Нина Соротокина - Прекрасная посланница

– Помилуйте, сударыня… Анна Федоровна, да разве бы я посмела? Видно, кто-то решил сыграть со мной жестокую шутку. – Николь очень убедительно играла раскаяние, на глазах ее появились слезы, руки были сжаты на груди словно в предсмертной тоске.

Госпожа Юшкова смилостивилась, исчезла шипящая гусыня, в словах ее появились человеческие нотки.

– Их Величество изволят лежать в постели, – прошептала она одними губами. – У них сухие колики, – и добавила на той же доверительной ноте, – если сболтнешь об этом кому, голову сверну, живой с кашей съем. Явилась не запылилась! Экая прыткая. А теперь иди. Когда надо будет, тебя позовут.

У Николь хватило ума не переживать по поводу откровенного хамства, в конце концов, она сама выбрала эту работу, и потом другие, куда более важные переживания смущали душу. Кто мог подстроить ей подобную каверзу? Юшкова не удосужилась вернуть ей послание, и это было обидно. Николь казалось, что перечтя сейчас внимательно записку, она смогла бы по почерку или стилю угадать отправителя.

Заспанная горничная явилась разоблачать ее ко сну. Она только сняла драгоценности, как Николь отослала ее прочь. В голову само собой пришло имя. Шамбер, вот кто подстроил мнимый вызов во дворец! Огюст вряд ли знал, в отличие, скажем, от Нолькена, что во дворце сегодня не принимают, и решил, что Николь проведет ночь за картами в придворной компании. А это значит, что он уже не доверяет своей напарнице, значит, он решил подстраховаться и нашел способ вызвать Матвея на эту проклятую дуэль. И не надо самой с собой играть словами! Это будет не дуэль, а убийство. Она велела опять закладывать карету. Был час ночи.

Родион сидел напротив Николь и осторожно рассматривал свою спутницу. Каретный фонарь скупо освещал большеглазое лицо ее. Худенькие плечи по-птичьи выпирали из мантильи, не красавица, но что-то в ней есть притягивающее, очень женственна и, безусловно, умна, а вздернутый подбородок, видимо, неотъемлемая часть облика – она всегда готова и к защите, и к нападению. Он потом так и рассказывал Матвею об этой поразившей его встрече: «Очень женственна и умна, и я еще подумал тогда, а не сталкиваются ли два этих качества в жестком противоречии?»

Но сейчас Николь не хотела ни нападать, ни защищаться, она терпеливо ждала, со вниманием вглядывалась в неясный пейзаж за окном, хоть там и смотреть было не на что: пыльный бурьян вдоль дороги и чугунная, примитивная решетка, огораживающая чьи-то владения. Молчание затягивалось, и Родион решил сразу перейти к главному.

– Дитмер убит. Его убил Шамбер.

– Этого не может быть!

– Все произошло на моих глазах.

– Но зачем? Всемилостивый Боже, зачем?

– Это предстоит выяснить. Но уже не мне. Этим будут заниматься уже другие люди.

– Какие… люди?

Лоб ее наморщился в мучительном раздумьи, глаза растерянно метнулись вбок, но она тут же овладела собой. Что и говорить, международные авантюристки умели держать себя в руках. Родион внутренне усмехнулся. Спросит или не спросит про Шамбера? Не спросила…

– Прикажите кучеру развернуть карету, – сказал Родион негромко.

– Но я хочу видеть Матвея.

– Вам туда сейчас нельзя.

– И куда мы поедем?

Не дождавшись ответа, Николь отворила дверцу кареты и звучно отдала приказание кучеру. Сознайся, Родион, с этой леди приятно иметь дело. Она не капризничала, не задавала лишних вопросов, не закатывала глаза в притворном ужасе. Прежде чем повернуть назад, кучер доехал до небольшой развилки, карета тяжко переваливалась с боку на бок, минуя рытвины. Лошадь Родиона, словно привязанная, покорно следовала за каретой.

Они молчали до тех пор, пока не выехали на укатанную Невскую першпективу. Здесь лошади ходко побежали вперед.

– Так куда мы все-таки едем?

– На пристань. Там вас ждет катер. На нем вы доплывете до Кронштадта, а оттуда в Стокгольм. Вас устраивает такой вариант?

– Нет, не устраивает. Я остаюсь в России. Я так решила.

– Вы помогали Шамберу в его делах?

– Нет.

– Подумайте, прежде чем ответить. Он ведь вас на допросах не пощадит.

– Моя помощь не имеет к политике никакого отношения. Шамбера интересовали деньги, которые он вместе с Сюрвилем вез из Парижа.

– Ах, вот оно что? Шамбер все никак не может успокоиться. У Матвея нет этих денег. Они давно найдены и отправлены по назначению. Но Бирон очень болезненно реагирует на эту тему. Боюсь, он захочет допрашивать вас лично.

– Но я ни в чем не виновата!

На мосту через речку Мью их остановил ночной патруль. Родион показал документы, их тут же пропустили. Карета протарахтела по деревянному настилу. Николь все так же избегала встречаться взглядом с Родионом и неотрывно смотрела в окно. Только по рукам ее было видно, что она нервничает. Теперь они не лежали в подоле ладошками вниз, а беспокойно теребили бахрому крохотной, подвешенной на цепочке к поясу сумке.

– Вы должны уехать из России хотя бы затем, чтобы не подставлять под удар Матвея. У нас умеют допрашивать, а кое-кто считает, что Шамбер его завербовал.

– Какой вздор! – он вдруг фыркнула, как обиженная кошка.

– Разумеется вздор, но для следствия это не аргумент.

– Я люблю его.

– Охотно верю. И поверьте, сочувствую вам. Но любовь вещь опасная. Кто сосчитает, сколько на свете голов полетело именно из-за любви! Давайте остынем на время. Жизнь еще не кончена, но сейчас выпала такая минута, когда необходимо сделать выбор.

Николь опять замолчала надолго, а потом спросила спокойным, бесцветным тоном:

– Я могу заехать домой?

– Нет.

– Но там у меня деньги, документы, одежда, драгоценности, в конце концов.

– Ваши документы вам сейчас не понадобятся. Вы поплывете под чужим именем. Ваш багаж я перешлю со следующей оказией. Вас известят, где его получить.

Спросит или не спросит про Матвея? Не спросила… Догадлива была мадам де ла Мот, в достоинстве ей тоже не откажешь.

Привязанный катер танцевал на утренней волне. Николь вышла из кареты, высоко подобрала юбку, готовая прыгнуть на борт. Матросы тянули руки, готовые ей помочь. Казалось, она на миг застыла в прыжке, когда оглянулась вдруг и крикнула потерянно:

– Но я его увижу?

– Не знаю, – честно ответил Родион.

– Сделайте так, чтобы мы хотя бы попрощались. Поверьте, это не справедливо. Матвей этого не заслужил.

Николь опустилась на сиденье и закрыла лицо руками. Офицер отдал честь. Матросы дружно подняли весла. Все, поплыли…

Так что там у нас осталось? Трудное, очень трудное объяснение Люберова с князем Козловским. С набережной Родион явился в усадьбу «Клены» с полицейской командой. Увели Шамбера, унесла останки Петрова. Труп бедного сторожа обнаружили только через два дня и то случайно.