Сандра Хьятт - Любовь жива

Джиллиан шла, прижавшись плечом к Максу, — отчасти потому, что он закрывал ее от ветра, отчасти потому, что, несмотря на их разногласия, это давало ей ощущение того, что все будет хорошо. Над головой у них крикнула чайка, шорох отбегающих от берега волн словно уносил их напряжение с собой.

— Я знаю, что наша работа будет вечно втягивать нас в конфликты, но мы справимся.

Должны справиться.

— А может, ты просто прекратишь это делать? — предложил он.

— Что именно? Освещать обе стороны медали? — мягко спросила она.

Не мог же он правда ждать от нее этого.

— Нет. Уйдешь из «Сисайд газетт». Будешь сидеть дома с Этаном.

Она остановилась и отняла у него свою руку, повернулась к нему, внимательно посмотрела ему в лицо. Ветер взметнул ее волосы.

— Ты сама говорила, что иногда бывает трудно совмещать дом и работу, например когда он болеет.

— Всем родителям бывает трудно.

— Я буду поддерживать тебя. Ты же понимаешь, что денежный вопрос у нас стоять не будет. К тому же так может быть лучше для Этана.

Джиллиан все никак не могла уложить его предложение в голове:

— Ты серьезно?

— Абсолютно. По-моему, это идеальное решение.

— Я задала пару вопросов, от которых тебе неуютно, и ты просишь меня бросить работу.

— Вовсе нет. Я задумался об этом тем вечером, когда мы ездили на презентацию книги, и решил, что так будешь лучше всего для нас.

— Для нас? Ты имеешь в виду — для тебя?

Он покачал головой:

— Нет, я имею в виду — для нас.

Самым страшным было то, что это прозвучало так, словно он действительно имел это в виду. Еще страшнее было то, что на секунду идея показалась ей очень привлекательной. Она не могла позволить себе согласиться и в то же время хотела этого больше всего на свете по самым разным причинам.

— Макс, какой бы идеальной ни казалась бы тебе твоя идея, я не могу полностью зависеть от тебя. — Она говорила медленно, надеясь, что так ее слова приобретут особый вес. — Мне нравится моя работа. «Сисайд газетт» — лучшее издание, на которое мне приходилось работать. То, что я делаю, дает мне цель в жизни, помогает справляться с жизненными неурядицами и — что особенно важно для меня — дает мне независимость, которая мне очень нужна.

— Я не требую от тебя немедленного ответа. Просто обдумай мое предложение, хорошо?

Он что, совсем ее не слушал? Она отвернулась.

— Макс, я не собираюсь уходить с работы. Вообще. — Ее голос дрожал, и она ненавидела себя за это. — Почему бы тебе не уволиться? Тогда не будет больше никаких конфликтов интересов.

Она медленно пошла дальше. Он догнал ее и потянулся к ее руке:

— Ты рассердилась?

— Да.

Он сжал ее руку:

— Накричишь на меня?

Он коснулся плечом ее плеча.

— Может быть. Если ты снова заговоришь об этом.

Он помолчал немного, потом спросил:

— Как насчет примиряющего секса?

Она закусила губу. Это было не смешно, она не собиралась смеяться. До нее долетел слабый аромат его одеколона.

— Может, после того, как я накричу на тебя.

— Можешь покричать в процессе.

— Макс, я не шучу.

— Я тоже.

Макс вошел в кабинет Рейфа, столкнувшись в дверях с Чейзом Ларсоном. Уильям Таннер, финансовый директор, уже сидел напротив Рейфа, и, судя по озабоченным лицам мужчин, они вели серьезный разговор.

— Закрой дверь, — велел Рейф.

Плохой знак — обычно дверь всегда оставалась открытой. Макс захлопнул дверь и сел:

— Что случилось?

Рейф кивнул Уиллу, тот повернулся к Максу:

— Нельзя ничего сказать с уверенностью, но я подумал, что стоит тебя предупредить.

Макс ждал продолжения.

— Я только что вернулся из Нью-Йорка и не имел возможности все проверить более тщательно, но, бегло просмотрев счета компании, я заметил некоторые… не состыковки.

— Что ты имеешь в виду?

— Некоторые необъяснимые траты, — сказал Уилл. — Траты, в которых не было необходимости, цифры, которые не совсем сходятся.

Плохо.

— Ты хочешь сказать…

— Есть два очевидных варианта. Первый: ошибка системы — полгода назад в нее внесли некоторые изменения, связанные с расширением компании, и, возможно, возник сбой из-за неаккуратности. В этом случае деньги все еще на наших счетах, проблема только в неправильной документации.

— А второй вариант? — спросил Макс.

— Кто-то потихоньку тянет из компании деньги.

— Изнутри?

Макс напряженно думал.

Уилл кивнул.

— Кто и как много?

— Слишком рано пытаться ответить на эти вопросы. Доступ необходимого уровня есть у ограниченного числа людей, и я не хочу объявлять о происшествии, пока не буду уверен, что оно действительно имело место, и тем более рано пока показывать пальцем на кого-то определенного.

Макс подождал, пока сказанное уляжется в голове. Рейф наклонился вперед:

— Мы пригласили тебя сейчас, потому что…

— Потому что, если у нас действительно кто-то ворует и эта новость просочится наружу, мне придется очень постараться, чтобы не дать нам потерять лицо.

Пресса, включая Джиллиан, с удовольствием вцепится в эту тему. Рейф и Уилл серьезно кивнули.

— Похоже, мне пора начинать разрабатывать кризисный план. Расскажите мне о своих худших опасениях.

Макс сидел напротив Этана и смотрел, как он ест, однако его мысли были далеки от сына и даже от Джиллиан. Обычно трудности не пугали его, он даже любил искать способы избавления от них, но сейчас все было по-другому. Его мутило от одной мысли, что кто-то ворует у компании.

Джиллиан стояла у раковины, помешивая что-то, покачиваясь в такт мелодии, звучащей по радио. Словно почувствовав его взгляд, она обернулась:

— Все нормально?

— Лучше не бывает.

То, что он не мог все рассказать Джиллиан, ни сейчас, ни вообще в обозримом будущем, еще больше расстраивало его. Только когда им потребуется обнародовать информацию, он сможет поделиться с ней.

Если бы это случилось месяц назад, у него даже мысли не возникло бы рассказать ей все. Но теперь не только невозможность все ей рассказать, но и необходимость скрывать от нее что-то выматывали Макса.

После того как Этан заснул, Макс пошел к себе и включил ноутбук. Он больше не ночевал в этой комнате — кровать Джиллиан была намного удобнее, особенно в сочетании с ее податливым телом, ее смехом и любовью, — но он иногда заходил сюда, когда ему надо было поработать дома.

Дома.

Он знал силу слов и чувствовал, что этот дом и его обитатели стали ему дороже всего, что было у него с юности. Это должно было беспокоить его, он должен был остановить распространение болезни, пока было еще не слишком поздно.