Наследие белого дракона (СИ) - Лисовская Ада

Ты первая, дитя, — прозвучало в голове Ламоры и она схватилась за шею, чувствуя, как перестало хватать воздуха. Мир стремительно вращался вокруг, глаза жгло от слёз, а в голове стоял нескончаемый гул, мешанина её собственных криков и голос Праматери.

Глыбы льда вокруг, холод снега, морозное покалывание в пояснице и на кончиках пальцев, чувства захватили Ламору с головой. Она больше не понимала. Лишь следовала за голосом Праматери и смотрела то, что та желала ей показать.

Грех Праотца не заканчивался разбитием яйца Ламархиэи, как говорилось в свитке Драххара. Он лишил её собственного дара на заре времён. Как рано родившиеся драконы поздно учатся летать и познают свой дар, так и сама Праматерь долгие миллионы лет не могла разбудить в себе силу, пользуясь огнём Праотца, как того пожелала Бескрайняя сущность. Огонь был её защитой и её бронёй. Пока внутри неё, в её холодной крови не расцвёл собственный дар, данный ей с рождения, но так жестоко отнятый.

Он дремал в ней так же, как дремал и в крови её сферийских детей. Так же, как и в крови детей в других мирах. И теперь…

Ты первая, дитя.

Губы Ламоры задрожали. Вырождение в Сфере не началось из-за грехов драконов. В нём был повинен грех Драххара.

А боги… Им было безразлично, что происходит на землях, что они покинули века назад. Они оставили своих детей и благословили их, населяя следующие миры и оставляя в новых землях частичку своей любви. Праотец и Праматерь. Драххар и Ламархиэя.

Что-то яркой вспышкой пронеслось перед глазами, и я подняла веки. Огонь. Всюду огонь. Кайонел, держащийся за свою затянутую коркой льда грудь и торчащий из неё кристалл. Кровь на его губах и бесполезный кулон рядом.

Я моргнула, отпуская руку императрицы, и отметила слёзы на её лице, прежде чем броситься к дракону.

Сколько мы были там? Я принялась кричать, едва завидев Грувию. Графию рядом с ней. И стену пламени между нами.

− Не шевелись! — зарычала я. Кайонел силился вытащить кристалл из груди, но только сильнее затягивался льдом. Губы его посинели, зубы ударялись друг о друга, а грудная клетка почти не вздымалась. Драхх! Я заскулила, судорожно соображая.

Лёд! Кулон бесполезен из−за льда. Я сглотнула, положив руки на его грудь, и облизнула губы. Я не знала! Я ничего не знала! Лишь чувствовала, что могу позвать его к себе, освободить дракона из его оков. После видения я точно знала это.

− Это всегда был свиток Ламархиэи, − прошептала Мора рядом. Она смотрела на его край, выглядывающий из-за плаща Кайонела. — Всегда был её…

Холод стекался к моим подрагивающим пальцам и потихоньку, миллиметр за миллиметром освобождал одежду Кая. Этого было мало!

− Мора! — закричала я, оборачиваясь к ней, и императрица вздрогнула, услышав своё детское имя. — Прошу… Прошу, помоги мне! Ты видела, ты же всё видела вместе со мной! Я не одна там была, мне не почудилось, больше нет смысла враждовать. Прошу!

Императрица смотрела куда−то в пустоту, сквозь меня и Кайонела, не замечая крови вокруг нас и моих отчаянных воплей о помощи. По щекам её текли слезы, подбородок дрожал, а губы шевелились в беззвучных молитвах. Матери ли, или всем тем, кто пострадал из−за нее, я не знала.

− Мора! — мой вопль заставил её вздрогнуть. — Помоги же мне, помоги! Посмотри на себя! Ты не ущербна! Ты — наследница дара Великой Праматери! И вы с вашим братом были благословением для вашей мамы и двух миров, императрица. А она, увы, видела в вас лишь проклятие. Её слепота погубила ваши жизни, но она не сделала вас плохими, − я часто дышала и пыталась докричаться до неё, но её глаза стали медленно потухать, она уже была не здесь. — Без этой слепоты на свет не появилась бы я, но я бы свою жизнь отдала за то, чтобы исправить то, что случилось.

Гул вокруг поутих, все смотрели на нашу тройку и тыкали пальцами в лед вокруг Ламоры. Я не видела их лиц, но знала, что на них сейчас страх и осуждение. Презрение. Даже у тех, кто изначально был на её стороне и жаждал полного Очищения.

− Прошу, − проскулила я. Хрипы Кайонела рядом становились всё тише, и я чувствовала подступающую тошноту. — Семья отвернулась от тебя в прошлом, но сейчас она перед тобой, − я сглотнула и протянула руку Ламоре. — Я не чужая тебе. И твой сын рядом с тобой, несмотря ни на что. Он любит тебя.

Ламора вскинула голову и моргнула. Взгляд её стал проясняться. Серые глаза засияли от окружавшего её льда. Лавиум сидел у стены позади неё и качался, обняв руками колени.

− Ты говоришь правду?

− Да.

− Будешь, − она сглотнула и устало посмотрела на меня, − ему семьей?

Я моргнула, а потом перевела взгляд на Лавиума. В глазах императрицы была мольба. Вина и мольба.

− Я буду. И вы еще станете для него той матерью, которой всегда хотели быть. Проклятия нет.

Она покачала головой и утерла слезы.

− Искупление не только в огне. Его сердце не бьется.

− Кай! — закричала я. Мои руки покрыл иней почти до локтей, он переходил с дракона на мою кожу, но его всё еще было слишком много. А потом кристалл раскрошился и исчез. Исчез, а следом за этим лед пополз к императрице, и реки крови разом хлынули из груди дракона, заливая моё платье и впитываясь в его черные одежды. — Нет, нет, боги, нет! Кайонел! Прошу, нет!

− Не забирай, − шепнула Ламора, вытянув свою руку со шрамом бабочки. — Отдавай.

− Его сердце, − прорыдала я, прижимая ладони к его груди. — Лёд убивает его!

− Не забирай.

Я закричала, что есть мочи, направляя всю силу, весь дар в кончики пальцев и ладони, в сердце, в любовь к дракону, слепо доверившись Ламоре, хоть это и казалось бессмысленным. Я кричала и кричала, отдавая. Чувствуя его утихающий дар и свой, только набирающий силу. Они схлестнулись и закружили в смертельном танце, заставляя меня содрогаться всем телом.

Ламора улыбнулась краешками губ, а потом обернулась. Лавиум не поднимал головы и дрожал у стены, качая головой.

− Сынок, − прошептала она, и этого было достаточно, чтобы принц поднял голову. Она сморгнула слезы, чтобы ничего не мешало ей как следует наглядеться на него. На его золотистые волосы, так не похожие на её или Дремора. На его зеленые глаза, каких не было ни у кого в их королевской семье.

− Мама…

Ламора робко поцеловала ладонь, и с неё слетела голубая прозрачная бабочка. Женщина подула, и она закружилась вокруг неё, а потом подлетела к сыну, чтобы прикоснуться крылышками к его лбу и оставить на нем влажное пятно. И растаяла возле его ног. Лавиум удивленно коснулся лба и посмотрел на свои пальцы. Это был первый поцелуй его матери.

А потом Ламора взглянула в небо. Потянула к нему руку и прикрыла глаза. Последние крупицы льда покинули тело Кайонела, и императрица улыбнулась, помогая мне, направляя мой дар и напитывая жизнью дракона. Она увидела вопрос в моих глазах и покачала головой за секунду до того, как обратиться сияющей ледяной статуей, подобно тем, в которые превратила слуг своего родового замка когда−то в детстве.

И после моего крика, на вдохе, Кайонел сделал свой, толкнув мои ладони своей грудной клеткой. Вынырнув из своего беспамятства и заглотнув спасительный воздух в момент, когда императрица отдала свой последний выдох этому миру и ему, выпустив из губ облачко пара.

Я стояла в саду замка и смотрела в умиротворенное лицо Ламоры. На приоткрытых губах её застыл короткий выдох, в глазах теплилась всепоглощающая любовь. Я помнила, что последний взгляд она бросила на своего сына. Я смотрела и смотрела, вспоминая события минувших дней.

Когда Ламора неожиданно обратилась в лёд — это стало сигналом драконам, с которыми устроил переворот Кайонел. Пламя коснулось сверкающего платья Ламоры, и я закричала, бросаясь к ней одновременно с Лавиумом.

− Отойди, − сказала нэс, сверкнув алыми глазами. Устремлены они были к императору, защищающему свою мать. — Мира. Грядёт новая эпоха, они должны умереть.