Элоиза Джеймс - Однажды в замке

– Простите за опоздание. Леди Гилкрист, вы хорошо себя чувствуете? – спросил он, позволяя лакею положить ему на колени салфетку.

– Голова болит. Джонас, этот жених, которого вы выбрали для Эди, прислал ей абсолютно неприличное письмо. Думаю, он…

– Вовсе нет, – перебила Эди. – Герцог Кинросс написал вполне достойный ответ на мое послание.

Отец прищурился.

– Неприлично писать его светлости. Если тебе нужны были какие-то сведения, я мог бы передать твою просьбу.

– Да, но, Джонас, написал бы он тебе о похотливых стрелках, которые стоят на двенадцати? – вмешалась Лила.

– Что?!

Отец был мастером задавать громоподобные вопросы.

– Кинросс имел в виду свою национальность, – объяснила Эди. – Он пишет, что у шотландца похотливая стрелка часов всегда стоит на двенадцати.

К ее удивлению, негодования на отцовском лице мгновенно не стало.

– Он цитирует Шекспира, – пояснил граф, поднимая вилку. – Омерзительная фраза, произнесенная персонажем сомнительной репутации, но тем не менее это Шекспир.

– Но я не понимаю значения, – пожаловалась Эди.

– Естественно, не понимаешь. Подобные идиомы не для слуха молодой благородной леди.

Он положил вилку.

– Я хотел, дочь моя, упомянуть о том, что среди шотландцев, возможно, царит более свободная атмосфера, чем та, к которой ты привыкла.

– Так выражение насчет стрелки неприличное?

Эди становилось ясно, что ей неизвестно практически ничего о том, что касается брачной постели.

– Не смей повторять это выражение! Оно не должно исходить из уст дамы! – взорвался отец.

Лила подняла голову. Глаза лукаво блестели. Так, как раньше, в первые месяцы их брака.

– Вы будете разочарованы слышать это, Джонас, но женщины достаточно часто обсуждают этот орган. В зависимости от размеров упомянутого органа, можно называть его стрелкой, иглой или дротиком. Есть еще и булавка: термин, используемый в исключительно несчастных обстоятельствах. Но можно говорить и о копье.

Она смахнула волосы с лица, чтобы лучше видеть реакцию мужа.

– Эта беседа непростительно вульгарна! – резко заявил граф.

– Меч, орудие, боевой топор, – добавила Лила с еще более жизнерадостным видом. – Эди скоро станет замужней женщиной. Нельзя обращаться с ней, как с ребенком.

Эди мысленно застонала. Они снова вернулись к тому, с чего начали. Отец должен был жениться на пуританке!

К счастью, в ее женихе наблюдались признаки жизни. Если она разразится потоком шуток относительно копий, он вполне может рассмеяться. К сожалению, она вряд ли поймет и половину шуток, особенно если он заимствует их из Шекспира. Эдит не особенно разбиралась в литературе. У нее просто не было времени на чтение.

– Из какой пьесы эта цитата? – спросила она.

– «Ромео и Джульетта», – пояснил отец.

Возможно, стоит наскоро просмотреть пьесу, перед тем как писать ответ Кинроссу. По правде говоря, читатель из нее никакой.

– Давайте сменим тему. Мне действительно нехорошо. Как по-вашему, это чахотка? Возможно, очень слабая, но достаточная, чтобы я падала в обморок при виде очередной пышки?

– Вы…

Граф едва успел сдержаться.

Эди быстро перехватила разговор, прежде чем отец скажет то, о чем позже пожалеет. Хотя вряд ли пожалеет…

– Я с нетерпением жду встречи с Кинроссом, – объявила она, и могла поклясться, что увидела огонь желания в глазах отца, когда тот смотрел на Лилу. Но как это может быть? Он вечно критикует жену. Нападает за неосторожные и импульсивные замечания, срывающиеся с ее губ.

– Надеюсь, вы с герцогом будете счастливы, – заметил отец.

– И надеюсь, у вас будут дети, – добавила Лила. – Много детей.

Молчание, последовавшее за этими словами было таким отчаянно напряженным, что Эди вскочила и, пробормотав извинения, вылетела из комнаты.

Лила и отец, несомненно, любили друг друга, когда поженились. Но теперь он начал критиковать те же качества жены, которые прежде обожал. Хуже всего было чувство разочарования, так и висевшее в воздухе вокруг них.

Именно подобной ситуации им с Кинроссом следует избегать. Так что разумная беседа крайне необходима.

Гауэйн не проводил время в ожидании ответа из Лондона. Это было бы низко и недостойно его. Кроме того, он послал письмо с одним из самых доверенных грумов, с приказом подождать ответа. Поскольку он точно знал расстояние от Лондона до Брайтона, не было необходимости и дальше думать об этом деле.

Но только…

Он легко распознал эту неуместную эмоцию. Похоть. Впервые за двадцать два года его жизни. Он ненавидел мысль о том, чтобы платить деньги за близость, и смесь брезгливости и благородства мешала ему принять откровенные приглашения замужних женщин. Более того, тогда он был помолвлен и ждал, пока Розалин достигнет совершеннолетия. Он определенно испытывал желание, но оно никогда не брало над ним верх.

Это было до того, как он встретил леди Эдит.

Теперь Стантон отпустил поводья и его чувственный аппетит оказался воистину ненасытным. Он едва мог спать, потому что мечтал о пухлых ножках, переплетенных с его ногами. Его мысли и игра воображения могли бы заставить священника побледнеть.

Гауэйн не мог справиться с собой даже в тех случаях, когда ситуация, как сейчас, требовала рационального мышления. Он и Бардолф работали в отдельной гостиной отеля «Нью Стайн» перед началом совещания с банкирами из «Помфриз-банка». Он читал и подписывал письма, пока Бардолф озвучивал отчет одного из своих помощников.

Гауэйн подписал все, что Бардолф положил перед ним, одновременно представляя, как отвезет жену в свой замок в Крэгиваре, где жили целые поколения вождей кланов. В постель, где его предки осуществляли свои браки.

Эдит лежит под ним, волосы разметались по кровати смятым старым китайским шелком. Он наклонился, чтобы ласкать ее, гладить обнаженное плечо, сливочно-белую кожу… а потом стал целовать как одержимый, и ее глаза открылись, а веки отяжелели от желания.

– Ты моя! – рвался из горла крик.

А она…

В чувства его почти привел кашель Бардолфа.

Гауэйн замер, с ужасом сознавая, что его брюки опасно натянулись под напором вздыбленной плоти. Слава богу, между ними письменный стол!

Он медленно протянул руку и взял письмо, ожидавшее подписи.

– Свадьба Чаттериса, – заметил он, глядя на страницу и тихо радуясь, что голос звучит ровно, хотя несколько хрипловато.

Бардолф кивнул.

– Ваш подарок в виде оленьей туши и двенадцати гусей уже отослан. В этой записке вы принимаете приглашение остановиться в Фениморе. Полагаю, список гостей будет таким длинным, что многим придется останавливаться в ближайших гостиницах.