Мой любимый шотландец - Эви Данмор

– С изобретателем, – пояснила она. – Я решила заняться цветной фотографией, а он один из пионеров в этой области. Впрочем, вряд ли ты имеешь в виду такую связь.

Напряжение, сковавшее его плечи, когда он вошел, ослабело.

– А как насчет твоего пленителя? – поинтересовался он, пристально глядя на нее. – Ты все еще к нему привязана?

– Нет, – прошептала она, – но все еще питаю нежные чувства к мужчине, за которым была замужем.

Люциан судорожно выдохнул.

– Тогда я хочу за тобой ухаживать, – хрипло проговорил он, – и добиваться твоей руки.

– Я так рада, что ты приехал! – вырвалось у Хэтти. Она очень на это надеялась, хотя и не ожидала, невзирая на спасительную надежду, которую подала ему на ступенях суда. – Теперь я понимаю, как сильно этого ждала!

Люциан посмотрел на нее настороженно.

– Мне потребовалось время, чтобы тебя найти. И ты очень ясно дала понять, что хочешь побыть одна, поэтому я сомневался, что ты обрадуешься, если я появлюсь слишком рано.

Как он провел последние полгода? Бывало ли ему одиноко? Флиртовал ли он с другими женщинами?

– Как у тебя дела? – спросила Хэтти, внезапно встревожившись.

– Хорошо, – заверил он, – собаку завел.

– Собаку! Какую?

– Маленького уиппета, – сконфуженно признался он. – Грациозная зверюшка. Не уверен, что она считает себя собакой.

Хэтти невольно рассмеялась.

– Люциан, почему именно уиппета?

– Подумал, тебе понравится, хотя прекрасно знал, что тебя нет. – Он пожал плечами. – Сам не знаю почему.

У нее в горле встал комок.

– Как у тебя дела? – нежно спросила она.

Их взгляды встретились, и в его глазах Хэтти увидела неприкрытую, глубокую тоску.

– Как-то справлялся, – ответил он. – Наполовину мучился, наполовину надеялся.

Она удивленно моргнула.

– Ты… ты прочел «Гордость и предубеждение»?!

– Я прочел их все, – с легкой иронией признался Люциан. – Больше всего мне понравился «Север и юг», но в любом случае я разучил много пышных фраз, чтобы правильно ухаживать за потерянной любовью.

Хэтти подошла к нему совсем близко, коснулась носками туфель его сапог.

– Как, – прошептала она, – как бы ты сказал это своими словами?

Он вгляделся ей в глаза.

– Я по тебе скучаю. Возвращайся домой!

Хэтти закрыла лицо руками и сквозь пальцы увидела накрахмаленный, аккуратно сложенный платок. Она взяла его и прижала к носу, просто чтобы ощутить любимый запах.

– Знаешь, я тоже готов ждать тебя восемь с половиной лет, – проговорил он.

Она резко подняла голову.

– Нет! Прошу, начинай ухаживать за мной поскорее! – Хэтти потянула серебряную цепочку, которую никогда не снимала, и вытащила из-за корсажа обручальное кольцо и любовную ложечку.

Глаза Люциана расширились.

– Чем скорее, тем лучше, – прошептала она.

– Ну что ж, – тихо сказал Люциан. – На перекрестке дорог есть таверна. Там романтично. Цветы в корзинках и сердечки на ставнях.

По щеке Хэтти скатилась первая слеза. Он взял ее лицо в ладони и нежно погладил скулы большими пальцами.

– Mo chridhe, ты согласишься составить мне компанию за ланчем?

Она положила руку ему на затылок, ощутила тепло и силу, почувствовала, как от прикосновения к мужу спадает напряжение в груди. Повернуть время вспять они не в силах, зато могут начать все сначала.

– Да, мистер Блэкстоун, – ответила Хэтти и прильнула к нему.

– Это… – Профессор Раскин заколебался. Он делал вид, что изучает проектор, который Хэтти установила в центре затемненной выставочной залы. – Я бы сказал, что это…

Если бы он произнес «прелестно», Хэтти вышвырнула бы его прямо из окошка верхнего этажа художественной галереи в Шордиче, невзирая на две дюжины свидетелей из высшего света и сотню простых посетителей, интересующихся фотографией. Как и предполагалось, на открытие выставки явилась толпа. Для рабочих вход был бесплатным, а дорогие билеты разошлись, как горячие коржики, в тот же день, как о выставке объявили в газетах. «Они придут взглянуть на скандально известную Гринфилд-Блэкстоун, а не на твои фотографии», – заверила ее Мина, но глаза ее искрились смехом.

Мина с мужем-рыцарем рассматривали детские фотографии на восточной стене, где каждый снимок подсвечивался безопасной рудничной лампой. Освещение было достаточно слабым, чтобы не мешать основной инсталляции: на северной стене непрерывно показывались портреты жителей Драммуира через волшебный фонарь, подключенный к небольшому двигателю на угле. Дым выходил через металлическую трубу в окно, однако в воздухе все же слегка пахло угольной шахтой. Вокруг двигателя толпились репортеры с блокнотами.

– Современно, – наконец произнес Раскин. – Очень современно.

– Благодарю, – рассеянно ответила Хэтти, выискивая в толпе подруг.

– Потрясающая идея, миссис Блэкстоун, – добавил Раскин. – Мы рады, что вы снова вернулись в Оксфорд.

Прежде от его слов она пришла бы в восторг, но теперь ощутила в лучшем случае умеренную радость. Мнение Раскина утратило свою волшебную силу. Хэтти больше не стремилась к его похвалам. Также ее больше не заботили похвалы праздной публики – свою работу она посвятила людям, которых знала, и надеялась, что ей удастся изменить жизнь в Британии к лучшему. Выставкой Хэтти была довольна. Вот что действительно имело для нее значение.

– Все хорошо, дорогая? Тебе не жарко?

Аннабель подошла к ней с бокалом в руке и внимательно вгляделась в лицо. Хэтти коснулась пылающих щек.

– Я в порядке. А что, лицо слишком красное? Как же ты заметила в темноте?

Подруга улыбнулась.

– Вид у тебя очень задумчивый, хотя вроде бы ты должна торжествовать, – пояснила она и склонилась ближе, обдав Хэтти нежным ароматом жасмина. – Директор Королевской академии явно заинтересован в приобретении твоих работ.

– Да неужели?!

Потом к ним присоединилась Люси под руку с Катрионой.

– Потрясающая выставка, Хэтти! – воскликнула она. – В искусстве я разбираюсь слабо, но даже самые закостенелые обыватели неодобрительно бурчат себе под нос, так что ты отлично справилась.

Хэтти отпила выдохшегося шампанского.

– Жаль, что здесь нет Мари и Хэмиша Фрейзеров.

После возвращения из Франции она на два месяца поселилась в гостинице «Дроуверс». На пару недель Люциан к ней присоединился, чтобы обсудить с Бойдом эксперимент с передачей шахты в собственность общине и проследить за прокладкой новых железнодорожных путей, которые улучшат технические возможности угледобывающей промышленности Файфа. Хэтти целыми днями общалась с Фрейзерами, посещала месторождения, спускалась в штольни, чтобы самой во всем разобраться. Дошло до того, что Хэмиш направлял не только ее объектив, но и художественное восприятие. «Не хочешь попробовать снимать сам? – предложила она уже через неделю. – Я научу». Хэмиш засмеялся и сказал, что скорее вырвет себе глаза и замаринует, чем станет щуриться целыми днями на крошечные перевернутые картинки. Однако он сделал портрет матери, и Хэтти было приятно, что в данный момент оригинал украшает кухонную стену Рози Фрейзер. Возможно, в один