Variant (СИ) - "Тори Теллер"

— Не совсем. У тебя ведь есть вопросы? Много вопросов? Хочу, чтобы ты задал их мне, а не своей женщине. Давай! Но должен предупредить, что хоть и обессилен, все же советую сдерживать при мне свои вампирские порывы. Это место наполнено рунической магией и требует уважения и спокойствия.

— Ну да… — вздохнул Арн. — Футарком по башке, в случае чего?

— Именно так.

— Так, где вы были, ты мне скажешь?

— Конечно. Ответ в твоем кармане. Вон в том, — глазами показал скальд.

Викинг запустил пальцы вовнутрь и вытащил порванный шнурок, снятый с шеи Олив. Зажав между большим и указательным пальцами, он несколько секунд разглядывал подвеску — медвежий коготь.

— Это был огромный старый самец, — медленно произнес Северянин. — Мне было десять.

— Да. Всего десять человеческих лет было мальчишке, а завалил матерого зверя. Что у тебя было — нож и копье?

— Только копье. Я промазал в сердце — зверь сломал древко и подмял меня. Тогда я вонзил обломок ему в глаз, проткнув мозг… Зачем ты ее туда водил??!

— Ты действительно не помнишь?

— Что я должен помнить?! Ты меня с ума сведешь, колдун!

— Да, ладно! Надень его. Хотя погоди…

Скальд протянул руку и свел вместе обрывки кожаного шнурка — слегка потянуло паленым. Эгиль убрал ладонь, и глазам викинга предстал совершенно неповрежденный шнурок. Помедлив, викинг надел его себе на шею.

Колдун с напряженным вниманием смотрел ему в лицо. Ничего не происходило.

— Ты скоро во мне дыру провертишь, — угрюмо огрызнулся вампир.

— Арн, можно я прочту молитву? — внезапно предложил скальд.

— Почему ты спрашиваешь? Что за молитва? — растерялся Северянин.

— Христианская. Но оочень древняя. Просьба о прощении и возвращении блудного сына. Я прочитаю ее для тебя и для себя. Просто послушай. Это не колдовство! Это вера.

Глаза колдуна потемнели, как и лицо — казалось, оно вырезано из старого дерева. И когда из его горла полилась эта странная речь, Арну показалось, что мир покачнулся… Викинг уперся ладонями в землю, опустил голову на грудь и прикрыл глаза.

Fæder ūre, ðū ðē eart on heofonum,

Sī ðīn nama gehālgod.

Tō becume ðīn rice.

Gewurde ðīn willa On eorþan swā swā on heofonum.

Urne gedægwhamlīcan hlāf syle ūs tōdæg.

And forgyf ūs ūre gyltas, Swā swā wē forgyfaþ ūrum gyltendum.

And ne gelæd ðū ūs on costnunge, ac alȳs ūs of yfele.

Sōþlice*.

Северянин слушал, глядя на шевелящиеся губы скальда, и вспоминал, свои собственные слова:

— Я буду биться легко, зная, что ты ждешь. Я не смогу тебя забыть. Но как бы я хотел просто прожить с тобой жизнь, здесь, дома. Взять тебя в жены, иметь от тебя сыновей. Даже, если потом придется отправиться в мертвый край Хель…

*

— Как ты?

— Не знаю. Во мне сейчас… Это невероятно! — Северянин был просто не в состоянии описать свои ощущения.

— Я надеялся, что твое чувство к Олив сильнее вампирской личности, — обрадовался Эгиль.

— Так это были не сны? Она приходила на самом деле?!

— Теперь — да. И крови конунга Кровавой Секиры на тебе больше нет! Ты был и остаешься потомком древнего рода, связанного с основателями и хранителями вашей земли. С драконами. Как и я…

Эгиль помолчал, пожевал губами и шумно выдохнул.

— Прости меня, викинг, за сказки и недомолвки! Слишком извилист был путь понимания и прощения. О доверии вообще молчу — и тебе, и мне этому еще учиться… Эта девочка столько на себе тащила одна! — он запнулся, пронзительно взглянув в глаза вампиру. — Не кажется ли тебе теперь, что ты знаешь ее чуть больше, чем твои десять веков не-жизни?

— Она была права, колдун — ты приговорил нас друг к другу, — глухо откликнулся вампир.

— Не я, викинг. Судьба. Я лишь искал пути исправления фатальной ошибки, что привела к исчезновению не только твоей семьи, но и целого мира. Мира, существовавшего параллельно человеческому, оставшегося только в легендах и сказках.

Когда мы встретились, викинг, ты был одним из разрушителей. И я поступил, как поступал с такими всегда. Но Оливия все изменила. Теперь и ты, и она — частицы обоих миров. А благодаря самоотверженности и крови твоей феи, тот мир может возродиться! И, поверь, в нем вам понравится гораздо больше, чем здесь, потому что он ваш изначально. Ваш и вашего будущего ребенка.

— Расскажи мне о нем, колдун. Он тоже станет заложником своего предназначения?

— Нет. Он свободен в своем выборе и гораздо сильнее и отца и матери, так как наследует генетику Первородного. Пока он будет в теле матери, он будет делиться этой силой и с ней.

— Сдается мне, что этот не еще рожденный малыш — самый лакомый кусочек и для Центра, и для кровавого бога Спенсера — или кем он там себя считает! И для тех, кто остается в тени, и на самом деле управляет этим миром.

— Ты абсолютно прав, викинг.

— Так может, просто свалить отсюда нахрен всем кланом в эту твою благословенную реальность, а колдун?

— Я был бы счастлив, если бы это было так просто! Но есть загвоздка: кровная связь Олив с твоим предшественником.

— С Максом?

— С ним. Существует только два варианта развития событий на сегодняшний день — его физическое уничтожение или новый тотальный апгрейд. А учитывая, что он получил доступ к силе Предвечных, противостоять ему может только Оливия. С моей и вашей помощью, конечно. Но реальный противник ему — только она. И ваш ребенок.

— Это какой-то нонсенс — младенец, как оружие против вампирского божества!

— Он не младенец. Он — чистая Первородная Сила! И почему — «он»? Разве я не сказал, что у тебя будет дочь?

_____________________________

*Друзья,

Очень рекомендую послушать эту необычную староанглийскую речь и голос, выложенные на моей странице в ВК — vk.com/id622742795 (или просто забейте в поисковой строке Тори Теллер). Вы сразу проникнитесь атмосферой сцены, и легко представите себе этого колдуна-скальда и раздавленного всплывающей памятью викинга.

Приятного чтения,

Ваша Тори.

Хотеть значит мочь. Глава 13.

По-настоящему смел тот, кто уже умер.

От женского крика у Арна заложило уши.

Кто это — Олив или Крис? А может быть Тина… или Одри…или Эмбер??

Почему он не может различить их?

Эгиль Скаллагримсон отшатнулся и почти с ужасом смотрел на вампира, взрывая пальцами землю и покрываясь чешуей. На полную трансформацию его энергии еще не хватало, но колдун уже знал, что происходит.

В том, брошенном ими мире, Демиург в обличии Макса Спенсера нашел их! И теперь требовал своего… Вопрос в том, что он считал своим.

Женщину — ускользнувшую от него с соперником?

Соперника — отказавшегося быть вассалом?

Или — весь Клан Северянина, включая связанных с ним, которыми можно воспользоваться?

Скаллагримсон был уверен в одном: о ребенке Демиург не знал. Как не знал он и о новой реальности Оливии Рейвен Кук, на практике подтвердившей верность теории пространственно-временного «слоеного пирога» и создавшей мир для будущего ребенка и всего Клана. Даже самому скальду это стало известно только потому, что его помощь в создании этого мира и была основным условием для путешествия Олив в прошлое.

Эти рассуждения заняли доли секунды, после чего они оба — тысячелетний вампир и колдун — одновременно взмыли ввысь…

Если бы кто-то оказался свидетелем, то не поверил бы своим глазам: в черноте ночи, под самыми кронами платанов неслись две размытые тени, выныривая из рощи и взмывая ввысь двумя призрачными фигурами.

Крылатый, беловолосый нагой демон, тело которого было покрыто бронированной чешуей, кроме части лица, летел чуть выше второго, оставляя его в тени своих кожистых крыльев, отчего тот в своей темной одежде совершенно сливался с ночью… И лишь, когда на его лицо или руки попадал лунный свет, они светились белизной, выдавая в нем нежить.