Бель Жур - Офисный дневник девушки по вызову

Воскресенье, 31 июля

Это был шикарный отель, не в самом центре Лондона, но и не на отшибе. У меня было немного свободного времени, и я быстренько мысленно просчитала: деньги на такси или время в «трубе»? И выбрала «трубу».

Вестибюль был заполнен мужчинами в костюмах, только-только вернувшихся с какой-то конференции. Когда это деловая поездка, пить они начинают рано. Я, лавируя, проплыла мимо них к столу рецепции:

– Здравствуйте, у меня назначена встреча с одним человеком, но, к сожалению, я не знаю, в каком номере он остановился. Не могли бы вы позвонить ему и попросить встретить меня в баре?

– Фамилия?

Я назвала его фамилию.

– А ваша?

Я назвала свое имя. Мужчина за конторкой окинул меня взглядом, оценив все – платье, высокие каблуки, сумочку. Я закатила глаза. Будь я здесь по делу, будь уверен, я не стала бы околачиваться у рецепции, задавая дурацкие вопросы. Это не в моем стиле.

– Это мой дядя, – добавила я ненужную фразу.

– Мгм, – промычал рецепционист, кладя трубку обратно на рычаг. – Он сейчас спустится.

Я отправилась ждать в вестибюль, бездумно перебирая пальцами тяжелые гардины. Почему-то мне захотелось, даже нужно было, чтобы рецепционист с его недоверчиво выгнутой бровью увидел моего дядю, увидел, как мы похожи друг на друга… Вот только мы не были похожи. Он – темноволосый, с морщинистым лицом, с узкими глазами; волосы у него вьющиеся, и не просто как у любого старого еврея, а мелким бесом, как у африканцев. Таким он выглядел на фотографиях 1970-х годов, на которых его шевелюра буквально заслоняет от объектива тех, кто стоит рядом с ним.

Чья-то ладонь легла на мое плечо. Я обернулась, и дядюшка похоронил меня в своих медвежьих объятиях. Он стал круглее, чем мне помнилось, и чуть меньше ростом.

– Давай-ка добудем что-нибудь пожевать, – сказал он. – Я уже устал от этого места. – Солнце было еще высоко. – Ох, как же люблю долгое английское лето! Ну, и чем ты теперь занимаешься?

– А, по-разному, – отмахнулась я. – Ерундой всякой.

Будь на его месте кто-нибудь другой – и я бы соврала, придумала бы еще какую-нибудь смехотворную офисную работу. Но мне каким-то образом стало ясно, что он не будет допытываться, а потому и нет необходимости врать.

Он остановился и взглянул на меня.

– Это здорово, – сказал он. – Ты девочка умная. Только не позволяй всякой ерунде стать всем, что у тебя есть.

Мы отыскали какой-то паб, и я заказала нам по пиву. Мы сидели на улице (ему казалось, что на улице прохладно, мне – что довольно тепло), разговаривали о себе (его бизнес идет хорошо, одна дочка стала чемпионкой по шахматам, другая перенесла операцию по поводу сколиоза), делились общими воспоминаниями друг о друге (несколько выездов на рыбалку, когда мне было лет двенадцать или около того, когда я единственная сумела поймать хоть какую-то рыбу), говорили о будущем (я пообещала, что приеду в гости, он – что будет писать).

И он действительно был крут. Даже круче, чем мне помнилось. Когда я была еще маленькой, он принял несколько решений, которые снискали ему дурную славу, но теперь, похоже, все утряслось. Он из мужчины, которого я помнила как человека с незавидными перспективами и множеством проблем, которые надо было решать, превратился в успокоившегося, безмятежного патриарха, у ног которого лежал весь мир. Отъезд из дома имеет значение. Он меняет человека. Да, ты можешь вернуться домой, Томас Вулф, но только глупец будет ожидать, что дом останется прежним[11].

Отъезд из дома имеет значение.

Он меняет человека.

Он рассказывал мне о своей ферме, о зверинце, в котором содержались домашние и полудикие животные. Мы дошли до платформы «трубы», и он все украдкой косился на карту метро. «Ты уверена, что это твой поезд? Точно?» Мы постулировали обратную взаимосвязь между коррумпированностью правительства страны и надежностью расписаний ее транспорта. Он оказался по-человечески теплее, чем мне помнилось. Стал не так сердит на мир, найдя свое место в нем.

Поезд, плавно набирая ход, отошел от платформы, и я увидела, как он машет мне рукой и отворачивается. Может быть, пройдет не один год, прежде чем мы снова встретимся.

Я подумала, насколько по-другому сложилась бы жизнь Дж., если бы его отец остался в семье.

Возможно, тебя удивит, что я – тайная поклонница хип-хопа, и не в последнюю очередь потому, что это бездонный источник уличной мудрости. Взять, к примеру, «Десять крэк-заповедей» Notorious B.I.G[12]. В тексте этой песни есть все, что позволяет жить в моей профессии. Тем из вас, кто пока не знаком с этим творением, настоятельно советую послушать ее: не разочаруетесь. Итак, в подражание ученому мистеру Бигги Смоллз и без дальнейших проволочек – представляю вам Десять заповедей девушки по вызову:

1. Первое правило Бигги касается доходов: он советует проявлять благоразумную осмотрительность, высказываясь о них.

Никто не знает истины, кроме моего бухгалтера. Все остальные слышат общие слова и намеки, но никогда, никогда, никогда не стоит выкладывать на блюдечке подробности всех своих финансовых поступлений. Те, кто зарабатывает меньше, обратят эти сведения против тебя; то же самое сделают и те, кто зарабатывает больше. И в первую очередь это относится к человеку, с которым ты встречаешься и который знает, что ты – работающая девушка. Просто соври ему по поводу своего дохода, ладно? Просто соври.

2. Во-вторых, он советует прислушиваться только к самому себе, планируя предстоящие поступки.

Идет ли речь о том, чтобы отказаться от клиента, сменить агентство или вообще выйти из игры, – не говори об этом, просто сделай. Слишком надолго затянешь разговоры о том, что пора, мол, двигаться дальше, – и будешь выглядеть как та собачка, которая только лает, да не кусает (и вызовешь гнев своего менеджера, если у тебя таковой имеется). Пусть за тебя говорят твои поступки.

3. Я не смогла бы жить без правила номер три, которое, если коротко, гласит: не доверяй никому.

Или, как выражается Принц Хампердинк[13]: «Я всегда думаю, что ловушкой может оказаться что угодно – вот поэтому я до сих пор жив».

Бигги еще распространяется о том, как мамочки таскают у детишек крэк и отжигают. Не могу сказать, что столкнулась с этой проблемой как таковой, но более общий смысл здесь таков: «Язык твой – враг твой». У моего папы есть любимая пословица: «Знают двое – знает и свинья». Как бы мне ни была ненавистна мысль о том, что на самом деле это так, но он прав. Не хочешь, чтобы каждая собака в мире знала, чем ты зарабатываешь на жизнь? Тогда не говори никому, глупышка!