Екатерина Мурашова - Детдом

Глава 19

Раскрасневшаяся от стопки водки Ира расположилась в кресле у окна и смотрела на Анжелику круглыми, как пуговицы глазами. Любаша, по обыкновению выпрямившись, сидела на стуле возле стола. Анжелика рассказывала не садясь, и часто переходила с места на место – благо размер комнаты и небольшое количество мебели это позволяли. Иногда она брала с полки какую-нибудь книгу и даже раскрывала ее, как будто собиралась прочесть цитату, но потом снова закрывала и педантично ставила на то же место. Слушательницам приходилось следить за Анжеликой глазами, а временами и слушать рассказ, словно мяч переброшенный через плечо. В той или иной степени это раздражало обеих, но ни Ира, ни Любаша не решались сказать подруге: Сядь! Обе полагали, что Анжелика имеет право рассказывать именно так, как ей удобно.

– А чего же эти придурки-националисты хотели-то? – спросила Ира. – И где они все раньше были?

– Ну, хотели-то там все одного и того же – сокровищ. Крест им нужен был для идеологической озаглавленности движения. А все прочее как у всех – деньги, деньги, деньги. Бороться за какую-нибудь идею – это ведь бесплатно никак не получается. Есть, пить, одеваться, ездить, встречаться с единомышленниками, издавать соответствующую литературу, платить адвокатам, развлекаться, в конце концов – на все это нужны средства. Помнишь, мы даже в школе проходили – у эсеров и большевиков тоже постоянно возникали эти проблемы. И они их временами решали вполне сходным образом.

Что же касается того, где они были раньше – так сидели на побережье и ждали, когда Кай принесет им клад на блюдечке с голубой каемочкой. Нападать раньше им смысла никакого не имело. Кай им скажет: ничего не знаю, ничего не вспомнил – и что тогда? Ехать домой, несолоно хлебавши?

В общем, рассудили они правильно: подождать, пока он этот клад достанет, тогда уж все разом и отобрать. А в милицию он, думали они, скорее всего, не пойдет, потому что объяснить всю эту историю государственным органам правопорядка будет достаточно затруднительно.

Кай, который о преследовании знал (но до поры до времени не понимал, кто именно его преследует), вместе со своими сподвижниками расположился на берегу Белого моря и начал разведывательные действия. Довольно скоро стало понятно, что уследить за Каем в лесу никто из заинтересованных лиц не может. Следовательно, он сам в своих передвижениях свободен, но вести дальше неуклюжих «детдомовцев» нельзя категорически. Тогда он попытался отправить их домой, но они этому решительно воспротивились. Уехать сам Кай не мог, так как все еще полагал, что тот, кто требует крест, действительно держит в плену Ольгу. Еще через некоторое время из сообщения Олега Кай узнал предположительный состав своих противников. Исходя из этого, он разработал достаточно сложный план. Согласно одной его части Владимир и компания должны были сидеть на берегу и отвлекать на себя внимание националистов. Что они честно и проделывали. Другую часть плана Кая разрушил Алекс, который сам был не дурак и попросту нанял в деревне человека, показавшего ему дорогу к зимовью Большого Ивана. Алекс прекрасно понимал, что в любом случае зимовья Кай не минует, да и сокровища, если они вообще существуют, должны располагаться где-то поблизости.

Историю, которая разыгралась вокруг зимовья, вы уже знаете. Девушек к избушке привел, естественно, Варсонофий, который знал о местоположении зимовья Большого Ивана много лет назад. Что именно происходило в избушке между Каем и Алексом, мы, я думаю, не узнаем уже никогда. Алекс погиб, а Кай вряд ли станет кому-нибудь об этом рассказывать.

Что же касается «детдомовцев», то они, получив письмо Кая, в котором он категорически требует от них убираться в Петербург, прихватив с собой девушек, разделились во мнениях. Дмитрий и Владимир были склонны подчиниться полученным инструкциям, полагая, что Каю виднее, что делать. Егор, Женя и девушки, понимая, что дело нечисто, настаивали на возвращении к зимовью. В конце концов, как и опасался Кай, ситуацию взял в свои руки старший мужчина – горный воин Амаршан. Он решил: возвращаться, но осторожно. И в конце – всем остановиться и по возможности спрятаться, а он, Амаршан, один пойдет к зимовью и разведает обстановку, чтобы 1) не угодить в какую-нибудь неизвестную ловушку и 2) иметь возможность помочь Каю и компании. С этим (наихудшим из возможных) планом согласились все без исключения.

– Послушай, а Кай-то все это время знал, где находятся сокровища, или нет? – спросила Ира.

– А где был крест Ефросинии, пока они все туда-сюда ходили? – спросила Любаша.

– Крест Ефросинии все время был у Ольги. Как-то так получилось, что, когда Варсонофий выбросил крест из горящей избушки, именно она подняла его с земли и дальше хранила у себя, выдавая на подержание тем, кто желал на него посмотреть и прочее. То, что Кай отослал крест вместе с Ольгой, тоже вполне объяснимо – ведь он не очень хорошо представлял себе дальнейшее развитие событий и стремился обезопасить все и всех, кого мог. Если в чем-то его тогдашнее поведение кажется не очень логичным, то здесь нельзя забывать и о том, что молодой человек был ранен, пережил в избушке сильнейший стресс и потерял много крови.

Крест Кай нашел легко и сразу. Большой Иван, который в последние десять лет жизни стал человеком верующим, по всей видимости, как-то использовал святыню в своей повседневной духовной практике и поэтому хранил крест отдельно от всего остального – в специальной нише, выдолбленной в одном из бревен зимовья. Кешка, по всей видимости, вспомнил об этом тайнике или просто вычислил его по другим сохранившимся у него воспоминаниям.

Что же касается остальных сокровищ, то об этом дальше.

Идея русского национализма всегда представлялась мне небогатой. Непосредственное знакомство с ее сторонниками только укрепило мое и так-то не слишком высокое о ней мнение.

Пока дело не доходит до откровенного ксенофобического мордобоя, то есть до чистой биологии, которая заставляет стаю галок бить и гнать прочь галку-альбиноса, они, похоже, просто не знают, что делать. Единственные, кто действительно пострадали в этой истории с националистами – это бедняга Амаршан и музыкант Женя. Амаршана, «черного» по определению, отловили, когда он в одиночку отправился на разведку и по настоящему начистили ему его откровенно кавказскую физиономию. Женя был у них под вопросом (то ли цыган, то ли еврей?) и трогать они его, в общем-то, сначала не собирались. Но он вдруг отчего-то впал в такое боевое неистовство, которого просто нельзя было от него ожидать. Владимир потом объяснил мне, что это проявление его неврологической болезни, однако, националистам, на которых он кинулся, от этого было не легче. В конце концов Женю пришлось просто связать.