Вопреки (СИ) - Карпинская Настасья

— Свободен, — громко, четко, но обманчиво спокойно, даже я боялась сделать вдох, очки бросил поверх валявшегося и стонавшего на полу Игорька, схватившегося за нос и, отодвинув ногой, опрокинутое кресло вернулся на свое место.

— Владислав Юрьевич, — дверь приоткрылась, и в кабинет, видимо на шум, заглянул Кузнецов.

— Убрать, — одно слово и верный пес быстренько чуть ли не за шкирку вытащил Игорька из кабинета.

— Его… — я даже это слово произносить не хотела, поэтому осеклась, с опаской взирая в сторону Исаева.

— Совсем дура что ли? — полоснул взглядом, и я уже приготовилась к лицезрению собственной казни. Но Исаев удивил. Потерев шею и откинувшись на спинку кресла, уже более сдержанно и спокойно пояснил. — Я с торчками не работаю, это железное правило. Но я их не убиваю, они с этим сами неплохо справляются. — А после, сделав небольшую паузу, словно решая озвучивать мысль или нет, продолжил. — Отец по вене пускал и сдох когда мне пятнадцать исполнилось, с тех пор и подобное на дух не перевариваю. Поэтому если дурью вкинуться решишь, учти сразу последствия. — Личное, произнесенное между делом, потрясло, наверное, больше чем валявшийся тут несколько минут назад, со сломанным носом Игорек.

Он отслеживал мою реакцию на сказанное, сверля меня своим невыносимым взглядом, который сейчас, то ли пускал в свою душу, приоткрывая завесу над собственной жизнью, то ли пытался пробраться в мою. Прошивало, сбивая каждый вдох, поэтому почти сразу кивнула, давая понять, что сказанное учтено и принято к сведению.

Домой возвращались за полночь, Исаев был за рулем, внешне вполне расслаблен и вроде взрыва можно было не ожидать, но после случившегося в кабинете заводить какие бы то ни было разговоры мне не хотелось. Я сама не в лучшем настроении, а в случае если одновременно бомбанет у обоих, выйти невредимой точно не получится, тут я реально оцениваю свои силы. Поэтому в полнейшем молчании до самой квартиры и даже после, переступив порог, я не стала ничего говорить, ни спрашивать про ужин, ни интересоваться все ли в порядке по бумагам, что я, сегодня принесла. Скинув обувь, к бару за бутылкой красного, и плеснув того в бокал, вышла на лоджию подкуривая сигарету. Глоток терпкого вина, затяжка и взгляд вниз, на хорошо освещенный двор, неоновую вывеску круглосуточного магазина, припаркованные машины и мысль одна, снова в голове, будто на репите, что возникала в последние дни все чаще и четче «что если шаг вниз…» потому что у любого человека должен быть смысл жить, и цель в этом самом смысле тоже должна быть. У меня не было ни того, не другого. И в необозримом будущем наврятли появится.

Ленка отписалась сегодня, что часть денег подсунула Сашке, сказала что заняла, и еще раз меня поблагодарила, не за что, по сути. Вроде надо порадоваться, что буря затихает и жизнь у всех по не многу приходит в норму, а я дышать в такие моменты перестаю, протравливаясь изнутри собственной горечью и ничтожностью, виня себя, осуждая и делая инициатором той самой бури, по причине которой возникло столько бед…

Он вышел следом, встав позади, почти касаясь моей спины, разрывая своим появлением чреду моих невеселых мыслей….

группа в вк https://vk.com/club162524886

*внимание черновик*

Не обернулась, даже когда плавно двинулся вперед, опоясывая рукой и прижимая к своей груди второй скользя по предплечью и перехватывая запястье затягиваясь моей сигаретой. От этого по сути простого жеста ударило по нервам, спирая дыхание и сменяя клубящийся внутри меня холод на нечто теплое. Бл*ть только не с ним и только не так.

Сделав очередную затяжку, затушила сигарету в стоящей на поручне пепельнице и с силой сомкнула веки. Исаев не отпустил, придвинулся ближе, прижимаясь губами к моему затылку, и согревая теплом своего тела меня уже давно не чувствующую холода этой осеней ночи.

— Не надо… — Тихо, без агрессии. Просто просьба. Не совсем уверенная. И им проигнорированная.

Губами по чувствительной коже шеи сначала нежно с переходом на плечо, множа рассыпающуюся по телу дрожь, а после более жадно…

— Пожалуйста… — едва ли не простонав от вспыхивающего пламени в венах порождаемого прикосновениями его губ, вцепившись пальцами в перила, как в последний оплот собственной уверенности в сказанном. — Влад… — снова моя попытка притормозить, тщетная, он остановился ровно на секунду, но этого хватило для осознания, что сейчас сама подписалась, ибо вот так, и по имени впервые. Несильно, но ощутимо толкнулся в бедра, одновременно захватывая губами кожу на шее и скользя ладонями по рукам, словно беря в плен, вышибая из легких предательский стон так нечестно им сорванный. Не устояв, качнулась вперед, задевая бокал с вином, и тот полетел, вниз, что бы через мгновение разлететься на асфальте на сотню осколков. Выдох шумный, наполненный разбуженной жаждой. И звук разбивающегося стекла породил в голове уродскую мысль, что это довольно символично. Усмехнулась, горько, с пониманием, что в текущем моменте желаю его, и эту уверенность, что он сейчас мне дает, через твердость и силу своих рук, спокойное биение сердца, через этот гребанный напор.

Запихивая в дальний угол души смердящее чувство вины. Принято. Где расписаться?

И я обернулась, встречая его взгляд, впервые насыщенный чем-то живым, не режущий, ни опаляющий холодом. С удивлением подрагивающими пальцами по его скуле едва касаясь, положил свою ладонь поверх моей и прильнул поцелуем к губам, отводя руку в сторону. Губами по губам нежно, терпко, и по нарастающей до жадности, граничащей с алчностью, срывая каждый мой вздох, заставляя задыхаться от нехватки кислорода и перекрывающих сознания эмоций. Подхватывая под бедра и унося в комнату, чтобы в следующее мгновение, опустив у изножья кровати немного отстранившись расстегнуть мое платье, наблюдая, как ткань оседает на пол, Наслаждение не только животное, эстетика даже сейчас в деталях и от этого новая доза кайфа в мои вены, откликнулось изнутри, неожиданно приятно.

Поцелуи жадные, кусающие, не выпуская друг друга из рук, почти падая на постель, смешивая дыхание, скользя ладонями по телам, изучая, освобождаясь от остатков одежды, с каждой секундой все больше дурманя разум, сильнее сплетая тела и кожа к коже, чтобы разрядами тока по венам, разнося инфицированную друг другом кровь по организму, сойти с ума, забывая о том, что предшествовало этому, позабыв о жертвах и казнях, схемах, оборотах, собственных ошибках и вине, потеряться настолько, что важное в моменте лишь, то насколько сильно и глубоко, насколько тесно и остро. И ловя ртом воздух когда, сжав оба запястья своими ладонями и разведя мои бедра, двинулся вперед, проникая медленно, слишком медленно заставляя чувствовать каждый миллиметр плоти, не давая возможности двинуться, наполняя собой, насыщая и протравливая еще незатронутые ранее клетки. С моих губ его имя и ногтями в собственные ладони, до неспособности дышать. Толчок за толчком и все ближе к краю, подводя, нарастая, закручивая, словно в спираль, накрыло, вышвыривая из реальности, остро резко, сильно. Подбрасывая и сжимая тело, перекрывая дыхание и разбивая на части разум. Мой сдавленный стон осколками наслаждения, оцарапал нутро, когда он, заканчивая рукой, излился мне на живот.

Опираясь на руки, он проложил дорожку поцелуев по моим ключицам, продляя негу, что еще пела в крови и разносилась по венам, не давая уставшему мозгу генерировать мысли. Исаев, потянувшись в сторону, поднял с пола рубашку которой и вытер свои следы с моего живота. А после в чем мать родила, потопал в душ, я же стараясь не думать, не анализировать, поднялась с кровати и, собрав вещи, удалилась в свою комнату. Стоя в душе под струями воды гнала от себя любые мысли, до остервенения, до одержимости, прикрыв глаза, нелепо бубнила под нос заученный когда-то детский стишок, сбиваясь и начиная заново, вновь и вновь. Смывая с себя запах Влада, всеми силами старалась себя оправдать, не выходило. Внутренний критик уже вышел на сцену, уничтожая на корню любые мои попытки. И ненависть к себе мерзкой змеей медленно, словно растягивая удовольствие, заползала под кожу. Осваиваясь и устраиваясь на новом месте.