Марина Суржевская - Янтарь чужих воспоминаний

— Где? — лорд тут же забыл о леди-выскочке.

— В летнем протекторате. Женщина.

Хантер

Ему совсем не понравилось, что Орин беседовал с оритой. Хотя Орину обычно наплевать на окружающих, но дорогу он не переходит никогда, если дело касается женщины. Такой вот кодекс чести.

Орин ушел, вежливо кивнув на прощание, а Хантер улыбнулся девушке.

— Не обращайте на него внимания, он известный сноб. Надеюсь, не обидел вас?

— Я не обидчивая, Хантер, — она мягко улыбнулась, и мужчина замер.

— У вас очень красивая улыбка, Кристина.

— Хантер, вы мне льстите, — она махнула рукой и провела рукой по лбу. — А лорд Дартер не сказал мне ничего обидного. Да мы и не разговаривали почти. Меня вот отправили переписывать сферы памяти, не думала, что их… столько!

— Это лишь первый уровень, — с сочувствием сказал он, отбирая у нее тяжелую тетрадь. Девушка закатила глаза, а мужчина рассмеялся. — Поначалу всем трудно, знаете, эти стены, они ощутимо… давят. А потом ничего, привыкнете. Хотите, я вам помогу?

— А разве у вас нет дел?

— Полно, — обрадовал он. — Но я собираюсь сделать вид, что ни одного, и остаться с вами в этом пустом и страшном подземелье! С некоторой долей воображения это даже может сойти за романтическое свидание.

— Хантер!

— А что? — он подмигнул ей. — Темнота, свет одинокой свечи, и мы здесь лишь вдвоем… Пожалуй, я начну вас соблазнять, Кристина!

— Хантер! Это не одинокая свеча, а световой шар, и где-то там бродит архивариус. Кстати, весьма строгий! И не надо меня соблазнять, прошу вас!

— Ну, зато мне удалось вас развеселить, — дознаватель поставил галочку в тетради, сверив номер с шаром. — Раз уж с соблазнением не выходит. Но я буду стараться, даже не надейтесь так просто от меня отвязаться.

— Вы невыносимы! — рассмеялась она.

— Так и не надо меня выносить, оставьте на месте. Желательно, рядом с собой, — отозвался он. — И вы пропустили вот тут цифру.

— Где? — забеспокоилась она и склонилась к тетради так близко, что ее плечо коснулось мужского. — Не вижу…

Он втянул воздух возле ее виска, и от дыхания легкий завиток волос над ухом чуть колыхнулся.

— Хантер! Здесь нет ошибки! Вы меня обманули?

— Но я ведь честно предупредил, что намерен вас соблазнять, — он рассмеялся, глядя на ее рассерженное лицо. Леди забрала тетрадь, а мужчина поднял руки в извиняющемся жесте. — Кристина, ну простите! Просто не смог удержаться! Не злитесь, прошу!

— Так и хочется стукнуть вас этой тетрадью по голове, — пробурчала она.

— Какое расточительное отношение к лучшим умам нашего города, — посокрушался он. — Вы знаете, что телесные повреждения дознавателя караются очень строго? Ай-яй-яй, Кристина, какой ужас! Вы готовы нанести мне тяжкие телесные повреждения за невинную шутку! Жестокая вы девушка.

— Хантер, прекратите паясничать, — она отвернулась, но не смогла скрыть улыбку, и Хантер её заметил. Чудесно. Женщины любят тех, кто их смешит. Они не видят в шутниках опасности, не боятся и легче сближаются с ними. А он собирался сблизиться с этой изящной гордячкой, волосы которой пахнут дикой вишней. В его детстве было такое дерево, кривое, с совершенно горькими ягодами, которые невозможно было есть, но как же они пахли… Горько-сладко и невыносимо притягательно.

— А что там произошло, с той женщиной? — она осторожно взяла в руки шар. — Летней?

— Ей сломали шею.

Шар выкатился из дрогнувшей ладони и со стуком подпрыгнул на мягком полу. Кристина вскрикнула испуганно, упала на колени, кидаясь за покатившейся сферой. Дознаватель ловко преградил ногой движение шара и подобрал. Подал руку девушке, помогая подняться.

— Не разбилась? — ее голос чуть дрогнул, а зеленые глаза все еще были испуганными. — Какая я неловкая…

— Кристина, не волнуйтесь. Смотрите, — он поднял руку и уронил сферу. Та ударилась об пол и подпрыгнула, словно мячик для хейса. — Тут специальное покрытие на полу, толстый каучук, — пояснил мужчина, поднимая шар. Стукнул ногтем по стеклу. — И это стекло почти невозможно разбить. Так что роняйте на здоровье. И не переживайте так!

— Спасибо, Хантер, — уже спокойно произнесла она, принимая из его ладони шар. — Я действительно испугалась, что уничтожила воспоминание. Знаете, я пока не до конца освоилась здесь…

— Вас просто испугали мои слова, — спокойно обозначил мужчина и вздохнул. — Про убийство. Простите, Кристина. Мы уже так долго в этом месте, и так часто сталкиваемся с… инцидентами, что стали совершенно бесчувственными чудовищами. Для нас это обыденная жизнь. Как дела, Хантер? Ничего, дружище, сегодня убили двоих, а у тебя? Понимаете меня? Мы уже забыли, как относятся к этому обычные люди. Нормальные. Мы все забыли, что такое страх.

— Вы говорите странные вещи, Хантер.

— Ну вот видите, и соблазнить не вышло, и рассмешить — тоже, — он криво усмехнулся. — Только испугать и расстроить. Наверное, я этого не переживу, и с горя напьюсь. Не хотите составить мне компанию?

Ее губы чуть дрогнули.

— Я не умею пить, поэтому воздержусь.

— Неужели вы начинаете буянить и петь непристойные песни? — он сделал страшные глаза, и леди улыбнулась уже открыто.

— Увы, Хантер. Я начинаю плакать и ненавидеть весь мир. Так что не советую меня спаивать.

— Сегодня явно не мой день, — мужчина издал тоскливый вздох, поглядывая на нее искоса. И усмехнулся, когда она сдалась. Конечно, сдалась.

— Ну хорошо, только никакого вина, — она погрозила тонким пальчиком. — Кофе. Договорились?

— Я счастливейший из людей! — улыбнулся дознаватель и отвесил шутливый поклон. — И всю ночь буду сочинять оду в вашу честь, о моя прекрасная леди!

— У меня стойкая аллергия на эпистолярный жанр, — улыбнулась Кристина, возвращаясь к пометкам в тетради. — Так что давайте просто выпьем кофе.

— Вы не даете мне блеснуть талантами! И вот как вас после этого соблазнять?

— Просто оставайтесь собой, Хантер, — велела она.

Распрощались они вполне дружески, и мужчина ушел в темноту. Потом бесшумно вернулся и еще какое-то время постоял за стеллажами, глядя на девушку. Кристина, кажется, успокоилась и теперь спокойно работала. Доставала шар, осматривала, ставила на место, сверяя номер. И снова. Когда она тянулась к верхней полке, ткань серого платья натягивалась, обрисовывая грудь. Он прижал к лицу запястье, на котором остался ее запах. Дикая вишня.

Еще постоял, наблюдая за ней, и скользнул во тьму окончательно.

«Просто оставайтесь собой, Хантер».

Нет, вишневая девочка, пахнущая так притягательно-горько. Если он будет собой, то она вряд ли обрадуется…