Мой взгляд на любовь (ЛП) - Стерритт Кейт

Я киваю, но больше не нахожу слов.

Немного помолчав, она встает, подходит к духовке и достает форму для выпечки.

— Я приготовила лазанью. Ты голодна?

— Немного, — отвечаю я, не желая быть грубой, несмотря на тошноту.

Поев, мы идем в гостиную и садимся рядом друг с другом на диван. Я смотрю на женщину, которая, как я надеялась, когда-нибудь станет моей свекровью, и вижу, как тяжело далась ей потеря единственного ребенка. Она, кажется, выглядит более постаревшей, чем пять лет назад, и морщинки вокруг ее глаз заметнее из-за эмоциональных трудностей.

— У тебя все в порядке? — спрашиваю я.

Она придвигается ближе ко мне.

— Каждый день мы находим покой. Меня больше волнует, как дела у тебя.

— Я все еще ищу покой, но я ближе, чем раньше.

Она кивает.

— Нет никаких временных рамок или дорожной карты для процесса скорби. У всех это происходит по-разному, и никто не должен осуждать других, что они нашли свой собственный путь.

Несколько минут мы сидим молча.

— Ненавижу, что правосудие так и не свершилось, — шепчу я. — Не могу поверить, что никому не предъявили обвинения.

— Знаю, но это бы его не вернуло.

Я киваю.

— Да, но мысль о том, что он мертв и никто… — я не могу закончить предложение. Тот факт, что у Джейкоба и Трента было железное алиби, когда произошло нападение, означало, что мне нечего было предложить полиции, чтобы помочь в расследовании. В тот вечер за живой музыкой собралось так много приезжих, и без свидетелей дело зашло в тупик.

Она вздыхает.

— Я провела годы в злости, обиде и горечи, но потом поняла, что позволяю незнакомцам украсть и мою жизнь тоже. Я сосредоточилась на том, что не могла изменить, как бы сильно мне этого ни хотелось. Это убивало меня, и думаю, что это делало то же самое с тобой, — она встает и подходит к деревянному столу в углу, заваленному бумагами и книгами. Открыв ящик стола, она достает пачку вскрытых конвертов и возвращается на диван. — Спасибо, что присылала мне это, — говорит она. — Последнее особенно меня обрадовало.

Несколько раз в год я отправляла им письмо, чтобы они знали, что я жива. Мне особо не о чем было рассказывать, но я хотела поддерживать хоть какую-то связь. Самое последнее я отправила всего несколько недель назад, и это был рисунок, как рыбачил Мереки.

— Он был со мной, когда я писала эти письма, — тихо говорю я, протягивая ей письмо и указывая на рисунок. — Я знаю, что это звучит безумно, но я так долго чувствовала его присутствие, и это не давало мне горевать. Я знала, что все отрицаю, но мне было все равно. Я видела его так ясно. Он как будто держался за меня.

Слезы текут из ее глаз, и она закрывает лицо руками.

— О, Эмерсон. Жаль, что ты не поговорила со мной раньше.

— Он перестал появляться в последнее время, и мне это не нравилось. Я пыталась притвориться, что у него были веские причины для отсутствия, но теперь знаю, что отпустила его.

— Я тебе завидую, — говорит она сквозь слезы. — В самые темные дни я звала его, умоляя дать мне знак, что он слышит меня. Я чувствовала себя нелепо, но мне просто хотелось увидеть его снова. Мне хотелось обнять сына и сказать, что я люблю его. Я хотела, чтобы он рассказал мне одну из своих замечательных историй, а я не говорила ему, что все это чепуха.

Я киваю, слезы текут по моим щекам.

— Мне тоже нравились его рассказы. Он когда-нибудь рассказывал тебе о девушке, которая заставила реку течь снова?

Она отрицательно качает головой.

— Нет, но он записал их все в дневник, так что я прочитала историю Мианн и Айсилель.

Мои глаза расширяются от радости, а рука прикрывает рот. Она снова встает и исчезает в коридоре, вернувшись через несколько минут с кремовой книгой в руках. Когда она протягивает ее мне, я подношу к носу, страстно желая понюхать страницы. Это инстинктивная реакция на то, что Мереки когда-то держал и, очевидно, ценил.

Я открываю его и начинаю листать страницы, вне себя от радости, обнаружив все истории, которые он мне рассказывал, а некоторые – нет.

— Можешь оставить себе, — говорит она. — Думаю, он хотел бы, чтобы она была у тебя. Я уверена, что ты вдохновила его в той или иной степени для каждой истории, которую он написал с момента вашей встречи.

Я киваю, прижимая ее к груди в знак благодарности. Позже, лежа в постели, мои веки тяжелеют, когда я читаю о Дарлизабет, бесстрашной воительнице, защищающей своих детей от змей-убийц в Красной реке Сайта. Когда меня одолевает дремота, мои последние мысли – о Мереки, первой великой любви в моей жизни, эталоне для всех остальных мужчин, и о том, как он учил меня о бесконечности моего сердца. Но проснувшись, я думаю о Джоше.

Я провожу утро с Адиной, просматривая ее старые фотоальбомы и предаваясь воспоминаниям. Когда Уоррин просыпается позднее, мы вместе обедаем, и я рассказываю ему о том, чем занималась последние пять лет, и что снова начала рисовать. Я даже рассказываю им о Джоше, и они кажутся искренне счастливыми, что я снова нашла способ любить, даже если все это еще витает в воздухе. Быть с ними и открыто говорить о Ки – это исцеляет и это то, что я должна была сделать давно.

— Наверное, я прогуляюсь, — говорю, ставя тарелку в посудомоечную машину. — Есть вещи, которые мне нужно сделать, — я беру свою сумку и перекидываю ее через плечо. — Что-нибудь купить в магазине?

— Нет, спасибо, милая, — говорит Адина. — Наслаждайся прогулкой. Мы будем здесь, когда ты вернешься.

Я обнимаю их и иду к двери. Сейчас теплое, ясное летнее утро, и я рада, что на мне мой любимый желтый сарафан. Я специально выбрала для этого дня, так как он будет одним из самых трудных в моей жизни.

Есть два способа дойти от дома Мереки до центра города, и я могла бы легко пойти другим путем, но сегодня это не то, что нужно. Вместо этого я поворачиваю налево в конце Мерчисон-стрит к старому молочному бару, где моя жизнь почти остановилась пять лет назад. Несмотря на теплую погоду, я дрожу, когда добираюсь до входа в переулок. Так мало изменилось с той роковой ночи, и я обхватываю себя руками, когда это повторяется в моей голове.

Черт! Отпусти ее нахрен!

Все в порядке, Калимна.

Не прикасайся к ней. Пожалуйста, не трогай ее.

Я спасу тебя, Калимна. Я люблю тебя.

Ки!

Стоя на том месте, где меня вырвали из рук Ки, я признаю то, что знаю. Мой лучший друг и первая любовь в моей жизни никогда не покидал этот город. Предполагалось, что он будет инженером, строящим огромные небоскребы и каждый вечер приходящим домой ко мне. Вместо этого, к тому времени, когда нас нашли, я была без сознания, а Мереки мертв, как и наши мечты.

— Этого не должно было случиться, — шепчу я пустому переулку, заросшему сорняками и заброшенному временем.

Это облегчает мой шаг, когда я продолжаю идти к центру города. Моя следующая цель, вероятно, будет столь же неприятной, как и важной.

Первое, что я замечаю, когда выхожу на главную улицу – сколько там новых магазинов. Некоторые из сетей одежды открыли свои, и я испытываю искушение заглянуть в модный магазин товаров для дома, но я пришла не для этого, и знаю, что это задерживает меня от того, что нужно сделать. Сегодня речь идет о конфронтации, а не об избегании.

Дойдя до другого конца главной улицы, я останавливаюсь перед витриной, где раньше был ювелирный магазин Смита, семейный бизнес Джейкоба. Это все еще ювелирный магазин, но теперь он называется «Продман», местная сеть, и здание полностью отремонтировано. Я надеялась, что кто-нибудь здесь поможет мне найти Джейкоба, но теперь это кажется маловероятным. Я все еще испытываю к нему неприязнь, и у меня есть вопросы, которые я не могла задать пять лет назад. Но я решила сделать это сейчас, поэтому продолжу поиски.

Звенит колокольчик, когда дверь магазина открывается, и человек, которого я пришла сюда увидеть, выходит, опустив голову и глядя на тротуар. Он не поднимает глаз, и не думаю, что он заметит меня.