Поздняк на Новый год - Наталия Романова

– Чему ты удивляешься? – улыбнулся Егор. – Смотри, я пришёл на работу вчера утром, у меня было дежурство – считай сутки на работе. Сегодня с утра начался рабочий день, две плановые операции и одна, под вечер, экстренная. Дежурный врач был занят, пришлось мне. Сейчас почти девять, дома я буду к одиннадцати вечера, если повезёт, а завтра в восемь должен быть на рабочем месте, – он развёл руками. – Какая женщина это выдержит?

Я промолчала, переваривая новые знания, заодно прикидывая, выдержу ли я? По всему выходило, что да. Никогда не нравилось, когда Родион проводил всё время дома, даже на пике наших отношений, когда страсти кипели, как приворотное зелье в ведьмином котле, я про себя злилась на его постоянное присутствие дома.

Должны же быть у человека какие-то интересы помимо игр, дивана, футбола по телевизору и пива? А уж когда он работал на удалёнке, я и вовсе мечтала, чтобы он, ну или я, испарились. Это же форменное безобразие, целый день маячить друг у друга перед глазами!

Нет, лет в пятнадцать это прекрасно, кажется по настоящему романтичным, но ближе к двадцати пяти и старше обзаводишься своими интересами, хобби, знакомствами, и якорь, который и сам пердит в диван, и тебя никуда не пускает, начинает нервировать.

Справедливости ради, последние три года Родион исправился, стал реже торчать дома, чаще куда-то выбираться с друзьями, правда, потом выяснилось, что виной тому Алёна, а не неожиданно появившиеся хобби и регулярные походы в фитнес-клуб.

Если мужчина тратит время на работу, пациентов, по большей части таких, как моя вредная соседка по палате, успевшая за несколько дней извести весь персонал отделения и дважды поскандалить в кабинете главного врача, то вряд ли он уйдёт к гипотетической Алёне.

А если уйдёт, то скатертью дорога! Главное, не остаться в очередной раз с чешкой стенкой, древним ремонтом, висящей проводкой и растяжением лодыжки, потому что приспичило в гололедицу напиться вина и забыться. Остальное – сущий пустяк, если вы понимаете, о чём я.

– Так что с новым годом? – повторил Егор свой вопрос. – Я, правда, думал, что дежурю, поэтому ничего не планировал, вот и остался без компании. Встретим вместе?

– Хорошо, – кивнула я.

Разве плохо? Шикарно, волшебно, сказочно – вот какие эпитеты подошли бы, а не просто «хорошо».

– Тогда сначала нам нужно провести кое-какое… обследование, – шепнул Егор.

Пропустил пальцы сквозь мои волосы, задев кончиками кожу головы, от чего мурчащие и кружащиеся в вальсе мурашки заметались, прямо как пожар голубой у Есенина. Притянул за затылок к своему лицу, посмотрел прямо в глаза. Я буквально потерялась во взгляде, пропала, растворилась, превратилась в эфирное облако и тут же почувствовала, не услышала, а скорее ощутила вопрос:

– Голова кружится?

– Да, – кивнула я, соглашаясь… на всё.

Мы целовались и целовались. Его язык гладил мой, играл с ним в причудливые игры. Я же на краю сознания, где ещё оставались частички здравого смысла, понимала, что так меня не целовал никто и никогда.

Более того, я даже не представляла, что это бывает настолько сладко, с остротой, за гранью рядового возбуждения.

Меня трясло как в лихорадке, когда Егор ладонью пробрался под то, что по идее считалось широким кимоно, и сжал грудь, сначала сквозь трикотаж бесшовного бюстгальтера – знала бы, что так сложится, я бы отправилась растягивать себе лодыжку в чём-нибудь кружевном, откровенно сексуальном, – а потом и под тканью, сжимая напрягшийся сосок.

Не выдержала, застонала, сообразив кинуть взгляд на дверь.

– Закрыто, – прохрипел Егор.

Опустил губы на второй сосок, обвёл его языком сквозь ткань, заставляя меня выгибаться от запредельных эмоций, и в это время сжал пальцами первый.

– Ой, йёй, – произнесла я нечленораздельный звук, полностью отдаваясь происходящему.

Через несколько бесконечно долгих минут я обнаружила себя без халата и бюстгальтера, судорожно стягивающую верх хирургического костюма с Егора. А ещё через секунду уставилась на то, что скрывала серая ткань.

Боже мой! Неужели такое бывает? Наяву, я имею в виду, а не на экране телевизора или картинках, пропущенных через сто фильтров в социальных сетях. Такие мужчины ходят по грешной земле, более того, они не модели, топ-стриптизёры или голливудские признанные красавцы, появление торса которых гарантирует фильму кассовые сборы, а обычные врачи-травматологи, проводящие большую часть времени в стенах центральной больницы?

Я всё же ударилась сильнее, чем считала. Наверняка потеряла сознание где-то между тем, как встала со стула на втором этаже и моментом, когда в кабинет вошёл врач. Лежу сейчас в коме, в реанимации, вокруг пищат аппараты, в меня вливают какие-то лекарства, мозг дурманят наркотики. Вот и мерещится всякое…

– Шикарно, – всё, чем прокомментировал Егор мой внешний вид и снова обхватил груди руками. – Обалдеть! Лен, ты фантастическая женщина.

Я не знала, что ответить на столь откровенный комплимент, потому промолчала, после же снова не могла говорить – мы целовались, прижавшись друг к другу голыми телами, витая где-то за гранью бытия.

Голова кружилась всё сильнее, дыхание сбивалось, по телу опаляющими волнами проносилось одуряющие желание, которое концентрировалось внизу живота и между ног, заставляя меня жалобно и умоляюще поскуливать, тереться влажным бельём о ногу Егора.

– Никакого терпения с тобой не хватит… – прошептал глухо Егор, и одним движением стащил с себя брюки вместе с бельём.

Я, конечно, опустила взгляд… и нет, я не ошиблась в палате, то, что предстало передо мной, было настолько же шикарным, как и весь Егор с головы до ног. Восхитительно, бесподобно!

Не маленький, при этом не гигантский половой орган демонстрировал завидную эрекцию. Прямо-таки… нереальную. Не то, чтобы у Родиона были с этим проблемы, но последнее время его член совершенно точно не наливался настолько, чтобы на ощупь казаться каменным и горячим одновременно. Больше мне сравнить было не с кем, так сложилось.

Но это не значит, что я не смотрела фильмы с соответствующим рейтингом и не знала, каков на вид идеальный экземпляр мужского достоинства. Да! Именно такой, как я видела перед собой. И не только видела, но и ощущала в своей руке. Лишь чудо и лодыжка спасали меня от того,