Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll"

Его брат ещё мог поверить в подобную глупость, но точно не он. Джеймс решил для себя ни за что не жениться. Связывать себя путами брака, чтобы затем на протяжении долгих совместных лет наблюдать, как красота избранной им девушки угасает, вянет, умирает вместе с его так называемой «любовью». Потом он вынужден был бы терпеть её, в точности как и она его, потому что, в конце концов, они были бы родителями своих детей и другого выбора им никто бы не предоставил. Абсурд и нелепость, на которую Джеймс едва ли смог бы когда-нибудь согласиться.

— Ты самый большой дурак, которого я когда-нибудь встречала в своей жизни, — хмыкнула девушка. Она развернулась и всё-таки ушла. Босые пятки скользили в песке, юбка поддевалась ветром, а волосы закрывали лицо. Джеймс провожал девушку взглядом, покуда мог рассмотреть на лодыжке шрам.

Парень неторопливо возвращался домой. Песчаный берег заполнялся людьми, и ему было интересно, как долго он пробыл здесь, передавая послание брата. Джеймс забыл об угрозе отца будто той и не было вовсе, вместо этого пытался вспомнить, откуда лицо девушки могло ему быть знакомым. Он точно не мог встретить её дома у Клеменсов, где проводил большую часть времени, а случайная встреча на улице вряд ли могла бы ему запомниться.

По возращении домой первым делом он заперся в ванной, чтобы привести себя в порядок. Кожа ужасно жгла даже под холодным потоком воды, а потому спустя полчаса ему пришлось терпеливо ждать, когда Дебора обработает его ожоги. Девушка и словом не обмолвилась об утреннем происшествии. Была учтива и почти мила, насколько только могла быть в силу отсутствующей скромности и присущей прямолинейности.

Вечером он отказался идти на очередной вечер к Клеменсам, списывая это на головную боль, о чем совсем вскоре пожалел, стоило остаться с матерью наедине. Непривычно угрюма и молчалива, она будто испытывала его, не обронив и слова. Тишина, окутывающая большую комнату, была пронзающее громкой. До него доносилось копошение на кухни миссис Льюис и Деборы. Звон посуды и приглушенные голоса — Джеймс готов был предложить им присоединиться к этому угнетающему ужину.

После этого парень взял в руки книгу и разместился в гостиной. Ночь была тихой и прохладной. Через приоткрытые с самого утра окна была слышна незатейливая песнь кузнечиков. Редко между собой перекликались птицы. Вдыхая вечерний воздух, полон свежести и приятной прохлады, Джеймс читал книгу, попивая чай со льдом, приготовленный Деборой прежде, чем она с позволения миссис Кромфорд ушла на танцы.

— Полагала, ты ушел к своим друзьям и вернешься не раньше утра или хотя бы полночи, — мать появилась, будто из ниоткуда. Тем не менее, парень настолько привык к её внезапным возникновениям, что дальше не оглянулся.

— День был утомительным. Я решил остаться дома.

— Раз так, сыграй мне на фортепиано, — попросила женщина, усевшись рядом. Придержав книгу указательным пальцем, Джеймс наконец-то обратил на неё внимание. Держала осанку прямо, как всегда, руки были сложены на коленях, пальцами теребила платок. Выражение её лица оставалось непроницаемо уставшим.

— Так развлекал тебя Оливер? — усмехнулся парень, поднимаясь с места. Он загнул край страницы, оставив книгу в стороне. Джеймс ожидал, что мать отругает его за это, но она сделала вид, будто не заметила этого, хоть прежде это крайне выводило её из себя.

— Должна сказать, что единственное, в чем он уступает тебе, так это в игре на фортепиано, — холодно подметила женщина. Подобный комплимент должен был его потешить, но мать произнесла это с таким пренебрежением, будто вовсе не намеревалась вложить в эти слова малейшую похвалу, заставившую его усомниться в её чуть более теплом отношении к сыну.

Джеймс ничего не ответил. Сел за старое фортепиано, к которому уже давно не прикасался. Он знал любимую мелодию матери и решил потешить её. Приятная мелодия, выходящая из-под его быстрых пальцев, заполняла пустоту в доме. И парень испытывал странное умиротворение, оказавшись вновь за инструментом. Он играл и играл, пока ноты не иссякли. Недостаток всякой мелодии был в том, что она заканчивалась.

Он обернулся к матери. Та сидела с закрытыми глазами, опрокинув голову чуть назад. Музыка стихла, но, казалось, будто она продолжала её слышать. Женщина выглядела особо умиротворённой, чего парень давно не замечал за ней. Эта мелодия проникла ей под кожу, будоражила каждый нерв и оживляла память.

Джеймс не считал секунды, когда мать открыла глаза, по-прежнему холодные и жестокие. К ней вернулись привычные раздражение и угрюмость. И всё же парень решился спросить у неё о том, о чем прежде никогда даже не задумывался.

— Ты любила когда-нибудь отца?

Он сидел за старым фортепиано в просторной гостиной особняка Клеменсов и лениво играл, развлекая незатейливую публику. Развязанный галстук лежал беспорядочно на плече, ворот рубашки был опущен. К бледной шее в горячем поцелуе примкнула девушка, с которой ещё полчаса назад Джеймс развлекался за закрытой дверью гостевой спальни, которую ему любезно уступили хозяева дома, не брезгующие любого рода развлечениями. Она оставляла на его коже синие оттеки, и он легонько оттолкнул её от себя, ведь избранное ею место нельзя было никак спрятать. Тогда она спустилась к его ключицам, чему Джеймс не стал возражать.

Парень чувствовал, как его вновь одолевало вожделение. Он перестал играть. Приподняв пальцами подбородок девушки, Джеймс страстно поцеловал её. Другая рука сумела взобраться под юбку, и стоило пальцам почувствовать влагу, а затем и вовсе двинуться вглубь неё, как с розовых губ сорвался нечаянный вздох. Она запрокинула голову чуть назад, и он совсем легонько укусил её за подбородок, подавляя самодовольную улыбку.

— Ты гадкий, знаешь об этом? — знакомый голос, принадлежащий Марте Каннингем, отвлек его. Пальцы выскользнули из-под юбки девушки, которая обдала Марту холодным пронзительным взглядом, что не могло вынудить ту уйти. Он знал её лет, наверное, ещё с пяти, и если девушка чего и хотела, то получала это, не признавая любого отказа.

Джеймс наклонился над ухом девушки, попросив ту оставить их ненадолго. И прежде чем она сделала это, оставил на её горячей щеке поцелуй, намекающий на продолжение всех тех занятий, от которых их бесцеремонно отвлекли.

Ему хватило окинуть Марту коротким невнимательным взглядом, чтобы понять, что выглядела она, как всегда, безупречно. Изумрудное атласное платье, наверное, только недавно сошедшее из-под машинки портнихи, — чуть приоткрыты плечи и широкая юбка длиною чуть выше колен. Светлые волосы были собраны в витиеватую прическу, из-за которой круглое лицо девушки выглядело ещё больше.

— Сыграем в две руки? — Марта мигом заняла освободившееся место, усевшись рядом с Джеймсом, как ни в чем не бывало. Запах её духов был слишком резок, а потому он на несколько секунд задержал дыхание, но надолго его не могло хватить. Может быть, виной всему был ещё и прокуренный плотный воздух, от которого уже начинали слезиться глаза. Но всё же от парфюма девушки Джеймсу стало совсем плохо.

— Нет, я слишком устал для этого. Давай лучше пройдемся, — он поднялся с места, и Марта тут же состроила обиженную рожицу, что в последнее время раздражала всё сильнее. — Или ты хотела, чтобы я поиграл с тобой, как мы делали это в прошлый раз? — грязный намек вынудил её ещё больше разозлиться.

— Ты мог бы не говорить об этом так громко, — девушка вмиг подхватилась с места и больно ущипнула его за руку, взволновано оглядываясь вокруг.

— Думаешь, никто не знает? — Джеймс самодовольно улыбнулся. Он знал, на них никто не обращал внимания, покуда каждый был занят своим. Кто раскуривал кальян, кто распивал алкоголь, кто предавался плотским утехам, а кто занимался всем этим одновременно. Все они находились в одном месте, но в то же время были по одиночке. Никакого давления, стеснения или осуждения.

— Мне плевать, знают ли они обо всех твоих шлюхах, но о том, чем занимаемся мы, тебе не стоит распространяться, — зашипела девушка, вытаскивая его податливо расслабленное тело в сад. Джеймс закатил глаза. Марта совсем не понимала, как здесь всё было устроено, что даже несколько забавляло.