Эми Плам - Умри для меня

— Так, Кать, тебе удобно? Если хочешь, я могу принести ещё подушек.

— Мами, со мной всё хорошо, правда.

— Твоё колено всё еще болит? Я могу положить на него еще чего-нибудь.

Может его нужно приподнять?

— Мами, они обработали его миллионом разных штук из их аптечки в кафе.

Это просто царапина, честно.

— Ох, моё дорогое дитя.

Подумать только, что могло бы произойти.

Она прижала мою голову к своей груди и начала гладить мои волосы, и тут во мне что то дрогнуло, и я разрыдалась.

Пока я рыдала, Мами держала меня и успокаивала.

— Я плачу потому что я просто слабая, — возразила я сквозь слёзы, хотя на самом деле — потому что она обращается со мной как мама.

Когда Джорджия вернулась домой, я слышала, как Мами сказала ей про мою "неудавшуюся смерть".

Через минуту моя дверь открылась, и вбежала сестра, бледная, как призрак.

Она тихонько присела на краешек моей кровати, смотря на меня широко открытыми глазами.

— Всё хорошо, Джорджия.

Я просто немного поцарапалась.

— О, Кэйти-Вин, не дай Бог, с тобой еще что-нибудь случится…

Ты всё что у меня осталось.

Помни это.

— Я в порядке.

И ничего со мной не случится.

Теперь я буду держаться подальше от разрушающихся зданий.

Обещаю.

Она выдавила улыбку и протянула свою руку к моей, но взгляд оставался обеспокоенным.

На следующий день Мами запретила мне выходить из дому, настаивая на том, что бы я отдохнула и оправилась от травм.

Я послушалась, чтобы поднять ей настроение и пол-вечера провела читая в ванной.

Я сидела дрожа как лист и была там до тех пор, пока не позволила себе растворится в теплой воде, а книге успокоить мои нервы.

Я не понимала, как куску отвалившемуся от здания не хватило совсем чуть-чуть, чтобы меня уже не стало, пока не приняла ванну с обжигающе горячей водой несколько раз, чтобы успокоить нервы.

К конце концов, я заснула в в небольших клубах пара, поднявшихся над водой вокруг меня.

Когда я пошла в кафе на следующее утро, оно было закрыто и тротуар возле здания был огорожен желтой пластиковой полицейской лентой.

Рабочие в ярко-синих комбинезонах возвели леса, для строителей, которые укрепят фасад.

Мне придется найти другой место для моих чтений на свежем воздухе.

Я почувствовала укол разочарования, потому что это единственно место, где у меня был шанс увидеть объект моей недавней одержимости.

Кто знает сколько времени пройдет прежде, чем я снова столкнусь с Винсентом? Моя мама начала водить меня по музеям, когда я была еще маленьким ребенком.

Когда мы приезжали в Париж, она, Мами и я отправлялись каждое утро, как говаривала моя мама, вкусить немного красоты.

Джоржия, которой было уже скучно, как только мы подходили к первой картине, как правило, предпочитала оставаться с отцом и дедом, которые сидели в кафе и болтали с друзьями, деловыми партнерами или со случайными прохожими.

А я вместе с Мами, мамой прочесывали музеи и галереи Парижа.

Так что для меня не было большим сюрпризом, когда Джорджия выдала мне расплывчатое объяснение, что у неё уже есть планы, когда я попросила её пробежаться по музеям несколько дней спустя.

— Джоржия, ты всё время жалуешься, что я некогда не провожу с тобой время.

Так вот я тебя приглашаю!

— Ага, это примерно тоже самое, как, если бы я позвала тебя на ралли монстров-грузовиков.

Спроси меня еще раз, если планируешь сделать что-нибудь действительно интересное.

Чтобы показать свою доброжелательность, она дружески пожала мою руку прежде, чем закрыть дверь своей спальни перед моим лицом.

Туше.

Я одна отправилась на другой конец города, подальше от дома, в окрестности Ле Марэ.

Петляя сквозь крошечные средневековые улицы, я наконец пришла к месту моего назначения: дворец, который был построен как музей Пикассо.

Помимо вселенной, которую мне предлагали книги, тихое пространство музея было моим любим местом, куда можно было пойти.

Моя мама говорила, что в глубине души я эскапист.

что я предпочитаю воображаемые миры реальным.

Это правда, я всегда была способна выдернуть себя из этого мира и погрузить в другой.

Я почувствовала, что готова для успокаивающего сеанса арт-гипноза.

Пока я шла сквозь гигантские, стерильно белые, двери музея Пикассо, я чувствовала, как мой пульс замедляется.

Я позволила теплу и покою этого места укрыть меня, как мягкому одеялу.

И, как вошло у меня в привычку, я шла до тех пор, пока не увидела первую картину, которая привлекла моё внимание. Я села напротив неё.

Позволила цветам пропитить кожу.

Замысловатая композиция витой формы напомнили мне то, что творилось у меня внутри и моё дыхание замедлилось, когда я начала осматриваться.

Другие картины в комнате, охранник стоявший у двери, запах свежей краски в воздухе, вокруг меня, даже прохожие туристы растворились в сером фоне, который окружал этот квадрат цвета и света.

Не знаю как долго я сидела прежде, чем вышла из транса и услышала низкие голоса позади себя.

— Иди сюда.

Только взгляни на цвета.

Долгая пауза.

— Какие цвета?

— Вот именно.

Как я тебе и говорил.

Он переходит от яркой, дерзкой палитры, как в Авиньонских девицах, например, к серо-коричневой монотонной картинке-загадке всего за четыре года!

Вот выпендрёжник! Пабло всегда должен быть лучшем во всём к чему приложил руку и как я сказал однажды Гаспару, это меня раздражает.

Я повернулась, любопытно посмотреть на происхождение этого фонтана знаний и замерла.

Всего в пятнадцати футах от меня стоял кудрявый друг Винсента.

Теперь, увидев его прямо перед собой я поняла насколько привлекательным он был.

В нём было что-то суровое — непричёсаные, неряшливые волосы, щетина и большие грубые руки, которыми он жестикулировал, говоря о живописи.

По состоянию его одежды, которая была перепачкана краской, я предположила, что он художник.

Об этом я думала всего секунду.

Потому что после, всё что я могла видеть так это человека, стоящего рядом с ним.

Парень с волосами цвета вороньего крыла.

Парень, который поселился в тёмных уголках моего разума, сразу же, как только я его увидела.

Винсент.

Почему надо было западать на самого невероятного, недоступного парня в Париже? Он был слишком красив и слишком надменным, чтобы когда нибудь обратить на меня внимания.

Я оторвала взгляд, наклонилась вперед и оперлась лбом на руки.

Что не принесло ничего хорошего.

Образ Винсента навсегда врезался в мой разум.