверх на целый метр, — засмеялась она. — Я успела сорвать с него резинку и выскочила за дверь. После тройной дозы уходить приходится в спешке.

Таков был рассказ Ясмин. А теперь позвольте мне продолжить ее историю, начиная с того момента, когда в наступающих сумерках я тихо сидел там в машине и ждал ее возвращения. И вдруг я увидел Ясмин, которая с растрепанными волосами галопом мчалась по садовой дорожке. Я быстро открыл ей дверцу, но она не села в машину. Вместо этого она бросилась к капоту и схватилась за заводную рукоятку. Не забывайте, в те времена еще не было автомобилей с автоматическим пуском.