Филиппа Грегори - Вечная принцесса

— Скажи, или мы тебя защиплем! — ласково пригрозила Хуана.

Мориска нахмурилась:

— Тут говорится: «По воле Аллаха да защитим устои ислама в этих стенах!»

Каталина примолкла, заслышав в голосе служанки ту же глубокую убежденность, которой отличалась ее мать, а Хуана резко сказала:

— Не вышло! Аллах покинул Альгамбру. Здесь теперь Изабелла! И если б вы, мавры, знали Изабеллу, как знаем ее мы, вы бы поняли, что слабый уступил сильному!

— Спаси Господь королеву, — торопливо отозвалась Мадилла. — Мне ли ее не знать!

В это время распахнулись огромные створки из черного дерева с черными шляпками гвоздей, снова оглушительно взвыли трубы, и король с королевой проследовали во внутренний двор.

Слаженно, точно исполняя хорошо заученный танец, испанские гвардейцы один за другим, топая в лад, вбежали внутрь крепости и начали обход вдоль стен справа и слева, проверяя, все ли безопасно, не таится ли где отчаявшийся мусульманский воин, готовый нанести последний удар и умереть, сражаясь. Великая крепость Алькасаба, выстроенная, как нос корабля, плывущего над долиной Гранады, стояла слева, и испанцы кинулись туда. Они обежали по периметру стены, поднялись на башни, и, наконец, королева Изабелла, зазвенев золотыми мавританскими браслетами, прикрыв глаза от солнца, взглянула вверх и засмеялась в голос при виде того, как на месте мусульманского полумесяца затрепетал на легком ветерке стяг святого Иакова с серебряным крестом.

Вернувшись взором на землю, она увидела, что к ней приближается процессия дворцовой челяди. Побежденные шли медленно, со склоненными головами. Во главе их выступал великий визирь в развевающихся одеждах, которые подчеркивали статность его высокой фигуры. Проницательным взором черных глаз он охватил ее, Изабеллу, отметил стоящего рядом короля и детей, выстроившихся за ее спиной, — четырех принцесс и инфанта. Царственная семья была разряжена с необыкновенной пышностью: король и наследный принц в расшитых золотом халатах, королева с принцессами — в традиционных длинных, ниже колен, рубахах-камизах из лучшего шелка и белых льняных шальварах, а на головах — покрывала с заколками из золотой скани.

— Ваше королевское величество, для меня высокая честь приветствовать вас в Альгамбре, — произнес он так, словно это было обычнейшее из дел — преподносить ключи от дворца эмиров завоевателям-христианам.

Король с королевой обменялись коротким взглядом.

— Показывайте дорогу, — сказала Изабелла.

Великий визирь поклонился и пошел вперед.

— Пойдемте, дети, — через плечо приказала королева и первой направилась по аллеям сада, окружающего дворец, вниз по ступенькам, прямо к неприметной дверце в стене.

— Это что, главный вход? — спросила она.

— Да, государыня, — поклонился визирь.

Изабелла промолчала, но Каталина видела, как она скептически вскинула бровь.

Неприметная дверь оказалась чем-то вроде замочной скважины в шкатулку с драгоценностями, когда, заглянув в один ящичек, видишь дверцу в другой, а оттуда — в третий, и визирь вел нас по ним, как слуга — по сокровищнице. Одни названия чего стоили! Золотая палата, Миртовый дворик, Посольский зал, Львиный дворик, зал Двух сестер. Понадобятся недели, чтобы запомнить, как лестницами, двориками и переходами пройти из одной выложенной изразцами комнаты в другую. Месяцы, чтобы привыкнуть к журчанию мраморных водостоков, проведенных в комнаты, откуда чистейшая горная вода стекает в белые чаши фонтана, всегда полные, всегда льющиеся через край. И никогда не устану я от зрелища расстилающейся внизу долины с горами вдали, синего неба и золотистых холмов. Каждое окно, украшенное каменным кружевом неправдоподобно тонкой работы, словно рама картины, приглашает остановиться, взглянуть, восхититься…

Нас с сестрами поселили в гареме, сочтя его самым удобным для нас помещением. Прохладными вечерами слуги зажигают жаровни, подсыпая на угли ароматные травы… Дома мы всегда в мавританском платье, и во время государственных приемов тоже, так что жизнь идет под шорох шелков и шлепанье туфель без задников по мраморному полу, словно во дворце ничего не поменялось. Наши классные комнаты — там, где была читальня наложниц, мы гуляем по садам, разбитым для того, чтобы услаждать взор любимых жен эмира. Мы едим те же фрукты, что и они, нам нравится вкус шербета, мы тоже плетем венки из цветов, чтобы украсить себя, и бегаем по дорожкам, наполненным густым запахом жимолости и роз.

Нас моют в хамаме, бане, и делается это так: мы стоим тихо, как вкопанные, а служанки нас мылят, с головы до пят, чудесным мылом, которое пахнет цветами. Потом они обливают нас горячей водой из золотых кувшинов, тоже с головы до ног, пока пена не смоется. Потом, умащенные розовым маслом, завернутые в тонкие простыни, полусонные от удовольствия, мы лежим на теплом — его подогревают — мраморном столе, который занимает почти всю комнату, под золотым потолком с проделанными в нем звездчатыми отверстиями, что впускают в тенистую, покойную комнату дразнящие лучи света. Одна молоденькая прислужница приводит в порядок пальчики на ногах, другая — на руках, придает ногтям форму, выводит на них тонкие, затейливые узоры хной. Пожилая служанка выщипывает нам брови, красит ресницы. Нам служат, как султаншам, к нашим услугам все богатства Испании, вся роскошь Востока. Мы всецело, полностью отдаемся дворцовой неге. Она побеждает нас, берет в плен. Зачарованные, мы целиком и полностью подчиняемся ей.

Даже к Исабель, которая горюет по своему мужу, вернулась улыбка. Даже вечно надутая Хуана, кажется, умиротворена. А я — я становлюсь любимицей всего двора: меня балуют и садовники, позволяют срывать те персики, которые я хочу, и в гареме, где меня учат петь, танцевать и играть на музыкальных инструментах, и на кухне, где дозволяют смотреть, как готовятся восточные сладости.

Отец встречается с иностранными посланниками в Посольском зале, еще они иногда, как принято у эмиров, беседуют в бане. Матушка, по-турецки скрестя ноги, сидит на троне Насридов, которые правили здесь веками, — голые ступни в мягких шлепанцах из сафьяна, рубаха-камиза свободными складками драпирует тело. В зале, облицованной цветным изразцом с изящными арабесками и летящими надписями, она выслушивает посланников самого Папы. Матушка здесь как дома, ведь она выросла в мавританском дворце Алькасар в Севилье. Мы бродим по их садам, моемся в их банях-хамамах, носим их надушенные сафьяновые туфли… В целом наше существование здесь столь изысканно и роскошно, что в Париже, Лондоне или Риме о такой жизни могут только мечтать. Мы живем сладостно и грациозно. Так, как всегда стремились: как мавры. Собратья-христиане в горах пасут коз, молятся Мадонне в придорожных часовнях, тела их страдают от болезней, они невежественны, полны суеверий, живут в грязи и умирают молодыми. А нам преподают мусульманские ученые, нас лечат их врачеватели, мы заучиваем названия звезд в небе, которым они дали имена, ведем счет, пользуясь цифрами, которые они придумали, начиная с магического нуля, вкушаем выращенные ими сладчайшие фрукты и наслаждаемся водой, протекающей по хитро построенным ими акведукам. Возведенные ими строения радуют взор своей красотой. Былое могущество мавров нам на пользу: Алькасаба и впрямь неуязвима для новой атаки. Мы читаем стихи их поэтов, играем в придуманные ими игры… Мы победили, но они показывают нам, как должно правителям жить. Порой я думаю, что мы варвары, подобные тем, что пришли после римлян и греков. Те силой врывались во дворцы, а потом садились на трон, как мартышки, и наслаждались прекрасным, не понимая его.