Дети неба / Дети Солнца (СИ) - Елегон Веся

— Нет, док. Спасибо. Со мной все будет хорошо, — не оборачиваясь, ответила я и, хлопнув дверью, вышла в темный коридор. Возникла у меня одна бредовая мысль, и я торопилась ее проверить. Остановилась. Подождала несколько тягучих секунд.

Дверь не открывалась. Тритос остался в комнате.

Бред, конечно, но, кажется, иной действительно выполняет мои просьбы. О причине этого странного явления не хотелось ни задумываться, ни думать. Остался и славненько. Надеюсь, они о чём-то полезном там договорятся. А мне хотелось скорее оказаться в той ничем не примечательной квартире и, наконец, убедится в том, что с Катей и ее дедушкой все в порядке.

Ощущая на себе несколько десятков пристально следящих за мной взглядов, прошла через холл первого этажа. Меня молча пропустили и, едва я покинула здание, тут же закрыли за мной дверь.

Звук задвинувшегося засова живо напомнил мне тот первый раз, когда я оказалась здесь и стала свидетелем эпизода с тритосами, которые забирали очередную партию людей. Тогда я впервые, после его попытки убить меня, увидела Вархаэриуса. Вот так в живую. Наконец, убедившись, что он не плод моего воспаленного воображения. Хотя я его видела и до этого… в том колодце… как он его назвал — колыбель души, кажется. Сознание запестрело воспоминаниями — моими собственными всплывающими обрывками, и теми, которые мне показал Дмитрий.

…

,

,

,

(Ты не сдохнешь здесь! Ты меня понял?! Выживи, и я приду к тебе, чтобы ты смог отомстить мне. Я приду к тебе сам…)

Эти слова яркой вспышкой взорвались в самом центре моего затуманенного разума и острыми осколками, звон которых породил тысячекратно отраженное эхо, вонзились в живое мясо, в тех местах, где плоть соприкасается с душой.

Больно… с чего бы это?

В сырой темноте ночи, в которой сейчас метался ветер, бездомным псом бившийся об обшивку брошенного космического корабля иных, сложно было не потеряться в своих мыслях. Я на автомате обходила трупы пришельцев, стараясь не поскользнуться в очередной луже крови. До чего же странное существо — человек. Способен приспособиться абсолютно ко всему. Даже к смерти.

Я преодолела почти половину пути, когда пошёл дождь. На удивление, теплый и сильный. Такой, когда не можешь даже вздохнуть, без мысли, что вот-вот захлебнешься. Дождь был как нельзя кстати. Остановившись на одной из крыш безликих городских полуразрушенных высоток, сложила свои вещи в кучу и, отфыркиваясь, смыла с себя корочкой налипшую загустевшую кровь. Не поленилась раздеться донага. Струи воды, срывающиеся с разверзшихся небес, с болью сдирали с кожи чужую смерть и грязь этого полуразложившегося мира.

Жалко, что дождь не способен содрать всю кожу и плоть с моих костей, чтобы отмыть их добела от всех горьких воспоминаний, что насквозь пропитали мое тело. Я никогда не хотела становиться такой — полумертвым напоминанием о человеке, которым я когда-то была. Но ещё до встречи с Вархаэриусом, я успела отказаться от себя.

(Мама, кажется, твоя дочь никогда и не жила.)

В груди полыхнуло, и ночь осветилась синим. И свет этот был не в моей голове, он вырывался из раны в моем теле и освещал залитый дождём город. Мертвый город…

Я ощутила нездоровое родство с этим умирающим миром. Мы сравнялись. Внешний мир и мой внутренний — теперь идентичны.

Хотелось орать во всю глотку.

Был ли смысл у всего, что я когда-либо делала?

Должен ли он быть вообще?

Существование всего человечества — лишь плод ошибки древних и бездушных существ…

Может стоит признать их право на нашу жизнь и перестать искать смысл там, где его быть не может?

Но я засунула эти свои мысли поглубже и, одевшись в насквозь промокшие вещи, подняла свой меч, он тут же засветился синим.

Душа планеты…

Сцепила зубы и, собрав в хвост мокрые тяжёлые волосы, оттянула и уже поднесла к ним сияющее лезвие с намерением отрезать раздражающие вечно грязные лохмы.

Но вдруг вспомнилось то ощущение маленьких детских ручек на моих волосах, заплетающих мне косу, и рука, держащая меч, бессильно повисла. Металл противно заскрежетал по бетону.

Нужно идти.

Вторую половину пути преодолела налегке, предчувствуя возвращение в то место, где меня ждут. Грязь смыл дождь. Ненависть и злость сгорели в огне, полыхающем в моей груди, или, может, их сожрал Темный Бог, затаившийся где-то в моем теле.

Несмотря на полученную новую сквозную дыру и застрявший в ней кусок металла, ни боли, ни какого-либо дискомфорта не ощущала. Это радовало и пугало одновременно.

Вернулась почти под утро. Меня встретил недовольный взвинченный Дмитрий. Он лежал, подперев входную дверь, и, едва я преодолела последнюю ступеньку и повернула в коридор по направлению к квартире, деган вскочил на лапы и, втянув носом воздух, прорычал:

— Чфтхо сфлучхилось?

— Многое. К сожалению. Остальные спят? — спросила я, кивнув в сторону квартиры.

— Дфа, — тряхнув головой, ответил Дмитрий. — Тфы рфанхена, — обеспокоенно сообщил мне друг.

— Иные. Напали на убежище. — объяснила я, кинув на пол мешок с вещами и устало опустившись на него. Прислонилась спиной к стене и закрыла глаза.

— Дфоговхор? — непонимающе переспросил деган.

— Нет больше договора. У нас сутки, чтобы спрятаться. Хотя вряд ли нам это поможет.

— А Вфелизхар?

— А что Велизар?

— Онф сфейчхас гдфе?

— С выжившими в убежище?

— Пфочхему?

— Я сказала.

— Пфонятхно.

— Что тебе понятно? — прошипела я, неожиданно разозлившись на друга.

— Нфе бферхи в гфоловху, — отмахнулся Дмитрий и, повернувшись, направился к лестнице.

Я немного прифигела от такого поведения монстра и, запнувшись, в последний момент все же спросила:

— Ты куда?

— Зфа Вфелизаром, — невозмутимо отозвался деган.

— Зачем он тебе? — честно не понимая, спросила я.

— Бфоюсь, бфез нфего этхи сфуткхи стфанхут для нфас пфослхедними.

— Что ж вам всем сдался этот… — я не закончила, так как дверь в квартиру приоткрылась, и оттуда показалась заспанная мордашка Катерины.

— Ты вернулась! — девочка улыбнулась и, вытянув руки, подбежала ко мне, обняла и уткнулась лицом в мое плечо.

Нет. Вот так все же больно.

Я поморщилась, но отстраняться не стала. Девочка сама разжала руки и с придыханием сообщила:

— Пушок вчера катал меня на спине, чтобы я могла уснуть.

— А почему ты не могла уснуть? Было страшно?

— Нет. Я переживала, что ты не вернёшься. Но Пушок пообещал, что, когда я проснусь, ты уже будешь здесь. И ты здесь, — девочка снова улыбнулась, а после сладко зевнула.

— Не выспалась? — улыбнувшись в ответ, спросила я. А потом и сама, не сдержавшись, зевнула.

Пообещав Кате, что буду охранять ее сон и никуда не уйду, сидела на расстеленном одеяле и смотрела в окно на светлеющий кусок неба.

— Доброе утро, — пожелал зашевелившийся в углу Афанасий Петрович. Инженер закряхтел, пытаясь подняться со своего импровизированного лежака — сваленного в кучу тряпья.

— Доброе, — отозвалась я.

— Обновки? — улыбнулся Афанасий Петрович, едва нахлобучил на нос свои громоздкие очки и рассмотрел новую футболку, одетую на спящую девочку.

— Да. И вон там ещё в мешке, — указав на прислоненный к стене белый мешок из- под сахара, прошептала я.

— Так много! Катя будет в восторге, — просветлев лицом, искренне обрадовавшись, воскликнул пожилой мужчина.

— Вот только… из еды ничего не принесла…

— Наших запасов дня на три-четыри хватит. Не стоит печалиться раньше времени, — попытался успокоить меня Афанасий Петрович.

Потирая руки и похлопывая себя по бокам, старик подошёл к окну и, приоткрыв тряпку, которая успешно заменяла занавеску, присвистнул:

— Вот это ливень! Рядом стоящих зданий не видно. Все-таки что-то меняется. Может, оклемается наша планета. Оживет…