Два короля (СИ) - Костылева Мария

— А что, от твоих ультиматумов было больше толку? — поинтересовался Грапар.

— Я никогда не писал ультиматумов. До недавнего времени я считал, что его величество — честный и благородный человек, и обращался к нему с просьбой рассмотреть мои предложения. Я привёл несколько достаточно разумных — на мой взгляд — аргументов в пользу того, чтобы ввести такой орган власти, как Парламент. Ведь, помимо явной практической пользы, это бы укрепило доверие граждан к своему королю… Сюда нужно масла добавить… есть у кого-нибудь? А, вот маслёнка…

«А потом ты понял, что доверие к такому королю губительно для этих людей, — подумала Элья, — и пошёл за Грапаром… Как и я…»

Она смотрела на то, как граф осторожно вливает масло в горелку. Наверняка он научился обращаться с такими штуками, когда путешествовал — в поездах вроде есть персональные горелки для пассажиров первого класса. Элья только сейчас обратила внимание на то, какие у него широкие ладони. Если он сожмёт руку в кулак, это будет большой кулак; а ей почему-то всегда казалось, что у аристократов кисти узкие… Хотя, если подумать, не могут же они все быть с одинаковыми руками!

И именно этими руками, которые сейчас так аккуратно лили из маслёнки масло, Лэрге сегодня убил человека.

Зная графа, Элья думала, что он обязательно что-нибудь скажет по поводу казни Гора, которую вынужден был совершить. Перед тем, как выстрелить, он выглядел совершенно растерянным, напуганным — и тем самым как будто оправдал её ожидания. Человек, который привык говорить громкие слова, редко доказывает их делом. Элья тогда подумала: вот он, предел Лэрге, где граф сломается и покажет свои худшие стороны.

Но выстрел прозвучал, а Лэрге ведёт себя так, будто ничего не случилось. Он спокоен, он поддерживает беседу, попутно чем-то занимается. Вот горелку починил, вот вручил Равесу собственный световой кристалл — яркий, белый, очень хороший — и отправил его нарвать земляничных листьев, а сам принялся искать посудину, в которой можно было бы вскипятить воду. И нашёл-таки какой-то закопчённый, погнутый, но вполне годный для дела ковшик.

Чудеса аристократического воспитания? Или граф, как выразился Мароль, «позврослел»?

Элья представила, что бы было с ней, если бы ей нужно было кого-то убить.

Во-первых, она ни за что бы в жизни этого не сделала. Даже ради Грапара.

А во-вторых, если бы это каким-то образом всё-таки случилось, она бы тут же сошла с ума. Вне всякого сомнения.

Представив, как ей в руку вкладывают револьвер и приказывают выстрелить в кого-то, Элья испугалась почти по-настоящему. В горле образовался комок, она даже отложила вторую половинку бутерброда, который предварительно разрезала, чтобы удобнее было есть…

— Госпожа Элья, которой не откажешь в дальновидности, по-моему, подала нам замечательный пример, — заметил Лэрге. — Я думаю, всем нам лучше оставить часть бутербродов наутро. Завтрак придаст сил для дальнейшего путешествия… Ещё ведь долго идти, насколько я понимаю?

— Не одну неделю, — буркнул Грапар. — Кстати, кто-то должен остаться сегодня дежурить. Я посыплю порог солью, но на всякий случай…

— Я останусь, — сказал граф. — У меня и амулетик один имеется, от нежити…

— Здесь далеко не все амулетики помогают, — мрачно заметил Грапар. — Но сунь в карман, на всякий случай. Я тебя сменю часа через три.

— Да ладно, там уже рассвет… Лучше пораньше выйдем.

— Хотя бы пару часов надо всем поспать. Здесь такое место, что нужно иметь как можно больше сил. Каждому из нас.

Лэрге пожал плечами:

— Хорошо, там видно будет.

Свечи погасили, оставили лишь тускленький кристалл, принадлежавший Мадбиру. Лэрге взял его с собой и положил на сложенное одеяло, которое пристроил у входа — именно здесь он и собирался дежурить. Порылся в своих вещах, извлёк оттуда книжку и с невозмутимым видом принялся читать, не обращая внимания на устраивающихся на ночлег спутников.

Элья, уже привыкшая засыпать и в менее комфортных условиях, провалилась в сон практически сразу.

***

На изломе ночи спряталась в складках неба луна, и в глухой дремучей чаще Белобора открылась поляна — словно древние деревья вдруг взяли да расступились. Впрочем, так оно и было: теперь чавкающую, поросшую болотной травой почву то тут, то там, даже в самой середине поляны, пробивали узловатые корни — казалось, деревья вытянули их и, оттолкнувшись от привычных мест, перенеслись подальше.

Когда разгорелся зелёный костёр, стало видно, что поляна отнюдь не пуста. Сегодня здесь шли пляски во славу Болотного Короля и его вечной власти над Белобором. Плясали кикиморы, с треском изгибались в жутковатом танце полчища леших, дёргались в восторженных конвульсиях наложницы Болотного Короля, то и дело кидая алчные взоры на зелёное пламя и издавая восторженные вопли. Вставали и падали на колени служанки Подземного Дворца, которым дозволено было присутствовать сегодня на празднестве.

Минул самый чёрный час этой ночи, пошёл следующий — и тут вдруг взвился над костром сноп зелёных искр, дрогнула земля, и среди пламени появилась высокая фигура, облачённая в гибкие древесные доспехи из корберы, единственного во всех мирах дерева, что тянулось прочь от солнца и врастало кроной в землю.

Придворные экзальтированно взвизгнули и заплясали ещё пуще, ещё отчаяннее; старались придворные, всем существом своим стремясь продемонстрировать любовь к монарху — знали, что Болотный Король зорок, и что ленивому обожателю может сильно не поздоровиться.

Болотный Король степенно вышел из пламени, поднял руку — и все замерли. Поляну затопила тишина — даже зелёный огонь горел беззвучно.

Владыка Белобора втянул длинным носом воздух и расплылся в тонкой улыбке — точь-в-точь такой, какую неизвестный мастер вырезал на лице деревянного идола.

— Завтра придёт добыча… — звучным голосом произнёс Болотный Король. — Повеселимся!

***

Элье показалось, она выспалась, хотя спала явно недолго — в доме было по-прежнему темно, слышалось мерное дыхание и похрапывание спутников.

Девушка откинула одеяла — замёрзнув после долгого перехода, она взяла сразу две штуки — и осторожно, на цыпочках, прошла мимо лежаков к замершей возле входной двери фигуры. Безмолвной, неподвижной. Лэрге сидел на одеяле, подтянув к себе колени и обхватив руками голову. Возле него лежала книжка и кристалл, который, казалось, стал ещё тусклее за это время.

Сквозняк, сочившийся сквозь прислонённую дверь, коснулся голых ног, заставив Элью поёжиться.

Она подошла к шемейскому дворянину, склонилась над ним и осторожно тронула за плечо.

Девушка чуть не вскрикнула от неожиданности — настолько резко Лэрге поднял голову. Глаза, в упор посмотревшие на Элью, совершенно не выглядели сонными.

— Что вам нужно?

Сквозняк был и то приятнее, чем этот тон.

— П… простите… — пролепетала Элья, ошеломленная неожиданной реакцией всегда безукоризненно учтивого графа. — Я просто… Мне показалось, вы спите…

— Нет, я не спал. Я просто задумался. Прошу прощения, если напугал вас. — Лэрге поднялся на ноги и коротко поклонился. Он явно старался вести себя, как обычно, но, видимо, всё ещё какой-то частью сознания пребывал в этой своей «задумчивости» — от графа так и веяло отчуждением. — Я могу вам чем-то помочь?

— Ну, в общем… — Элья смутилась, — вы не могли бы отодвинуть дверь?

— Зачем?

Элья озадаченно моргнула.

Нет, он не мог издеваться. Это же Лэрге! Наверное, просто бессонная ночь давала о себе знать…

Девушка смотрела на его бесстрастное лицо, надеясь, что он сам сообразит, но Лэрге молчал, ожидая ответа.

— Ну, мне бы на улицу… — сказала она наконец. — Подышать.

— Ясно. — Вопреки произнесённому, в серых глазах графа не отразилось и тени понимания. Да что с ним такое? — Только далеко не уходите… прошу вас.

Элья нетерпеливо кивнула.

Она ожидала, что Лэрге приподнимет дверь и отставит в сторону, однако он и не подумал позаботиться о том, чтобы никто в доме не проснулся: дверь отъехала по полу с противным скрежетом. Элья невольно поморщилась, но поблагодарила графа и, натянув сапоги, скользнула за порог.