Сестра моей невесты (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна

Подружки появляются часов в десять. Заказывают сами себе по коктейлю, принимают наиболее эффектные позы, выбирая ракурс поудачнее. Так, чтобы товар лицом. Многие так в этой своей позе с одним коктейлем и стоят до утра, слегка шевелясь в такт музыки.

Потому что мужиков в этом злачном месте, так и не случается. Появляется одна группка молодых людей, но они так смущаются, что быстро напиваются, беспорядочно орут и танцуют, совершенно не годясь в прекрасные принцы. Остальные мужчины спускаются вниз в сопровождении своих женщин. Я наблюдаю со стороны и тоже пью для храбрости, никак не решаясь подойти к собственной сестре. Она меня не замечает в углу, а я смотрю на другую компанию девчонок, которые выбрались хорошо отдохнуть, без матримониальных планов. Они весело пляшут, смеются, визжат, видно, как им здорово. Не то, что моя сестрица и её свита, высматривающие свое счастье. Если отбросить яркий макияж и обтягивающие джинсы, похожи на древнеславянских девиц в светлицах с платочками, которые смотрят печально и вздыхают.

Ответа на вопрос, зачем люди ходят в ночные клубы, я так и не нахожу. Лично для меня самый любимый момент — это тот, когда выходишь из клуба на волю. Устав от дыма и тяжелых ароматов дорогих духов, вдыхаешь свежий ночной воздух. Тщетно трясешь головой, вытряхивая лишние децибелы и градусы. И уставшая, но счастливая, плетешься домой, чтобы стянув прокуренные джинсы, залезть в душ — и спать. Впрочем, тревог и боли эти мои раздумья не уменьшают, и, приговорив ещё один коктейль для храбрости с названием то ли «До рассвета», то ли «До заката», я перемещаюсь к цели. Как раз в тот момент, когда девичья банда вокруг Анфисы немного рассасывается. Я привыкла жить, зная, что у меня есть сестра и мне хочется помириться. Но я понимаю, что это будет непросто, сердце сжимается, я ведь не сырок творожный, оставленный мамой в холодильнике, вместо неё съела. С этим так просто не справиться.

— Привет, сестра, — присаживаюсь я рядом с ней, выдавливая хриплым голосом и с трудом проталкивая ком в горле. — Мне нужно с тобой поговорить.

У Анфисы стеклянный взгляд. Узнав меня, она кривится, будто от встречи со мной испытывает физическую боль.

— Выбирай любую сасную козу из тех, что флексят, и трынди хоть до посинения, — наигранно смеётся она, закидывая ногу на ногу. — А у меня тайм-аут на твою рожицу. Мне, благодаря твоей тухлой пизд*нке, надо личную жизнь устраивать. И, камон, свали в уголок, а то сейчас всех парней распугаешь, — вздыхает, закрывает глаза, качая головой. — Кринж, какой кринж!

Она не пробиваема и абсолютно уверена в своей правоте. Она не хочет взглянуть на ситуацию, с другой стороны.

— Прекрати разговаривать, как дешевая проститутка. Маме бы не понравилось, — раздражаюсь количеством матов и гнусных слов. — Не я виновата в том, что вы с Арсением слишком разные. И ты сама это знаешь.

— Ах, ты маму вспомнила, — психует Анфиса. — А интересно понравилось бы маме, что ты у моего жениха за щеку взяла, пока я карьеру строила?

— Я этого не делала, — вздыхаю.

— Мне для близких хэнцов пришлось придумывать, что владелец казино американскую супермодель встретил. Я ж не могу сказать, что систер увела, как же меня это агрит! — вскрикивает.

Она нарочно не называет Сеню по имени, ей все еще больно. Задумываюсь о том, что много раз поступалась своей жизнью ради сестры. Наверное, поэтому ей так сложно смириться сейчас. Работала на нескольких работах, чтобы в школе у нее был дорогой телефон и крутые шмотки. А она уроки делать не хотела, и я за двоих родителей отдувалась. Всегда боялась, что она страдать будет, плакать, психика надломится, ей ведь всего десять лет было, когда их не стало.

— Че совесть замучила? Угрызения мешают весело зависать с моим женихом? Житуха не в кайф? — пьёт она из высокого бокала, затем смеётся. — Рожаю это вслух и, бл*дь, не верю сама себе, — поворачивается. — Так хер я тебе упрощу ситуацию. Никогда. Не. Прощу. Можешь валить домой.

— Фиса, послушай, мне правда жаль, что так вышло, но мы с тобой не чужие, мы же вдвоём остались. Но не сложилось у вас с Арсением, ну бывает. Ну признайся, тебе же скучно с ним было.

— Хочешь за богатого? — смотрит в упор, гипнотизирует. — Последний шанс и го жениха систер соблазнять, все дела. Понимаю, смекнула, что я-то найду, а у тебя, все, скоро сорокет. И пущай это полный зашквар, сеструха простит, да?

Я молчу, смотрю на огоньки, что мечутся по залу, на пьяных людей, что дрыгаются под музыку, и ощущаю пустоту всего этого. До нее не достучаться, я бьюсь головой об стену, стиснув зубы, готова на отчаянные, безумные, глупые поступки, лишь бы заглушить, пересилить боль души от потери родного человека. Мы с Фисой всегда легко мирились, мы обе отходчивые, зла долго не держали и обид не затаивали. Бывало ссорились, но всегда искали повод сойтись заново. А сейчас Анфиса будто чужой человек, незнакомый, грязный на язык, язвительный и жестокий. Глубоко задумавшись над горестью ситуации, я не замечаю, что настроение сестры меняется, и тигрица с заточенными коготками превращается в жмущегося к дождевой решетке котенка. Она долго смотрит на мое лицо. Может быть это алкоголь, а может быть просто предел ее подошел к концу, и боль прорвалась наружу. Психологическое потрясение, моральный и духовный урон, боль души не компенсируешь никакими родственными связями. Желчная обида затапливает сестру доверху, заставляя плакать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты же мне как мать была, — прорывает сестру. — После смерти матери и гибели отца жили втроём — с тобой и с бабушкой, а потом и бабушка умерла, остались вдвоём. Я знала, что чтобы ни случилось, я могу пойти к старшей сестре.

— Ты и сейчас можешь пойти к ней, — произношу пересохшими губами.

Я чувствую, как переносицу покалывает, и к моим глазам подкатывают слезы, мы дружно хлюпаем носами. Как освободиться от обиды, если та причина, из-за которой все произошло, остается с нами?

— Не могу… В том то и дело, что не могу, ты все сломала, Вась.

Так сильно за нее переживаю, не замечаю, что уже реву вместе с сестрой. Сердце болит, отдает в локоть. Это тяжело, всё, что произошло… Ещё один глубокий вздох. Внутри всё дрожит и колотится. В груди сжимается, к горлу подкатывает ком, и ручьи слёз льются прямо на ладони, которыми я закрываю глаза. Ничто не может сравниться с болью души.

— Все это можно прекратить, — с шумом втягивает воздух Фиса, пытаясь успокоиться, вытирает глаза, достает из сумки зеркальце, поправляя косметику. — Просто перестань с ним встречаться. Выкинем его из нашей жизни. Так будет справедливее всего. И мы с тобой снова заживем, как прежде. Ты сама говорила, что он владелец борделя, мутный тип… Брось его, Вась, и все будет хорошо. Все будет у нас, как раньше.

Арсений

Жизнь — она, как игра. А в казино все наоборот: игра — это жизнь. Когда идет игра, за столом создаётся особая атмосфера, как говорится, аура между крупье и игроком. Хитрый изворотливый ум гостей нашего заведения пытается сделать все возможное, чтобы обыграть мою систему. Я тут бог и царь.

Перекатывая фишку между костяшек пальцев, наблюдаю за своими «угодьями» с лестницы. Все понимают, что систему обыграть нереально, но все равно делают все возможное. Игрок может начать психологически давить на крупье. Тот, в свою очередь, теряется, может и выплату сделать неправильно. И в самой игре наступает переломный момент. Вот не везет игроку — накричит на дилера, испугает, доходит и до кидания пепельниц, слетевший с катушек игрок может и окурок потушить о руку крупье, тем самым поменяв ход игры.

Однажды на моих глазах парнишке-крупье игрок бросил в порыве бешенства от проигрыша фишку в голову, а та застряла у него во лбу. Благо, все обошлось, парню я оплатил лечение и отпуск за границей.

Но сам факт!