Наринэ Абгарян - Манюня

-Кто эти девочки, Света?- спрашивает она.

-Это Надина дочка со своей подругой, они почему-то прятались за смородиной и вытоптали мне все грядки с зеленью!

Ася изгибает бровь. Откуда-то из памяти всплывает слово «луноликая» и подпрыгивает невидимым мячиком на кончике моего языка. «Луноликая»,- украдкой шепчу я, приноравливаясь к непривычному звучанию слова.

Тем временем луноликая облокачивается на перила веранды. «Странные какие-то вы девочки, зашли без спросу, вытоптали грядки, вас сюда кто-то звал?»- фыркает она.

-Да я их сто лет знаю,- заступается за нас тётя Света, но её прерывает скрип открывающейся калитки. Тётя Света улыбается и теплеет лицом.

-Мама, тётя Света, мы видели в небе большого орла,- раздаётся за нашими спинами радостный детский голос. Мы оборачиваемся. К дому бежит маленький кудрявый мальчик в голубенькой футболке и клетчатых шортах. Следом за ним идёт Олег. Заметив нас, он останавливается, и моментально расплывается в широкой улыбке.

-Ааааааа, Зита и Гита, это снова вы? Пришли за новым букетом крапивы для занятий йогой?

-Какие ещё Зита и Гита?- обратно начинает сильно недоумевать тётя Света. У тёти Светы привычным маршрутом вылезают глаза и всячески грозятся отделиться от хозяйки и пуститься в свободное плавание.

Олег молчит и улыбается. Он прекрасен, как неженатый тронный принц в одном отдельно взятом сказочном королевстве.

-Пойдём,- Маня не выдерживает сияния, исходящего от Олега, и дёргает меня за локоть.

Она делает несколько стремительных шагов, потом вдруг останавливается как вкопанная. Я больно налетаю на неё. Манька отодвигает меня рукой и оборачивается к веранде. Застывшим Маниным лицом вполне себе можно колоть орехи или вбивать аршинные гвозди в бетонную стену. Если быстренько снять с её лица гипсовый слепок и всяко разно его раскрасить, то не исключено, что можно будет потом его выставить в нашем краеведческом музее как ритуальную маску ацтекского бога войны Вицлипуцли.

С минуту моя подруга сверлит немигающим тяжёлым взглядом дыру где-то в районе префронтальной зоны правой лобной доли Аси. Шумно выдыхает.

-Никогда!

Оборачивается далее маской Вицлипуцли к Олегу, выплёвывает по слогам,- ни-ког-да!

Улыбка застывает на лице Олега. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но Маня предостерегающе поднимает ладонь. Олег замирает. Маня обходит его брезгливой дугой и прёт танком к калитке. Я еле поспеваю за ней.

-Наринэ, вы куда?- тёте Свете всё неймётся, тёте Свете уже безразлична судьба её оттопыренных глаз,- девочки, что с вами?

Возле калитки Манюня оборачивается и выкрикивает, торжествуя:

-Никогда! И ни за что!!!

Занавес.

***

Так прошёл первый день любовного настроения моей Мани. Поздно вечером, когда мы уже лежали в постели, тётя Света с Олегом и Асей заглянули на огонёк к моим родителям. До нас долетали обрывки разговора и взрывы хохота, потом наступила внезапная тишина, кто-то забренчал на гитаре и запел низким, чуть хрипловатым голосом «Арбатского романса старинное шитьё». Манечка мигом села в постели, на фоне ночного окна смешно вырисовалась торчащими вразнобой ушками её круглая голова, она обернулась ко мне и трогательно выдохнула – это ОН!

Уснули мы с глубоким чувством выполненного долга.

***

Второй день начался Маниными ритуальными занятиями на скрипке. Занятия периодически прерывались громкими «не хочу», «надоело» и «почему я должна, а Нарка нет?»

Почему Нарка нет, потому что Нарке в кои веки повезло, и её взяли в класс фортепиано, а не флейты, например. А кто дурак перевозить фортепиано на лето из квартиры на дачу?

Пока Маня мучила скрипку, я возилась со своей младшей сестрой Сонечкой –отбывала наказание за Манюнины страдания. Мама решила, что так будет справедливее. Мы с Сонечкой, контуженые Маниной игрой, тихо перекладывали кубики и лепили пластилиновых уродцев.

Сразу после занятий, пока я убирала игрушки, Манька выскользнула за порог. Через какое-то время она заглянула обратно, пойдём, шепнула конспиративно мне.

-Куда?- напряглась мама,- снова к тёте Свете? Она рассказала нам про все ваши проделки, как вы грубили Олегу и вытоптали грядки с петрушкой. Разве можно так себя вести, девочки?

-Мы больше не будем, тётьнадь,- забегала глазами по лицу Манька и кивнула мне – пойдём что покажу!

Я выскочила за порог. Манька поволокла меня за угол и протянула таинственный свёрток.

-Вот!- сказала она торжествующе.

-Это что такое?- я с подозрением сначала пощупала, а потом принюхалась к странному свёртку – доверия своим видом он у меня не вызывал.

-Это подарок,- Манька с трудом скрывала своё ликование,- для него! Здорово я придумала?

-В смысле для него. Для кого это для него?

-Нарка, какая же ты недалёкая! Для Олега. Ну чего ждёшь, разворачивай скорее!

Я осторожно развернула мятый «Советский спорт». Под ним обнаружился свёрнутый пухлым конвертом лист лопуха. Внутри лопуха лежал камень размером в большую картофелину сорта Удача.

-Это что такое?

Манька бережно завернула картофель обратно в лопух.

-Мы же помогали твоей маме заворачивать в виноградные листья фарш на долму, помнишь?

Я помнила, конечно. Сначала мы напросились помогать маме, а потом подглядели в кухонное окно, как она выковыривает из кастрюли наши «шедевральные творения» и по новой заворачивает фарш в виноградные листья.

-Вот,- Манька посмотрела на меня торжествующе,- я уже практически хозяйка, и Олег должен об этом знать!

-И что он должен с этим камнем делать? Есть его?- я никак не могла взять в толк, зачем Мане этот свёрток.

-Глупышка,- Манька смерила меня снисходительным взглядом,- зачем его есть? Хотя,- призадумалась она,- мало ли что едят люди, которые стоят на голове, может, они камнями питаются, я же не знаю. Вот выйду за него замуж, расскажу тебе, что да как. А свёрток этот просто подарок - он полюбуется на мою искусств… искунст… исскустсую стряпню и сразу влюбится в меня.

Был замечательный летний полдень. Солнце стояло уже высоко, но, как часто бывает в высокогорье - совершенно не припекало. Воздух был звонким и чистым, и невесомым, словно пёрышко. С каждым вдохом он наполнял лёгкие газированными пузырьками счастья – хотелось взлететь и бесконечно парить над землёй.

Всё и вся вокруг радостно тянулось навстречу погожему солнечному дню. Всё и вся! Кроме Мани. Мане было не до банальных розовых соплей.

Маня вышла на тропу войны.

Когда мы уходили со двора, мама высунулась в окно:

-Куда это вы собрались, девочки? Скоро обедать.

-Мы быстренько!

Идти до тётисветыного дома было всего ничего, минут семь размеренным шагом. Труднее всего было найти способ передать подарок Олегу так, чтобы этого не видела его жена. Потому что мы не горели желанием снова расстраиваться из-за её красоты.

-Ничего, что-нибудь на месте придумаем,- подбадривала меня всю дорогу Манечка. Но скоро мы были на месте, а совместный мозговой штурм не давал результатов.

-Давай кинем подарок им во двор,- предложила я.

-Ага, а потом его найдёт эта фифа Ася и решит, что он предназначался ей! Ещё чего!

Маня была абсолютно права – нельзя допускать, чтобы символ её бесспорного кулинарного таланта достался врагу. Кидать нужно было метко, и желательно именно в Олега. Осталось дождаться, чтобы он вышел во двор и какое-то время побывал недвижной мишенью. Тогда мы успели бы прицелиться и метко запулить в него драгоценным свёртком.

В томительном ожидании прошла вечность. Мы, затаив дыхание, ждали, когда же выйдет Олег. Из дома раздавались негромкие голоса, слышался перезвон посуды.

-Обедают,- протянула я, в животе предательски заурчало.

-Ага,- Манька громко сглотнула,- страсть как кушать хочется!

Мы прождали вторую вечность. Вторая вечность тянулась ещё дольше, чем первая. Живот от голодного урчания ходил ходуном.

-Давай сосчитаем до ста, если к тому времени Олег не выйдет во двор, то мы сбегаем домой, поедим, а потом вернёмся дожидаться его по новой,- не выдержала я.

-Давай,- согласилась Маня,- только, чур, не мухлевать!

Через минуту мы чуть не подрались – Маня говорила, что я считаю очень быстро и специально заглатываю окончания слов, и это нечестно, а я отвечала, что она чересчур медленно считает и растягивает слоги.

-Дура,- ругалась Маня,- что же ты так частишь, не двцтьдв, а двааад-цать два!

-Сама ты дура,- громкое урчание в животе заглушало мой злой шёпот,- какая разница как я называю цифры, главное, что я не сбиваюсь со счёта!

Ещё немного, и мы бы, наверное, покалечили друг друга муляжом долмы, но вдруг с той стороны забора раздался тоненький голосок: