Эмили Роуз - Один шанс на двоих

— Я это помню, Рэнд.

— Нет, Надя, ты была тогда очень мала. Ты не помнишь, какой была мама, — когда была счастлива… или старалась казаться такой. Она была самой нежной и веселой, до тех нор… Я должен был заметить тот миг…

— Рэнд, ты просто вылитый Эверетт. У вас обоих такое мнение, что только благодаря вам мир и вертится! — осадила его сестра. — Если бы вы еще были сильны для того, чтобы открыть глаза и уши и принять правду такой, какая она есть, а не какой вам хочется ее видеть. Ты вот все твердишь о разрушительном действии Эверетта на состояние мамы. Но это лишь жалкая толика правды. А все дело в том, что отец любил маму. Однако ему, такому независимому и волевому, претило сознание того, что он однажды превратится в домашнее животное, уподобится ненавистному типу мужчин, которые нежат и ублажают своих жен и умиляются на своих толстощеких детишек. Он боролся с этим в себе, поэтому демонстративно пренебрегал мамой, тиранил тебя. Ему потребовалось несколько десятилетий для того, чтобы осознать свою ошибку. Не повтори его судьбу, Рэнд. Тебе стоит бояться не за меня, а за себя… Если тебе нужны доказательства более весомые, чем мои эмоциональные заверения, то я назову имя одного уважаемого психиатра, маминого лечащего врача. Я неоднократно разговаривала с ним. Он подтвердил слова Эверетта. Как видишь, я не такая уж доверчивая. Тоже предпочитаю заручиться мнением независимых экспертов, — пошутила Надя, завершая тяжелый разговор.

— Давай-ка, собирайся. Идем домой!

— Как? Уже? Но еще только пять часов!

— Вот именно, пять часов — конец рабочего дня, — назидательно проговорил исполнительный директор, склонившись над столом ассистентки.

— У меня еще есть ряд неотложных дел…

— Хватит перечить мне, — проговорил он. — Ты слышала приказ руководителя? Исполняй!

— Куда ты так спешишь Рэнд?! — удивленно воскликнула Тара.

— Домой, в постельку… Так ты идешь?

— А что еще мне остается, — восторженно проговорила ошеломленная таким решительным, настроем девушка.

Могла ли она когда-нибудь хоть на секундочку предположить, что он станет так смотреть на нее? Это не было ставшее привычным, тупое и ненасытное, почти зловещее вожделение, которое ей нередко приходилось наблюдать. Любое предположение стало бы слишком смелым, но вывод напрашивался сам. Тара хотела в это поверить, но боялась ошибиться.

У нее внутри все трепетало, пока они ехали домой, взбирались на крыльцо, открывали дверь.

На пороге Рэнд обжег ее губы поцелуем.

— Ну, идем же, — и он легонько подтолкнул ее в дом.

Тара не могла не поддаться. Это казалось ей воплощением самой дерзкой мечты. Наиболее удивительным было то, что она ничего не предпринимала для того, чтобы это сейчас свершалось, если не считать ее отчаянного желания бытье ним.

Рэнд подгонял ее и тащил прямиком в спальню. Он был шутлив и вместе с тем чрезвычайно серьезен. Тара чувствовала себя счастливой до головокружения. Она уже была согласна на один только короткий миг воплощенной мечты.

— Рэнд? — вопросительно проговорила девушка на пороге спальне.

Слишком уж разительно было отличие от всего того, что ей доводилось испытывать с ним.

Он утвердительно кивнул, и этого оказалось довольно, чтобы она успокоилась и предалась его воле.

Целуя ее в шею, Рэнд отогнул бретельки ее платья, и молния на спине медленно поползла вниз.

— Мне пришло в голову сделать что-то сверх уговора, — прошептал он ей на ухо.

— Что же это? — спросила она.

— Давай теперь, занимаясь сексом, будем любить друг друга? — предложил Рэнд.

Сердце Тары было близко к тому, чтобы разорваться от переполнявших ее чувств. Она лишь испустила звучный выдох и приникла к его груди.

Обвивая руками шею Рэнда, Тара осыпала его лицо поцелуями, дыша часто и порывисто, и зажмурилась, словно боялась ослепнуть от этого сияния неподдельного счастья…

Она медленно опустилась на постель, следя за Рэндом. Он нежно освободил от белья вздымающуюся грудь девушки и трепетно скрыл ее под своими ладонями, а затем опустил их, глядя Таре в глаза, утопая в них.

От его долгого, сосредоточенного и необъяснимого взгляда она смутилась и спрятала грудь рукой.

— Нет-нет, — проговорил Рэнд. — Не делай этого. Ты прекрасна. Ты всегда была хороша, но сейчас… сейчас я понимаю, что ты великолепна, — признался он и нежно поцеловал ее.

Никогда она не знала Рэнда таким. Его прикосновения были невесомы, его губы — пылки, его желание словно стыдливо прорывалось наружу. Не знай она Рэнда, решила бы, что любима им. Однако все ответы потеряли свою важность для Тары. Она наслаждалась своим счастьем, которое еще недавно было абсолютно немыслимым.

Стиснув тонкую талию девушки, Рэнд опустился на колени и припал к ее животу с поцелуями. Тара отвечала ему легким подрагиванием бедер. Когда Рэнд лег рядом и их губы встретились вновь, она заключила любимого в своих объятия и нежно приняла его. И с каждым порывом любила его больше, глубиннее, неистовей. Она любила его всем своим существом, единым в этот неизъяснимый миг. Страсть, которую Тара хорошо знала в нем, теперь отступила. В этом слиянии не было ничего от их прежнего опыта. И экстаз не был похож на взрыв или ураган, он был протяжным и светлым, как полет.

— Я понимаю, как это могло произойти. И я не виню тебя, — мирно проговорил Рэнд, откинув влажные пряди волос с ее лица и поцеловав почти по-братски.

— Ты о чем? — удивленно прошептала Тара.

— Я о твоей связи с Эвереттом, — нехотя ответил он.

— Не было никакой связи, — с нежной улыбкой отозвалась она.

— Тебе не нужно лгать, я прощаю тебя, — великодушно произнес убежденный в своей правоте Кинкейд.

— Тебе не за что меня прощать, Рэнд, — вспыхнула возмущением девушка. — Я никогда не спала с Эвереттом.

— Тише, не кипятись. Ты можешь довериться мне. Что же в том постыдного? Что было, то прошло… — умиротворяюще нашептывал он.

— Да хватит мне внушать то, чего не было, — противилась она его увещеваниям.

— То есть ты хочешь сказать… Но…

— Я никогда не спала с твоим отцом, — твердо повторила Тара, но на этот раз, пожалуй, впервые ее слова возымели хоть какое-то действие на Рэнда.

Он откинулся на спину, закрыл ладонями свое лицо и выразительно простонал, живо представив, какое чудовищное сооружение из гнева и ненависти воздвигнул на этом ложном основании.

Рэнд долго качал головой, не говоря ни слова. Тара с недоумением наблюдала явное раскаяние. Но когда он посмотрел на нее, его глаза были темны и сухи. Тара поняла, что и теперь он ей не поверил, как ни старался.