Элоиза Джеймс - Однажды в замке

Может, для этого были веские причины.

Он взял другой листок и начал писать.

«Леди Эдит!

Возможно, во мне говорит шотландец…»

Нет. Он не хотел, чтобы она чувствовала себя неловко из-за его несчастной национальности. Это не ее вина. И поскольку это его идея – связать судьбу с благородным английским семейством, – не стоит придираться к ее происхождению.

Гауэйн глубоко вздохнул. Нужно сохранять чувство юмора. Его невеста казалась девушкой практичной, с юмором сони, но он так и не спросил ее, наслаждается ли она жизнью. Просто взглянул в темно-зеленые глаза и пообещал ее отцу долю имущества, достойную принцессы.

Должно быть, он жестоко ошибся, но сейчас уже слишком поздно. Он сам полез в эту ловушку, обручившись с угрюмой, злобной, узколобой детоненавистницей.

Но тут Стантон представил изгибы ее фигуры и эти глаза… и разом приободрился. Может, им следует держаться подальше друг от друга, если не считать постели.

Стараясь думать только об этом, он снова взялся за перо:

«Леди Эдит!

Благодарю Вас за письмо. Откровенно объяснившись, Вы оказали мне честь. Позвольте изложить, чего я ожидаю от этого брака.

1. Я намереваюсь каждую ночь осуществлять право мужа в Вашей постели, пока нам не исполнится по девяносто лет… в крайнем случае восемьдесят девять.

2. Похотливая стрелка часов шотландца всегда стоит на двенадцати. Короче говоря, я буду прерывать Ваши дневные занятия только ради одного.

3. Я возьму любовницу, когда Вы возьмете любовника, не ранее того.

4. Дети рождаются по воле Божьей. Я не собираюсь надевать на свои интимные места свиную кишку, если Вы предлагаете именно это.

5. Мне интересно знать, Вы в своем уме? Брачный контракт подписан, так что мой вопрос – это не мольба о свободе. Однако можете считать его выражением искреннего любопытства».

Гауэйн впервые писал в столь язвительном тоне, поскольку у герцога редко выдается случай писать иронические послания кому-то, кроме самых близких.

Собственно говоря, граф Чаттерис, на чью свадьбу он скоро отправится, был одним из немногих, кто обращался к нему по имени. Они стали друзьями в основном потому, что не любили привлекать к себе внимание. Много лет назад, когда отец Чаттерис был жив и часто вытаскивал его на летние домашние приемы, на которых детям для взрослых приходилось разыгрывать сценки, он и Чаттерис играли деревья, которые двинулись на Дунсинан и испугали Макбета. С тех пор они безмолвно согласились, что находят друг друга вполне выносимыми.

Стантон подписал письмо полным титулом: Гауэйн Стантон из Крэгивара, герцог Кинросс, вождь клана Маколеев. Потом он взял воск, которым почти никогда не пользовался, и запечатал письмо герцогской печатью.

Получилось впечатляюще. Отлично.

Отец и мачеха Эди, очевидно, помирились: отношения из ледяных перешли в прохладные.

– Он по-прежнему не спит со мной, – призналась Лила несколько дней спустя за вторым завтраком. Граф должен был присоединиться к ним, но так и не показался.

Эди вздохнула. Ей не нравилось обсуждать интимные забавы отца, но кому еще может исповедаться бедняжка Лила?

– Все та же проблема? Считает, что в свободное время ты отдаешься Грифису?

– Он сказал, что верит мне насчет Грифиса. Но, как ты заметила, этот факт не побудил его ночевать дома.

В комнате появился Вилликинс с маленьким серебряным подносом для писем.

– Прекрасно! – обрадовалась Лила. – Полагаю, это приглашение на вечер к генералу Ратленду. Миссис Блоссом сказала, что будет рада видеть меня в своей ложе.

– Письмо для леди Эдит, – объявил дворецкий, обходя вокруг стола. – Завтра грум вернется за вашим ответом.

Эди взяла письмо, оказавшееся посланием от герцога на толстой бумаге, пахнувшее золотыми соверенами и запечатанное толстым сгустком красного воска.

– Это от Кинроссса? – спросила Лила, откладывая вилку. – Полагаю, для обрученной пары вполне прилично переписываться, но мою мать хватил бы…

Она продолжала говорить, пока Эди ломала печать и разворачивала листок.

Прочитав письмо, она помедлила и перечитала снова. Осуществление права мужа вполне понятно, хотя у человека явно мания величия. Девяносто лет?

Эдит фыркнула. Стоит взглянуть на ее отца, а ему только сорок или около того. Ответ Кинросса на вопрос о любовнице был точно таким, какого желала бы всякая женщина. Но «свиная кишка»? Как может это помешать зачатию?

А вот пятый, последний пункт она перечитывала снова и снова. У будущего мужа действительно есть чувство юмора. Эди по достоинству оценила его сарказм. Мало того, письмо позволило ей увидеть супружескую жизнь с абсолютно другой стороны.

– Что он пишет? – спросила Лила, подперев рукой голову. – У меня ужасно болит голова, и я не способна читать, так что просто перескажи.

– Хвастается, что мы будем танцевать в постели до девяноста лет.

– Значит, он не такой сухарь, как я думала. Звучит идеально! И так непохоже на твоего отца!

Эди сложила письмо. Это не похоже на объяснение в любви, но поскольку оказалось первым письмом будущего мужа, нужно его сохранить. И ответить.

– Возможно, вы с отцом могли бы здраво обсудить все моменты разлада в вашем браке? И подумать, как их избежать?

Лила подняла голову ровно настолько, чтобы прищуриться на падчерицу, но тут же уронила снова.

– Когда ты говорила это, выглядела такой же чопорной, как твой отец.

– В самом деле?

Мысль была неприятной.

– Прости.

– Разговоры нам не помогут. Мы общаемся на более интимном уровне. А это означает, что последнее время мы совсем не общаемся.

– Кстати, ты не знаешь, что может означать «похотливая стрелка часов»?

– Не имею ни малейшего понятия. Отец будет недоволен, узнав, что твой жених написал такое грубое письмо. Кинросс не имел в виду ничего неприличного, надеюсь?

Эди широко улыбнулась.

– Хочешь сказать, мне не следует говорить отцу, что герцог заявил, будто указанная стрелка всегда стоит на двенадцати?

Лила снова подняла голову.

– Он это написал? Черным по белому? На двенадцати?!

– Так и есть.

Эди развернула письмо и перечитала снова. Оно нравилось ей все больше. Если бы она не подхватила эту лихорадку, вполне возможно, наслаждалась бы беседами с герцогом. Теперь же, когда она выздоровела, было ужасно досадно сознавать, что скорее всего очаровала будущего мужа своим молчанием, которое ее нормальным состоянием решительно не являлось.

В этот момент открылась дверь – и вошел отец.

– Простите за опоздание. Леди Гилкрист, вы хорошо себя чувствуете? – спросил он, позволяя лакею положить ему на колени салфетку.