Коллектив авторов - Одесский юмор: Антология

От Фанкони выходят два одессита. Швейцар подает им пальто. Один из одесситов достает два рубля и дает их на чай швейцару. Другой на улице уже с изумлением спрашивает «щедрого»:

– Ты с ума сошел?! Кто же дает на чай два рубля!

– Эге! Зато посмотри, какое пальто он мне подал!

– Вы что больше любите: рояль или скрипку?

– Я, собственно, скрипку!

– Нежнее, не правда ли?

– Нет, я не потому! А просто – скрипку легче за окно выбросить.

– Представь себе, Ирочка призналась мужу во всех своих неверностях…

– Что ты?! Какое мужество!..

– Скажи лучше: какая память!..

На экзамене истории профессор спрашивает студента:

– Как древние славяне смотрели на женщин?

– С удовольствием! – отвечает тот.

Женщине 60 лет, мужчине 20 – женщина старше мужчины втрое.

Через двадцать лет… Женщине 80, мужчине 40 лет – женщина старше мужчины всего вдвое.

Fatalite!

– Пьеса, кажется, имеет успех: никто не свистит.

– А ну попробуйте-ка одновременно зевать и свистеть!

В один прекрасный день певец Деригорло встал утром с левой ноги.

– Гм!.. Марья!.. А Марья! – рявкнул он во всю глотку. – Давай сапоги!

И с ужасом почувствовал, что в горле у него что-то дернуло и слегка кольнуло. «Болен!.. – мелькнуло в его голове. – Болен! Не буду сегодня петь «Евгения Онегина»!..»

И послал записку антрепренеру.

Антрепренер чуть не упал в обморок:

– Зарезал, каналья! У меня уже афиши выпущены… Что я буду делать?

Поехали к Деригорле. Тот сидел завязанный во все теплое и производил себе ингаляцию. Знаками он показал, что петь не будет.

– Мамочка! – сказал антрепренер. – Я было уже и подарочек вам приготовил…

– Нет!

– Цветы?

– Не буду.

– У меня афиши!

– Наплевать!

– Сбор!

– Тем хуже.

– Что же я буду делать?…

– У меня горло! Понимаете, в моем горле золото, оно мне дороже вашего Онегина.

Так и не поехал петь. Кое-как выпустили афиши.

– Риголетто здоров? – спросил антрепренер.

– Риголетто – здоров! А вот Джильда заболела.

– Что?

– Да! У нее горло.

– Ну?

– Она хрипит…

– Дайте ее мне. Я ее задушу, и тогда она будет уж по-настоящему хрипеть.

Наступил вечер. На афишах значилось сперва: «Онегин». Потом: «Риголетто». Потом повесили наклейку: «Аида»!..

Но вечером Аида тоже заболела. Ей показалось, что у нее в горле что-то не в порядке.

Антрепренер рвал последние волосы на администраторе. Публика приходила в театр и спрашивала:

– Что сегодня идет?

– Пока решено «Руслана и Людмилу». Но еще до занавеса четверть часа. Может, кто и заболеет.

И действительно, вышел помощник режиссера и объявил:

– Ввиду болезни артистки Голорыловой вместо «Руслана и Людмилы» пойдет «Мазепа».

Многие из публики ушли.

– Ого! То две оперы: и «Руслан», и «Людмила». А то за эти же деньги хотят дать одну, да и то «Мазепу».

Ужасно любят болеть оперные артисты.

Кому пришла в голову эта ужасная мысль, трудно сказать, но кто-то из веселой компании молодежи предложил:

– Поедем в Аркадию!..

– Не в Аркадию, а в Аронию, – поправил его другой…

Воскресный день был так прекрасен, весеннее солнце так нежно грело, запахи цветов на улицах звали к морю, к шири и простору, а в городе было так серо и тоскливо, что все соблазнились…

– Но как мы поедем?… В колясках? – спросила артистка.

– Ужасно хохочу по поводу этого наивного предложения, – сказал молодой режиссер. – В колясках? Я предлагаю взять два автомобиля или один аэроплан…

Но это предложение по многим причинам оказалось неприемлемым: для автомобилей не было денег, а для аэроплана не было самого аэроплана.

Несчастная мысль пришла в голову наивному, как все истинные художники, композитору.

– Поедемте на конке…

– Смеюсь до колик! – сказал режиссер, но, сосчитав свои деньги, согласился: – А ведь, пожалуй, веселее конкой.

Кто-то очень веселый, вероятно, предложил:

– Два удовольствия сразу: до конки мы доедем электрическим трамваем.

Но это не удалось. У станций электрического трамвая, не только у конечных, но и на перекрестных, стояли толпы народу и ждали… очереди… Матери забывали своих детей, жены – мужей, мужья – жен…

Каждый, вскочивши на площадку, забывал о всех остальных, и только издали, с уходящего вагона, матери иногда кричали оставшимся:

– Там остался мой ребенок! Добрые люди, доставьте его на Греческую, 7, кв. 3… Будет выдано приличное вознаграждение…

Наконец артистка предложила:

– Знаете что, доедемте до малофонтанской конки на извозчиках…

– Удивительный в Одессе способ передвижения: всюду ездят на дрожках, а в Одессе на извозчиках. Бедные извозчики, им, должно быть, очень тяжело! – удивился наивный композитор…

Ехали «на извозчиках» и удивлялись:

– Почему это вдруг почти все улицы непроезжими сделались? Всюду уширяют, мостят, всюду разрушение.

Извозчики объяснили:

– А выставка!

Что это значило, трудно сказать, но многие делали догадки, что город нарочно разрыл все улицы, ведущие к выставке… Какое ложное обвинение…

У станции Х. аркадийской конки творилось почти то же, что, по уверениям старожилов, было при всемирном потопе. Лагерями расположились люди в ожидании конок. Многие спали вповалку, другие стояли посреди улицы и смотрели в подзорную трубу: не идет ли конка. Делились впечатлениями:

– Вы – какую?

– 12-ю жду.

– Счастливчик, а я 19-ю конку пропустил…

– Ползет!..

Публика бросается вперед и с риском для жизни набрасывается на вагон…

А когда вагон подходит к станции, кондуктор заявляет:

– Этот вагон в Аркадию не идет… Слазьте!..

Но публика не сходила и кричала в исступлении:

– Везите куда-нибудь!..

А молодой композитор мечтательно декламировал из Байрона:

Вагон «несся» со скоростью черепахи, страдающей ревматизмом и полечившейся на одесских лиманах.

Из Аркадии выбраться труднее, чем из ада. Извозчиков нет…

Когда подходишь к извозчику и сперва требуешь, потом просишь, умоляешь его:

– Отвези в город!..

Извозчик издевается:

– А чего же вы не наняли туда и обратно? Хитрые вы, господин, 8 рубликов до города…

И если вы уже соглашаетесь на его дьявольские условия, он вдруг заявляет:

– А я занят и не могу ехать!

– Да как же ты, каналья, торговался, если ты занят?…

– А я думал, что вы не дурак и не дадите 8 рублей… А вы дали… Нет, не поеду…

Тогда публика пускается бегом на Малый Фонтан… Там конка… более доступна.

Ждут час, два: нет мест. Скоро уже последние конки…

Остроумные люди предлагают единственный выход:

– До юнкерского дойдем, а оттуда пешком!..

Однако не все соглашаются на такой компромисс… Многие отправляются большими партиями вперед:

– Захватим места, приедем сюда обратно, а отсюда уже в город.

И идут, идут… обыватели по направлению к городу…

Но встречные конки все заняты теми, кто ушел еще дальше и раньше захватил место…

Идут все вперед. Наконец на половине дороги до города совершают нападение на конку и овладевают ею… и едут назад на Малый Фонтан.

Кондуктор, очевидно, знает нравы одесситов, потому что кричит:

– Господа! Платить нужно! Даром не повезут!

Но одесситы рады уплатить еще по гривеннику, лишь бы хотя бы рикошетом добраться до города…

По дороге толпа алчущих!.. Они рыдают, они предлагают полжизни за место, но вагоны полны…

И когда конка подъезжает к Малому Фонтану, она уже полна захватившими места раньше, и публика, ожидающая конку, шлет проклятия року…

Ночью возвращаются домой смельчаки, доехавшие в Аркадию, возвращаются разбитые, усталые, измученные…

– Прогулка была прекрасной, – рассказывают они назавтра своим кредиторам, а втайне надеются: «А ну-ка, рискни и ты! Поезжай! Пострадай!.. Помучайся!.. Будешь ты меня помнить!..»