Коллин Квинн - Кружева и ленты

Эстер счастливо улыбалась, показывая на законченную поздравительную открытку, которую Виктория положила на стол около стопки конвертов кремового цвета и атласных поздравлений. Повсюду были разбросаны кружева, с которыми играл полосатый кот, рулоны розовой ленты валялись по всей комнате.

Три женщины напряженно работали. Слова Эстер были первыми словами, которые она произнесла за последний час. Виктория еще раз придирчиво осматривала готовую работу. Ни одна открытка не должна быть отправлена, если она не сделана безукоризненно. Ведь это не просто поздравления, а признания в любви.

– Да, это получилось очень мило, – согласилась Виктория, взглянув на шелковую с красным открытку.

Повернув лампу, она посмотрела в книгу заказов. Кажется, они успеют выполнить все, несмотря на то, что произошло за последние две недели. Было приятно сознавать, что так много женщин получат объяснения в любви в день Святого Валентина, в день, который был так близок сердцу каждой женщины.

На какое-то время она вспомнила о Клейтоне. Он поступил благородно. Он был вынужден так поступить.

Послышался голос тети Эммы:

– Это был удачный год для Викершем. Триста поздравлений!

Наступил день Святого Валентина. Дул сильный, холодный ветер, шел снег. Работа была завершена, и Эмма раскладывала поздравления так, чтобы мальчишки, которых они нанимали, доставили их точно в срок.

Эмма с любовью смотрела на ряды открыток.

– Наконец-то все, – сказала она племяннице. – Я полагаю, у нас удачно закончился этот сезон, и у тебя достаточно денег для твоего пенсионного фонда.

– Да, – согласилась Виктория, последний раз проверяя конверты. – Даже более чем достаточно. А если наши доходы будут расти, я смогу увеличить фонд без ущерба для дела. Это так приятно – помочь людям. – Она улыбнулась, затем продолжила счастливым голосом: – Я рассказывала вам о маленькой Меган Бойль. Клейтон сказал, что ей лучше.

Тетушки внимательно посмотрели друг на друга при упоминании имени Клейтона. Виктория, казалось, была счастлива, хотя в выражении ее лица проскальзывала какая-то задумчивость. Эстер покачала головой:

– Это прекрасно, дорогая. Однако, я думаю, ему должно быть стыдно от того, что сегодня объявляют его помолвку с Элизабет. Мне тяжело даже думать об этом.

– Эстер! – резко перебила ее Эмма, а затем повернулась к племяннице: – Извини, Виктория. Эстер иногда не думает, о чем говорит.

– Я всегда думаю, – обиделась Эстер, но по ее глазам было видно, что она сожалеет о том, что сказала.

– Ничего страшного. Все в порядке. Это не так важно, – ласково ответила Виктория. – Клейтон – честный человек. Он дал слово Элизабет. Он никогда не лгал. И я снова с ним в дружеских отношениях, а этого более чем достаточно.

Эмма промолчала, а Эстер отвела взгляд в сторону. Конечно же, они хорошо знали, что на самом деле этого было недостаточно, но тем не менее Элизабет Честер обручится сегодня с Клейтоном.

И с этим ничего нельзя было поделать.

Клейтон стоял на белых мраморных ступеньках особняка Честеров и любовался поздравлением для Элизабет. Оно было сделано Викторией как всегда изумительно.

Он тщательно, наслаждаясь стилем автора, перечитывал стихи. В них больше не было скрытой насмешки. Теперь Клейтон был в этом уверен. Он серьезно расспросил сестру, и она созналась ему во всем. Мэри только поинтересовалась, когда Клейтон догадался о проделке и когда он понял, что Виктория его любит. Тогда он был вынужден напомнить ей о своем слове и о том, что нельзя нарушать обещания. На душе было тяжело, ему казалось, что он поступил неправильно. Самое страшное заключалось в том, что он не знал, как выйти из этого положения. Ведь сегодня предстояло сделать официальное предложение, и Элизабет наверняка согласится. Она станет его женой, его другом и помощником.

Дворецкий проводил Клейтона в гостиную и сообщил, что мисс Элизабет скоро выйдет. Поздравительная открытка, казалось, делалась все более тяжелой. Он попытался представить Элизабет в качестве своей жены, но все, что нарисовало его воображение – это ее лицо в тот день, когда он подарил ей маргаритки. Он вспомнил, как много раз пытался рассказать Элизабет о своей жизни, своей работе, и в памяти всплыли ее изящные вздрагивания, которые он приписывал ее необыкновенной женской чуткости. Ему наконец-то стало понятно, что для нее были важны разговоры лишь о ней самой.

Элизабет появилась в гостиной и закрыла за собой дверь. Куда-то исчезли ее прекрасная улыбка и манящий свет глаз. Сегодня эти глаза выглядели усталыми и потускневшими, а в улыбке не было очарования.

– Клейтон, нам надо поговорить, – начала она.

Вздохнув, Клейтон согласился.

– Элизабет, если это все о том вечере, то…

– Да, и еще кое о чем, – оборвала она его сердитым голосом. – Мы вынуждены были уйти с вечера у Моррисов. Ты должен понимать, что этот прием был важнее очередного посещения больных.

– Элизабет, семья Бойлей тяжело заболела. Я не мог оставить их страдать всю ночь, – возражал Клейтон.

– Но зато ты постоянно заставляешь страдать меня, – продолжала Элизабет.

Клейтон был вне себя от возмущения. Обед для нее был важнее жизни ребенка.

– Ты же знаешь об эпидемии холеры. Помогать людям – мой долг. Маленькая Меган… – продолжал он.

– Клейтон, я боюсь, что мне придется сказать следующее: мы вряд ли будем вместе. Ты слишком занят своей работой, и все только и твердят об этом. Короче говоря, ты становишься занудой. Все, о чем ты можешь и способен рассуждать – это больница, больные и Виктория. – Она посмотрела на открытку в его руке и усмехнулась: – Сохрани это, Клейтон, или верни назад мисс Викершем. Я уверена, что она будет в восторге.

Затем Элизабет быстро вышла из комнаты. Пораженный Клейтон стоял и смотрел на поздравительную карточку. Когда он выходил, то заметил еще две открытки, сделанные Викершем, на серебряном подносе. Он не мог спутать ни с чем ее красивый почерк, ее печать с ирисами. Клейтон горько усмехнулся, так как ситуация стала предельно ясной.

Элизабет никогда не любила его. Она хотела получить его так, как капризный ребенок хочет получить новую игрушку. По положению в обществе он подходил ей, однако, не встретив привычного постоянного восхищения собой с его стороны, Элизабет вспомнила о запасных претендентах. Хотя Клейтон был отвергнут, он чувствовал огромное облегчение. Он был свободен, свободен делать то, что захочет, свободен любить и быть по-настоящему любимым. Когда он снова посмотрел на стихи и перечитал их, то наконец-то понял смысл, заключенный в них. Они были посвящены только ему одному. Эта божественная женщина, единственная во всем мире, которую он любил, любила его. Как же он был слеп раньше. Она знала об Элизабет все, в том числе и о других поздравлениях к дню Святого Валентина, но ничего не сказала ему, боясь причинить боль. Он чувствовал себя заново вернувшимся к жизни.