Я тебя заберу (СИ) - Коваленко Марья (Мария) Сергеевна Solazzo

Настоящее время

Музыка гремит так громко, словно какому-то центру отоларингологии срочно требуются пациенты. Стробоскопы не отстают. Я провела в ресторане всего час, а уже чувствую себя сварщиком после двух смен.

— Выглядишь потрясающе.

Непросто услышать в таком дурдоме чей-то голос. Но владелец центра репродуктивной медицины и мой непосредственный начальник умеет говорить так, чтобы его слышали.

Я разворачиваюсь на сто восемьдесят и буквально утыкаюсь лицом в рубашку босса.

— Спасибо.

О том, что такое личная дистанция, Николай Кравцов, конечно же, не слышал. Впрочем, как и о том, что такое деловая субординация.

— Уже подумываю сменить в клинике дресс-код, чтобы каждый день любоваться тобой в вечернем платье.

Нахальные руки приземляются на мою талию, и пальцы начинают поглаживать кожу сквозь ткань. Вполне профессионально. С правильным нажимом. Не быстро и не медленно.

Когда-то, в другой жизни, мне бы, возможно, понравилось. Та девочка вспыхивала как спичка. Но сейчас — нет! Не то место. Не те пальцы. И я сама совсем другая.

— Помнится, ты всегда был поклонником белых халатов. Коротких. На голое тело.

Чтобы не привлекать лишнее внимание, осторожно снимаю с себя горячие ладони и увеличиваю дистанцию между мной и Кравцовым.

— Ради тебя я готов меняться. — На губах Коли расцветает плотоядная ухмылка, его кадык красноречиво дергается.

Вокруг нас толпа народа, коллеги, партнеры, некоторые бывшие пациенты, а организатор банкета вместо важных речей, как всегда, думает лишь о том, что находится у меня под платьем.

— Ради меня можно сделать кое-что другое.

К Кравцову даже прикасаться не хочется. Но через не могу поднимаю руки и поправляю модный галстук. Улыбаясь, затягиваю. Медленно. До легкой асфиксии.

— Лиз... — Лицо Коли становится серьезным. Больше никаких ухмылок и похоти в голубых глазах.

— Отпусти домой, — быстро произношу я. — Нечего мне здесь делать. А там сын. К нему хочу.

— Черт, Градская... — Босс резко дергает шеей, спасаясь от удушья, и перехватывает у пробегающего мимо официанта сразу два бокала.

— Коль, если без шуток, Глеба с соседкой пришлось оставить. Ей завтра на учебу, некогда присматривать. Да и сын без меня не уснет. Будет ждать, во сколько бы ни пришла.

— Твоему пацану уже восемь!

Словно сам не верит, что у его бывшей любовницы в двадцать восемь лет такой взрослый сын, Кравцов окидывает меня удивленным взглядом. С черного каре до туфель. И упрямо заставляет взять бокал.

— Из-за того, что я уеду, здесь ничего не изменится. Произнесешь речь. Тебе похлопают. — Пожимаю плечами. — Завтра мне все равно перескажут суть, а заодно доложат, кого ты на этот раз трахнул в туалете. Будто это имеет какое-то значение.

— Градская, ты можешь хоть раз не бежать, когда я об этом прошу? — залпом осушив свой бокал, хмыкает Коля.

— Я не бегала... Трижды. — Еле сдерживаюсь, чтобы не поморщиться.

В «техническом» плане к Кравцову нет ни единого упрека. Статус главного жеребца всего медцентра — его по праву. Но горький осадок в виде жены, о которой я узнала лишь после третьей близости, существенно портит картину.

— Вот видишь! Не страшно!

— И ничего выдающегося, — осаживаю Кравцова, пока он не распушил хвост.

— Стерва, — цокает Коля, не скрывая восторга. — Охрененная стерва.

— Спасибо за комплимент. Так я могу идти? — Вздыхаю. — Вначале отпуска лишил ради своего особого клиента. Теперь это... Устала.

— Я бы тебя... с удовольствием... — отвечает Кравцов многозначительно. И в конце все же добавляет: — Только нельзя. Это не совсем моя презентация. Да и банкет оплачивает совсем другой человек.

— Кто? — Не понимаю почему, однако становится не по себе.

— Специально для тебя, так и быть, раскрою тайну. Нас ждет глобальное расширение. Еще один филиал. А если справимся, то в конце года и второй. В Москве!

— Таких лотерей не бывает!

Уж я-то в курсе финансового состояния клиники. После того как Кравцов выкупил ее у прежнего владельца, в центр не было вложено ни единой копейки. Вся прибыль уходит в один бездонный карман. И, судя по количеству новых машин и гарему любовниц, деньги в этом кармане не задерживаются от слова «совсем».

— Зато бывают инвесторы. — Будто ждет кого-то, Коля поглядывает на свои часы.

— Ты продал клинику?

— Тепло, — одобрительно кивает Кравцов. — Половину акций. Теперь у центра два владельца. Я и наш мистер Рокфеллер.

— Так это все ради него? — Я обвожу взглядом зал и с трудом сдерживаю зевоту.

— Считаешь, такого повода недостаточно?

— Считаю, что мне пора домой. — Бегло осматриваю местную зелень. Рядом, как назло, ни одного фикуса-алкоголика, куда можно было бы выплеснуть шампанское. — Но я тебя поздравляю! — Возвращаю бокал Кравцову. — Можешь выпить и за меня, и за себя, и за все наши новые филиалы. Уверена, ты наберешь отличный штат и скрасишь личную жизнь по полной программе.

Последняя фраза на грани фола. Это Кравцову можно называть меня стервой. Лишь он имеет право быть сверху во время наших словесных перепалок. Только домой хочется так сильно, что я рискую.

— Да черт с тобой, Градская!

Расчет срабатывает ювелирно точно. Коля злится, но больше не пытается схватить за руку или сунуть бокал. Будто устал от моей компании, он на миг отворачивается. И этого времени мне хватает, чтобы незаметно вильнуть в сторону выхода.

Пока начальство не одумалось, лечу по ступеням вниз, к гардеробу. В ответ на удивленные взгляды коллег, которые то и дело мешаются под ногами, беззвучно шепчу: «Форс-мажор».

Не хочу оправдываться. Ни с кем не горю желанием разговаривать. Перед глазами уже сияет лицо сына. Сонное, хмурое и самое красивое на свете.

Но стоит протянуть руку за плащом, кто-то высокий и горячий, как печка, вырастает за спиной.

От страха холодок бежит по позвонкам.

— Елизавета Ивановна? — Мужской голос звучит тихо. Говорящий словно и не догадывается, как трудно среди басов разобрать хоть что-то.

Однако я слышу каждую букву. Напряженными нервами ощущаю вибрацию всех этих звуков. И, кажется, чувствую даже эмоции... так остро, что зажмуриваюсь.

— Здравствуйте. — Не оборачиваюсь.

Нужно сделать пять шагов к двери. Всего ничего до полной свободы. Но тягучая мужская аура окутывает с головы до ног, мешая дышать и двигаться.

Забытое состояние. Смесь волнения и опасности — коктейль, запрещенный для матери-одиночки. Да и в принципе не самый безопасный для любой женщины.

— Вы уже уходите? — Мужчина забирает мой плащ из рук гардеробщика и оставляет у себя как заложника.

Кое-как сделав вдох, я распахиваю глаза и встречаюсь взглядом с мужем своей последней клиентки. Тем самым, который не может иметь детей и не желает делать никаких анализов. С мужчиной, из-за которого я лишилась отпуска и, видимо, покоя.

— Извините, приемы в ресторанах не веду.

— Я бы не напрашивался. С некоторых пор стараюсь не беспокоить врачей без причины. Особенно женщин.

Фраза похожа на шутку. Звучит вроде бы тоже несерьезно. Но мой собеседник не улыбается. Он скользит внимательным взглядом по моему лицу и останавливается в районе подбородка. Приличный донельзя. Полная противоположность Кравцову.

— И это правильно. Лучше не беспокоить. — Так и хочется спросить: «Почему?» А еще: «С каких именно пор?»

Вопросов так много, что не хватило бы и ночи, чтобы задать их все. К счастью, мужчина очень вовремя прекращает свой осмотр.

— Вы уже вызвали машину? — Будто собирается помочь, он распахивает мой плащ и терпеливо ждет, когда я просуну первую руку. Проклятие какое-то!