Ты теперь моя (СИ) - Тодорова Елена

Но этот отморозок пилит совсем по другому пути, сразу за город. Когда я возмущаюсь и пытаюсь в очередной раз вызвать его на разговор, бровью не ведет.

— Да что с тобой такое??? Ты еще и глухой? Кто тебе права выдал? Остановись сейчас же! Меня тошнит! Плохо мне, понимаешь? Чарли… В бетон закатаю! Слышишь? Черт тебя подери! На ходу сейчас выпрыгну!

Отмирает глыба. Бросает в зеркало заднего вида настороженный взгляд, но голос не подает. Я выпрыгивать, безусловно, не планирую, но дверь на эмоциях, для красоты момента, открываю.

Жмёт по тормозам.

Отлично!

Под гул клаксонов выскакиваю посреди дороги. Выставляя ладонь, убеждаюсь, что водитель с правой полосы меня заметил и успевает среагировать, только после этого перебегаю на обочину. Стараюсь быстрее слиться с толпой. Понимаю, что мой поступок — чистой воды ребячество. Осознаю, что делаю себе же хуже, но по какой-то причине не могу остановиться.

Убедившись, что Чарли не преследует меня, заскакиваю в такси и диктую адрес Савельевой. После свадьбы мы еще не виделись. Сауль сказал, к нему приглашать нельзя, и меня не отпускал. Злость набирает оборотов, когда представляю, как он отдает Чарли приказ следовать строго «в больницу — из больницы».

— Хороля! — визг подруги слышен до того, как она открывает дверь. — Залетай, — приглашает после быстрых объятий. — Только я не одна. Вадик со Стасом и Маринка завалили.

Вхожу в просторный зал. На первых секундах мне почему-то становится неуютно. Ребята всё те же, а вот я… оказывается, другая. Как это произошло? И когда? Что именно поменялось? Ни одного ответа у меня нет. Просто чувствую резкое желание развернуться и уйти.

Справляюсь, конечно. Поймав обращенные на себя взгляды, улыбаюсь и здороваюсь.

— Надо же! Какие люди!

— И без охраны!

Последнее весьма красноречиво звучит.

Играет легкая ненавязчивая музыка. Мы пьем белое вино и болтаем о всяких пустяках. Ребята с зажравшейся сытостью вяло делятся, на каких «заграницах» провели лето.

Всепоглощающее чувство неприятия возвращается.

Тошнотики.

Желание уйти усиливается, но я зачем-то остаюсь. Мне, вроде как, больше некуда пойти.

— А Сауль тебя не убьет? — бросается в переживания Рита после моего короткого пересказа, как я к ней попала.

— Сауль меня, может, и убьет, но только после того, как я потреплю ему нервы, — беспечно улыбаюсь, хотя никакой беззаботности во мне и близко нет. Сосёт под ложечкой, когда о нем думаю. — Папа меня в передвижениях никогда не ограничивал. Ладно бы сам сказал! Как-то объяснил! Попросил! Так нет, приставил ко мне этого Герасима с навигатором в заднице… Я в магазин не имею права заехать??? А как же мои личные желания? Будет зверствовать, вернусь к отцу!

— Разве так можно? У них же уговор… — бормочет Ритка.

— Ну, пусть подавится этими причалами! Ему же они нужны были? Не я.

Это им я говорю. А сама знаю, что так не может быть. Я уже Саульская. Я — гарант мира. Я — уязвимый элемент в его стае. Начну метаться из лагеря в лагерь, не только себя под угрозу подставлю, всех Архангельских и Хорольских.

Заталкиваю эти жёсткие мысли подальше. Друзьям не рассказываю. И так слишком многое выплеснула.

— Юлька, Юлька… — подает голос Вадик. — Если бы не отец, танцевала бы со временем в каком-то вонючем кабаке для этого авторитета. А так тебя продали и сделали официальной подстилкой. Придержи гонор, если не хочешь, чтобы менты вылавливали твое бесценное тельце в каком-нибудь Золотом Роге.

— Вадюша, — приторно вздыхаю. — Я понимаю, что тебя личная обидка кроет. Но можно же не так явно желчью метать? Мм-м? Попрошу, — заканчиваю с нажимом. — Не хотелось бы, чтобы тебя в Золотом вылавливали. Раньше меня.

— За меня не переживай.

— А я и не переживаю.

Все замолкают. Обстановка не на шутку накаляется. Ритка громко сглатывает и натянуто хихикает.

— Ха-ха, Хороля, Вадос, ну вы, как всегда…

Да ваще!

— Выйдем. Поговорить хочу.

— Никуда я с тобой, Вадик, не пойду.

— Выйдем, говорю.

— Отвянь.

То, что он продолжает настаивать, довольно неожиданно. Упорство — не его стезя.

Вадик поднимается. Я тоже. Выступаем друг против друга. Прожигаем взглядами. И в этот напряженный момент в дверь звонят.

Каким-то шестым чувством я знаю, кто пришел.

— Это за мной, — информирую с фальшивым достоинством. Дерганым движением подхватываю с дивана сумочку. — Рита, проводи.

Подруга волочится за мной траурной поступью. Меня и саму, если честно, по пути к двери, то в жар, то в холод бросает. Руки и ноги свинцом наливаются. А дыхание невольно становится поверхностным.

— Ладно, все. Иди. Я захлопну.

Едва прикоснувшись к замку, испуганно отпрыгиваю от глухого удара. В дверь долбят кулаком.

— Мамочки… Может, не надо… Не открывай! — заходится приглушенным писком Ритка.

Но я открываю. И, получая подтверждение своим предчувствиям, перестаю дышать.

Сауль

— Что значит, потерял? — грудь одномоментно стягивает жгучими кольцами напряжения. Все внутри цепенеет. — Ты гонишь, Макар? Как можно потерять девчонку? — выступая из-за стола, пронизываю водителя убийственным взглядом.

— Да она вольтанутая, — басит тот на срыве. — Не обессудь, Сауль, ей-богу, за неделю замахала меня твоя мурка. Борзота вшивая! Что угодно готов делать, только не с ней…

— Ближе к делу, Макар! Где она, твою мать?

Мурманский покрывается багровыми пятнами. Дергая ворот, резко выдыхает, прежде чем принимается за пересказ событий:

— Захотела она в магазин. Я, ясное дело, как ты постановил, отказал. Не положено же… Так она будто с цепи сорвалась! Давай арапа заправлять[6]: в бетон закатаю, на ходу выпрыгну… Я, х** знает, хозяйка все-таки… За ручку схватилась, дверь открыла — я по тормозам дал. Она и выскочила. Пока перестроился, нашел место для парковки — ее след простыл. Искал. Весь район промахал. Людишек, бля, спрашивал. Бегал, как сайгак. Ничего.

Смещая вес потяжелевшего тела, пытаюсь сохранять холодный рассудок.

— Макар, сука… Сейчас, когда у нас тёрки с Амурскими? Ты не в курсе, как в Мерсе двери блокировать?

— Бля, Сауль, ну, тупанул, растерялся…

— Как можно так тупить?

Машинально оцениваю степень его напряжения: красные щеки и шею, взмокший лоб, взгляд потерянный.

— А позвонить нельзя было?

— Кому? Ей? Так она вне зоны. До сих пор.

— Мне, Макар. Мне, — говорю почти спокойно.

Мурманский плывет от облегчения, но инстинктивно сохраняет пассивную настороженность. Это качество в нашей среде пожизненное, знаю.

— Как-то не подумал… — вздыхая, чешет бритый затылок.

— Хоролу за помощью звонить — не дело, — размышляю вслух. — Алла, Семёна с бумагами по Хорольской ко мне. Срочно, — отдаю распоряжение по селектору.

Отключаюсь, не дожидаясь ответа. Уверен, что все сделает максимально оперативно. Вернувшись в кресло, прижимаю к губам кулак и давлю Мурманского взглядом.

— Сауль, ну пойми ты…

— Не сейчас, Макар.

Мысленно накидываю варианты, куда она может пойти, кроме больницы и дома. Практически сразу вспоминаю эту ее подружку в овечьей шкуре.

— Вызывал? — замирает на пороге запыхавшийся Семён.

— Давай, давай, не стой в дверях, — тороплю словами и жестом.

— А что случилось?

— Внеплановая охота. Волчонок отбился от стаи.

— Подкидыш? — чуть усмехается Семён.

— Он самый.

— Какие варианты? Где ищем?

— Адрес подружки, Сеня. Ты же пробивал?

— Обижаешь, — звучит довольно. — Сейчас.

Свалив на стол папку, шуршит бумагами, а я уже поднимаюсь. Хватаю зажигалку с сигаретами.

— Есть.

— Едем. Ты за руль, Макар. Семён, с нами. Еще Назара возьмем. Набирай ему, пусть ждёт на парковке.