Верь мне, Есения (СИ) - Лис Алеся

Сложив все обратно, впервые за день чувствую усталость. Несмотря на ранний вечер, глаза у меня слипаются, и я уже в который раз прикрываю ладонью зевок.

Душевая находится без проблем, и я, обрадовавшись, что она не сильно отличается от земных благ цивилизации, быстро ступаю под горячие струи и с наслаждением отмокаю под ними. Маленький брусочек мыла я прихватила с собой еще на Земле, как и зубную пасту со щеткой. Тщательно отмываю с себя грязь и дорожную пыль. А вот вытираться приходится чистой банданой, полотенце я забыла. На вымытое тело накидываю запасную сорочку, которая благо, настолько велика, что закрывает меня чуть ли не до колен, и быстренько шмыгаю к себе в комнату, не встретив никого по пути. А там уже, задернув шторы и скользнув в кровать, с облегчением прикрываю глаза. Завтра меня ждет новый день и новые чудеса.

Утро наступает по привычке рано. В детдоме не принято было валяться до обеда. Каждый день нас будили не позднее восьми, затем следовал завтрак и занятия, либо кружки или прогулки. Иногда воспитанникам приюта проводили экскурсии в какие-то красивые места нашего города, пару раз мы даже ездили в областной центр в краеведческий музеи и картинную галерею.

Умывшись, начинаю собираться. Должен же быть тут недалеко хоть какой-то рынок, где можно купить все, что мне нужно. В животе урчит от голода, но я стараюсь не замечать этого. Когда я последний раз полноценно ела? Еще на Земле. В дороге мы немного перекусили, да и в самом городе Ашкай купил мне пирожок с мясом, а вечером я настолько переволновалась, что и думать забыла о хлебе насущном. И вот теперь мой организм не стесняется упрекнуть меня в моей забывчивости.

Еще вчера я умудрилась простирнуть свои вещи и вывесила за окно сушиться. За ночь они существенно подсохли, но, к сожалению, не полностью. Мысленно махнув рукой на это неудобство, натягиваю еще влажную, но сравнительно чистую одежду, ссыпаю часть монеток в нагрудный карман, тщательно припрятав остальные, и, взяв с собой мешок, выхожу из комнаты.

Базар находится совсем рядом, я быстро отыскиваю дорогу к нему. И уже через пятнадцать минут гуляю по торговым рядам, с любопытством глазея по сторонам. Еще раз в уме пересчитав прихваченные с собой деньги и сравнив цены, понимаю, что шиковать мне не на что, но и голодать я не буду. А там, и стипендия должна подойти.

В первую очередь покупаю у милой бабули пирожок со смородиновым вареньем, а у ее соседки кружку с молоком и, наконец, удовлетворяю волчий голод.

Затем иду в вещевые ряды, присмотреть себе кое-какую одежду. Хоть девушка в брюках и не вызывает у окружающих особого удивления, но все же так ходить не слишком принято, все дамы, которых я встречаю одеты либо в платья, либо блузки и юбки.

На новые наряды я, узрев цены, решаю не тратиться, но зато нахожу комиссионный магазинчик, где продаются вполне себе приличные вещи. Прикупив парочку блуз и юбок, а потом, подумав, и легкие ботиночки, ибо мои зимние слишком теплые для такой погоды, забредаю в канцелярский магазинчик. А там уже, не скупясь, приобретаю похожие как у соседки, писчие принадлежности, тетрадки, линейки и прочий инвентарь. Продуктовые ряды оставляю "на закуску", посетив их последними по списку.

Когда я в обед возвращаюсь домой, то просто с ног валюсь от усталости, зато мысль о том, что я приобрела все, что было нужно, хоть и истратив все прихваченные с собой деньги, греет душу и сердце. Слава Богу, что книгами нас академия должна снабжать. М-да… начинать новую жизнь оказывается непросто, зато так увлекательно и интересно.

Все воскресенье я трачу на уборку, готовку — благо я даже небольшую кастрюльку приобрела, в которой можно и суп, и кашу сварганить — и ознакомление с тем, чему мне предстоит учиться. Для этого, конечно, пришлось позаимствовать учебники у соседки. Вообще-то мне очень неловко брать чужое без спроса, но прийти в понедельник, не зная ничего о предстоящих предметах, гораздо неудобнее.

А вечером, как только за окном основательно темнеет, в замочной скважине двери раздается скрип, и спустя секунду дверь отворяется. Вот и явилась моя соседушка…

К моему глубокому удивлению, сначала в комнату проталкиваются два огромных и, судя по виду, весьма тяжелых чемодана, и уж вслед за ними задом наперед в дверной проем втискивается согнувшаяся в три погибели и что-то волокущая по полу девушка.

— Спасибо, Ирнест, — пыхтит она, прощаясь с кем-то невидимым мне.

Я напряженно сажусь на кровати и тихо прошу у Вселенной, чтобы соседка оказалась нормальной, а то комментарий комендантши о приличиях невольно настораживает. Вдруг мне в сожительницы досталась тоже какая-то снобка, которая терпеть не может жителей нагорья, к коим с недавнего времени отношусь и я?

— Привет, — тихо здороваюсь, стараясь не напугать вошедшую, но та все равно вздрагивает от неожиданности, резко оборачивается и, запутавшись во взметнувшейся вокруг ног пышной юбке, падает на свои баулы. Ноги, обутые в щеголеватые лакированные туфельки взметаются вверх, а голова, наоборот, оказывается внизу, еще и прикрытая кружевом кипенно-белых подъюбников, открывая взору икры, обтянутые полупрозрачными тонкими чулками.

– Да чтоб тебя ведьма покрасила! — восклицает она, барахтаясь на своих чемоданах. — Ты кто такая?

— Соседка твоя, — вскакиваю я со своего места и кидаюсь к девушке, чтобы помочь ей подняться.

Нога соседки в последний раз яростно взбрыкивает, и из вороха кружев, скрывающих все, что выше коленей, показывается белая кругленькая ладошка. Хватаюсь за нее обеими руками и тяну на себя. Бог ты мой, что ж она тяжелая-то такая!

А пока соседка принимает вертикальное положение, а я зарабатываю грыжу, загадочный Ирнест, застывший напротив двери, оказывается, во всю любуется полуобнаженными ножками девушки. И уведомляет он нас о своей преступной деятельности легким покашливанием, лишь, когда соседка уже крепко стоит на ногах.

— Это лучшая из всех благодарностей, которую мне приходилось видеть! — восхищенно присвистывает парень.

— Ты еще тут? — вспыхивает соседка, узрев своего недавнего помощника. Ее лицо и шею заливает краска стыда.

— Уже ухожу, — Ирнест поднимает руки ладонями вверх и, довольно насвистывая, удаляется.

— Грубый мужлан, — с обидой восклицает девушка, все еще продолжая пылать. А затем накидывается на меня с обвинениями. — Это ты во всем виновата! — яростно шипит она. — Никогда тебе не прощу! Какой позор! Теперь все общежитие будет болтать обо мне. Это же Ирнест!

— Господи, ну что такого? — искренне не понимаю я ни ее гнева, ни огорчения. — Ну, упала. И что? Знаешь, сколько раз я падала, и надо мной все смеялись.

— Даже не сомневаюсь в этом, — цедит сквозь зубы соседка, меряя меня презрительным взглядом. А затем, отвернувшись, принимается перетаскивать свои баулы вглубь комнаты и разбирать вещи, заполняя шкаф нарядами и милыми сердце вещицами.

Ну и ладно, Не больно-то и хотелось дружить. Посмотри, какая цаца! Упала и часть ноги показала парню, позор-позорище! Видела бы она, в чем у нас летом на пляжах щеголяют! А так, нога в чулке, пф!

Молча залезаю под одеяло и отворачиваюсь к стене. Завтра меня ждет первый день в академии, не проспать бы. Хорошо, что я додумалась все-таки разведать расписание первокурсников и знаю, что первая лекция общая у всего потока, как и вторая и только третья пара — семинар, для которого весь курс разбивается на отдельные группы. Меня же зачислили в группу под счастливым числом девятнадцать, объединив в ней всех «опоздунов», поступивших в академию позже других.

В кровати настолько приятно и уютно, что совсем не хочется просыпаться. Мне снится мама, ее ласковые руки, теплые нежные объятья, ее любовь. И папа тоже снится. Он подкидывает меня высоко-высоко, до самого неба, и на какую-то долю мгновения мне кажется, что я умею летать, даже руки расправляю, словно крылья и весело хохочу, поднимая голову вверх. На глазах вскипают слезы, но там, во сне я смеюсь так весело, как не смеялась ни разу за весь последний год.