Сергей Романов - Байки под хмельком

Но Борькин кот не вписывался ни в какие ворота. Он был раскормленный, облезлый и страшный, все время заунывно мяукал, и, в конце концов, кто-то из студентов в тайне от Борьки снес котяру подальше от общежития.

И Мосин с тоски запил. Какие там лекции и семинары! Неизвестно, где филолог-первокурсник находил деньги, но «под шафе» он был каждый день. С таким же неуспевающим в учебе собратом они набирались в подвальном этаже общежития, где располагались прачечная, душевые и подсобные помещения.

Надо заметить, что в подвальное помещение отваживались спускаться только самые храбрые студенты. Подвал просто был нашпигован крысами и вся женская половина общежития предпочитала мыться в городской бане. Комендант пробовал бороться с пасюками, всюду расставлял крысоловки, но его затея не имела никакого успеха.

Борьку крысы нисколько не пугали. Мало того, однажды в комнату он притащил огромного пасюка, которого кликал Нюркой. Под молчаливое недовольство сожителей, сшил крысе шлейку и обзавелся кожаным поводком. С того дня с Нюркой Мосин расставался только при большой необходимости, задвигая клетку глубоко под кровать.

Упитанная самка оказалась столь же склонной к алкоголю, как и сам Борька. В часы расслабухи он наливал в блюдце портвейна или водки, разбавленной валерьянкой и ставил посудину перед Нюркой. Та никогда не отказывалась от угощения. А потом начинался спектакль.

Борька выходил из комнаты с крысой на поводке и, шатаясь, дефилировал по длинному коридору. Пьяная Нюрка то шарахалась из стороны в сторону, то падала на пол, то старалась запутаться в ногах не вовремя покинувших свои комнаты девчонок. Визг стоял на все общежитие. А красная рожа Борьки лишь щурилась от удовольствия.

Иногда, чтобы подлить масла в огонь, он показывал пальцем на группу зазевавшихся филологичек и командовал: «Фас! Взять ее!» И когда они с душераздирающими криками рассыпались в разные стороны Мосин приказывал: «Искать, Нюрка, искать…»

Слух о дрессированной пьяной крысе все-таки дошел до комендантши. Она долго не могла поверить, что в её ведомстве кто-то может развлекаться подобным образом.

Пожилая женщина зашла в Борькину комнату и присела к нему на кровать.

Ну, показывай, Боря, что там у тебя за новый зверь объявился?

— Нутрия, Марь Павловна, — нехотя поднял голову с подушки Мосин.

— Показывай.

— Она спит.

— Показывай.

— Она дрессированная, живет по расписанию и лучше её не тревожить.

— Показывай. — В третий раз беспристрастным голосом попросила комендант.

Борька тяжело вздохнул:

— Ну, что ж, вы сами этого хотели.

Он заглянул под кровать и потянул за поводок, волоча крупное тело пасюка. Нюрка не шевелилась — спала с жуткого похмелья. Но когда он вытянул крысу на яркий свет, Нюрка проснулась, рванулась и с испугу стала взбираться по комендантским колготкам прямо под рабочий халат. Поводок в это время случайно отцепился. Комендантша подскочила как ошпаренная, принялась скакать по комнате, но Нюрка, видимо, боясь упасть, крепко держалась на бедре. Под халатом.

После этого случая, Борьку отчислили. Не за хулиганство. За неуспеваемость. А комендантша в очередной раз снова объявила компанию по борьбе с пасюками. В подвальном помещении регулярно хлопали крысоловки. Но тварей меньше не стало…

1997 г.

Одна хозяйка лохматой болонки мне рассказывала, когда мы прогуливались с собаками по лесопарку интересную историю.

Каждый собачник знает и сможет, конечно, также сможет рассказать о своем питомце множество всяких развлекательных баек. Но, как правило, они сильно не разнятся: кто-то что-то у кого-то съел, кто-то на кого-то зарычал, подрался, погнался, вернулся, и все остальное в том же духе. Но эта мне показалась забавной.

Однажды вечером вышла она со своим Кузей, как звали «болона» для обычных собачьих дел. Прогулку они начинали вдоль какой-то долгостройки. Всегда шли вдоль закрашенного зеленой краской забора, который ограждал строительство, и Кузьма частенько поднимал на него лапку. Понятно зачем.

Так вот, хозяйка редко отпускала «болона» на волю, и почти всегда держала его на длинном поводке. Даже тогда, когда он делал это самое дело. И тут как раз встретила давнюю знакомую, такую же как и она заядлую собачницу, да к тому же владелицу болонки-девочки. Кузя в это время поднял лапку.

Пока они здоровались, обменивались расспросами о здоровье своих питомцев, — Кузя все писал. Ну, накопилось у собаки. Хозяйка стояла к любимцу спиной и не наблюдала за процессом. Но у подруги с каждой секундой глаза округлялись, когда она смотрела в сторону собаки. В том месте, где задрал на забор лапу «болон» была приличная вдавленность в асфальте. И вот эта самая вдавленность очень даже быстро заполнялась мощным потоком этого самого дела. Какой струей на забор брызгал Кузя, женщины видеть не могли туловище собаки не позволяло. А яма все заполнялась и заполнялась. Наконец, знакомая не выдержала и спросила, дескать, вы что своего собачонка всю неделю на улицу не выводили? И кивнула головой в сторону лужи. Хозяйка наконец оглянулась на свою собачку и обомлела: в её питомце не было столько веса, чтобы наделать такое озеро.

А Кузя по-прежнему держал лапку над забором. И не ослабевал мощный поток. Между прочим, знатоки утверждают, что собаки могут опорожняться не меньше чем люди, и процесс порой занимает до четырех минут. Ну, понятно, если бы это были доги или кавказские овчарки. Но «болон»!

Несколько прохожих также остановились и с изумлением наблюдали за подвигами портативного Кузьмы. И когда раскрасневшаяся хозяйка не выдержала и хотело было потянуть за поводок, Кузя сам все закончил, подбежал к хозяйке и весело завилял хвостом.

Что могли подумать женщины? Несколько секунд, пораженные увиденным, шли молча, пока забор не кончился. А с другой стороны появились два бомжа. И тот и другой застегивали ширинки на помятых брюках. И один сказал:

— Ну, что ещё по пивку? Я угощаю…

1997 г.

На своем веку я немало повидал страстных кошатников и собачников. Знал людей, которые увлекались разведением крыс и хомяков, попугаев и канареек, черепах и ящериц. Довелось бывать в гостях у любителей аквариумных рыбок, в квартирах которых размещалось по десятку, а то и больше аквариумов. Но встречаться с обожателем хищных щук никогда не приходилось. А он, Виктор Половцев, был действительно обожателем этой озерной породы. Мало того, его увлечение переросло в настоящую страсть.

Мы познакомились с ним, когда я на месяц приехал к шурину в Шуровское. Тихую сибирскую деревеньку, затерявшуюся среди небольших озер, речных проток и бесчисленных березовых и сосновых перелесков.

В тот же день шурин повел меня на край деревни, где по его словам жил самый заядлый щукарь Сибири. На крылечке сидел парень лет тридцати и распутывал жерлицы. Мы познакомились.

Продолговатое худое лицо, густая шевелюра, которая по-видимому в последний раз расчесывалась ещё при царе Горохе, оттопыренные уши, рот, как говорят, до ушей, тонкие губы. И нос… О, что это был за нос! Узкий, длинный, с вздернутым кончиком, опоясывал который, двойной глубокий шрам. Можно было подумать, что Витькин нос кто-то дважды прострочил по кругу на швейной машинке.

Он нисколько не стушевался, когда я прилип взглядом к его носу и, улыбнувшись, бросил: «Щучьи зубы». Боже мой, как я хотел в ту же секунду удовлетворить свое профессиональное любопытство и спросить, как это его угораздило сунуть нос в щучью пасть. Но удержался, боясь обидеть нового знакомого и будущего партнера по рыбалке.

Когда он на мое приветствие протянул руку, я заметил, что средний и указательный пальцы Виктора также были проштопаны на «швейной машинке». Но на этот раз он объяснять ничего не стал.

— Порыбалить приехал? — бережно отложил он жерлицы и впился взглядом в бутылку «Столичной», которую я выставил на крыльцо, — Отчего же не порыбалить? Подожди, я только стакан принесу…

Он сам обслужил себя и налил полный стакан. Запрокинул голову, и кадык на его длинной шее заходил словно мощный шатун. Поставил пустую посудину обратно на крылечко, сорвал с грядки несколько перьев лука и вернулся к теме:

— Порыбалим. Только вот щучий жор закончился. Но штуки по три-четыре все равно поймаем.

— Я слышал у вас карась хорошо нынче идет…

— А что карась? Карась разве рыба? Дура, а не рыба. Кожа да кости. За час — полведра. Я каждое утро езжу за карасем. Для щук.

— Для кого? — не понял я.

— Для щук. Вон они у меня в металлическом кузове живут. Кормить-то их надо!

— В поддоне?

— А что же для них бассейн строить, что ли? И кузов сойдет.

Он взглянул на меня и понял, что я требую доказательств. Аккуратно заткнул пробкой бутылку, сунул её в карман допотопного пиджака и поднялся.