Драконова воля. Книга вторая - Агата Грин

— Не волнуйся, дыши ровнее. Ты потратила много сил на изменение формы.

— Огонь, — поняла я, — я сама себя изменила через огонь! Самосожжение — ключ к изменению формы!

— Умница. Осталось только научиться сохранять память при изменении и контролировать драконицу.

— Но почему мы здесь? Что мы делали?

— Мы сжигали мусор, — ответил Элдред спокойно.

— Мусор… — повторила я, глядя в его глаза, снова ставшие просто зелеными.

— Вспоминается что-то?

— Нет…

— Жаль. Это было впечатляюще.

Я опустила взгляд на свои ступни, утопающие в снегу, потом посмотрела на руки, провела ими по плечам Элдреда. Мы почти так же холодны, как снег… Почему мы не мерзнем? И почему я не помню того, что было со мной в другой форме? Я закрыла глаза, прижалась к Элдреду, и когда он обнял меня, стала взывать к своему огню, хранящему память.

Кинзия. Верник. Чистая кровь. Кинзия, Верник, Чистая кровь… комок жара толкнулся в груди, и я дернулась; Элдред сжал меня крепче. Кинзия, Верник, Чистая кровь… жар растекся под кожей, мышцы напряглись. Кинзия, Вер…

…Несколько взмахов крыльями и я уже высоко над двором. Ветер оказывается сильнее, чем казалось, и меня разворачивает. Я задеваю крышу, врезаюсь в нее лапами, и когти, скользя, срывают черепицу. Другой дракон, черно-зеленый, поднимается и улетает, и я спешу за ним, повторяю его движения. Ветер крутит, крылья неуклюжи, но дракон зовет меня, и я лечу вслед за ним.

Крылья сами собой расправляются как надо, ловят потоки воздуха, и полет становится проще. Горло вибрирует, я издаю громкий рев, и ветер, который теперь со мной заодно, разносит его по долине. Мой спутник-дракон тоже ревет и поднимается выше, и я стараюсь не отступать; взмахами крыльев мы разгоняем туманы, под нами расстилается белое с темным полотно земли. Мы летим, летим, пока под нами не появляется зеленое море леса.

Мой спутник улетает дальше и, описав круг, возвращается; он зовет других, тех, кто затаились в лесу. Мы кружим над деревьями, задевая хвостами их верхушки, и призываем своих. Они показываются один за другим — мелкие крылатые создания — и начинают летать с нами. Дракон велит им искать существ поменьше, без крыльев, и мелочь возвращается в лес, чтобы выполнить указание. И я тоже ищу, тоже выискиваю, выглядываю… Мы кружим, пока огненные вспышки не привлекают наше внимание, и лес не оглашают будоражащие звуки. Дракон резко ныряет в лес, пропадает в треске и вскоре возвращается с мечущимся бескрылым существом в когтях, плюющимся огнем. Эту добычу он передает мне; она дергается в когтях. Я замедляюсь, приподнимаю лапы и дышу на нее огнем. Подогрев мясо, я вытягиваю шею и, оторвав половину, проглатываю; то, что я уронила, подхватывает крылатый друг поменьше. Огонь вспыхивает повсюду, огонь рассказывает, где добыча, и охота продолжается. Быстро насытившись, я летаю возле черно-зеленого дракона, а вот мелочь крылатая все еще наедается. Мы ждем, когда они нарезвятся, а потом летим выше, дальше, уводим мелких за нами, туда, куда нас зовет тепло особенного огня. Вслед за драконом я опускаюсь на снег. Он зовет, и я не могу не откликнуться, перекидываюсь прямо в снегу…

— Мы сожрали их! — потрясенно воскликнула я. — Мы их сожрали, Элдред!

— Я не жрал, я брезгливый.

— Это не смешно! Мы не просто убили, мы… — меня затошнило и, справившись с приступом, я сказала: — Ты ведь все понимал, осознавал…

— Да, я все осознавал. Да, я позвал тебя в Дреафрад и призвал драконоподобных. Они указали нам, где прячется Верник, и мы поступили с ним так, как они заслуживают. Не смей жалеть об этом, — велел Элдред. — Когда я нашел тебя в лесу с перерезанным горлом, в крови, воняющей отравой, то не помнил тебя, но чувствовал связь. Я слизывал кровь, чтобы ты залечилась, хотя на вкус она была горька; я звал, и ты отозвалась… И почти каждую ночь мне снятся кошмары о том, что ты не отзываешься, лежа в алом снегу… И после всего этого, — яростным шепотом продолжил он, — ты думаешь, я позволю тварям, которые на вас напали, ерничать на суде? Они примкнули к Чистой крови, а мы с тобой драконы, Лери, и мы ответили им по-драконьи.

Шок прошел, и я поняла, что Элдред прав — они получили свое. Может, я и монстр, но монстра во мне разбудили они. Так что никаких сожалений. Прижавшись к мужчине, я обхватила его руками за талию и проговорила:

— Теперь мы квиты… Я спасла тебя от яда и смертельной раны, и ты спас меня от яда и смертельной раны. Не такой уж ты и неблагодарный.

— А ты не такая уж и вздорная.

— Что мы будем делать дальше, Элдред?

— Эл. После совместного поедания врагов ты можешь называть меня так.

— Но ты сказал, что не ел их.

— Я и не ел, так, поджаривал для тебя.

Меня снова затошнило, но слабее, чем в прошлый раз. Я хмыкнула, решив не задаваться вопросом, насколько низко мы пали, раз смеем шутить по такому поводу, и повторила вопрос:

— Что же мы будем делать дальше, Эл?

— Менять мир, — сказал он просто. — И отвоевывать свое место в нем. Хотя тоглуанцы, считай, уже наши. Они запомнят, как ты спалила их бывшую хозяйку, а потом полкрыши разрушила улетая.

— Или сочтут меня чудовищем…

— Даже если так, ты наследное чудовище и Колыбель туманов твоя. Да и Сизер от страха отдал тебе все права. Кстати о нем. Надо было сжечь и братца вместе с сестрой.

— Нет, — покачала я головой. — Если я буду убивать, точно не зная, виновен человек или нет, то я действительно стану чудовищем. Кинзия клялась, что Мариан ни о чем не знал, так что…

— Ты просто пожалела его маленькую дочь.

— И это тоже. Пусть оставшиеся Сизеры катятся на свой север и не отсвечивают. Если попробуют высунуться — пожалеют. — Отстранившись, я посмотрела в лицо мужчины. — А ты, Эл? Вернешь то, что причитается тебе по праву рождения? Будешь мстить за смерть родителей и за сожжение на площади Пепла?

— А чем я, по-твоему, занимался все это время в столице? Я вернул себе и деньги, и положение, и всем, кто имел отношение к убийству