Максим Алёшин - Сдвиг

Мы подошли к автоматической узкой двери, лифта. Агнежка набрала код, и двери открылись. Вошли. Она нажала на 6 этаж. Стоп как шестой разве в Черном дрозде не два этажа, я вопросительно посмотрел на Агнежку. Она мотнула головой и чуть осипшим голосом заговорила.

— Не все, что выглядит снаружи одним образом, является внутри тем самым, что мы себе напредставляем.

— Гамильтон!? — шепотом сказал я.

— Сегодня ЧАЖ проснулся, вы обратили внимание, что стены стали сочного шоколадного цвета? Вчера они были просто бежевыми — мертвыми или спящими, сегодня везде чувствуется движение, автобус растет, его возможности расширяются, он готовится отдать вам все, что есть в его внутренних секретах.

Мы быстро достигли 6 этажа нижнего уровня. Вышли из лифта. Коридор с металлическим полом гулко повторял наши шаги. На перекрестке Пауль сиганул вправо, там под лампами яркого дневного света виднелся просторный зимний сад, ну пусть порезвится, зароется в земелюшку, да поспит часок другой. Паукараста паукараста — горланила земляная груша, мы же свернули налево и оказались у высокой деревянной двери. Дверь была добротная богато украшенная резьбой, сюжет, изображенный на двери, повествовал о буквенном дожде. Тысячи букв падали на землю с небес, преображая последнюю и улучшая её, о том свидетельствовали радующиеся фигурки живых существ отдаленно напоминающих человеческую рассу. Невольно я прикоснулся в роскошной интеллектуальной двери. Руку мою внезапно охватили буквы, опутали жгутиками сначала нежно, и мне было даже немного приятно почувствовать объятие глаголов, но только на мгновение, буквы затянули свои ножки и крючки, и потянули меня внутрь. Ты что дурак, что ли? Закричала Агнежка, она ловко ударила ладонью по двери да с такой силой, что некоторые знаки попадали прямо на пол и расползлись по коридору, буквы от пощечины Агнежки слегка разжали свои цепкие петли. Прислонившись ко мне сзади, Агнежка обхватила меня за талию и резко дернув, оттянула меня от алфавитной двери, вырвала из страшного захвата. Признаюсь, я не знал, за что мне благодарить девушку, то ли за то, что она выдернула меня, то ли за то, что прикоснулась ко мне своим девичьим телом.

— Кхы вот уж от вас я такого не ожидала, вы же Корректор! Вам к этой двери прикасаться не следует, дверь эта соткана из удаленных знаков, из ошибок и опечаток текстов и разговорной речи. Как она вам руку-то не откусила, вам определенно везет по жизни. Вот.

Агнежка достала большой узорчатый ключ с твердым знаком на круглой палочке. И где только она его прятала не понятно халатик-то совсем маленький и без карманов.

Девушка утопила ключ в центр дверного полотна, два раза повернула и дверь открылась. Сияние выплеснулось из помещения, и мы вдруг в этом свете стали ярко оранжевыми, а местами даже лиловыми. В маленьком помещении посреди комнаты стоял сложный технологический агрегат. Я не верил своим глазам — Стол Разума. Откуда здесь это! Признаюсь, на некоторое время я потерял дар речи. Дальнейшее происходило, как во сне. Из глаз моих брызнули слезы, я трепетно обходил агрегат, поглаживая его ящички и приспособления, губы мои дрожали и покровы стали от волнения бледными и прозрачными. Агнежка внезапно оказалась на моём пути и я, вспомнив, что именно ей обязан этим сказочным открытием обнял девушку и принялся осыпать её поцелуями. Тут уж не знаю, как это получилось, может оттого, что рот мой скользнул по её губам, а они оказались обжигающе горячими, я впился в Агнежку, краем глаза подметив преследовавший меня уже давно образ Эмми, который невольно создавала Агнежка при определенном повороте головы.

— Фи — сказал Тим Род внутри меня и растворился в сознании, оставив лишь облако голубой искрящейся пыли.

Пульсация, объятия, скольжение и рвущаяся наружу сказочной силы телесная энергия. Мы катались по мягкому покрытию пола, срывая с друг друга одежды. Любовь захватила нас, сделала одним целым, одной сущностью, одним желанием. Наши тела скользкие от возбуждения наслаждались открытостью друг друга. Мы были на высшем этаже откровений, нам грезились странные ни на что не похожие картины бытия, почти галлюцинации наполнили наши сознания в краткий миг соития. Мы дышали одним воздухом, присосавшись, друг к другу ртами, завораживали запахи её обнаженного влажного тела, и я вдруг становился похож на жреца или на предводителя тысячи монгольских воинов медитирующего у костра. Бездна наслаждения поглотила наши физические тела. Эхом тысячи кратно повторяющихся отражений выплеснулась завершающаяся волна нежности. И мы утихли в объятиях друг друга. Молчание было светлым. В воздухе пахло свежеструганным деревом. Тишина оглушала, любовь взорвалась там, где никто этого не ожидал ни я, ни она. В этом храме знаний здесь под столом для Пятичтения были два человека, которых теперь можно считать как одним. Все изменилось. Свет, образовавшийся над нашими телами, постепенно рассеивался, растворяясь в пространстве комнаты, впитываясь в стены и в читальный агрегат, в нашу одежду, в чистое ковровое покрытие или смешиваясь с обычным воздухом, улетучивался, микроскопические изменения в окружающем мире, безусловно, сделали его лучше, как и нас. Мы же застыв от испытанного наслаждения, льнули друг к дружке и нежились. Редкое позитивное чувство едва не усыпило нас.

Любовь развязала нам языки, и мы наперебой защебетали друг другу клятвы и признания в вечной любви и уважении. Теперь здесь на борту Черного Дрозда помимо сплоченной микроармии заговорщиков, есть крупица настоящей любви и авторы этого чуда мы. Агнежка привела себя в порядок, я тоже оделся, мы долго не могли разбежаться, все шептали и шептали друг другу нежные слова, но труба звала, и мы все-таки расстались, Агнежка шмыгнула по направлению к своей каюте, я с Паулем на капитанский мостик, до старта оставались буквально какие-то минуты.

Место, куда нас с Альбертовной доставил пневмолифт, мне сразу не понравилось. Слишком белое, слишком большое и слишком холодное. «Чатыргадская Бездонка» — объяснила двуглавая наставница. Белое потому что подземные воды вымыли всякий цвет, Чатыргадская Бездонка — исполинская карстовая пещера. Гряда подобных пещер опоясывает область, называемую у нас Нейтральными пустотами. Люди отсюда ушли в силу определенных обстоятельств, о которых рассказывать я тебе не буду, ты еще слишком молода, чтобы знать об этом. Мы шли по широкой тропе. Спереди, сзади и по бокам нас окружили мощные девушки из Стальных Голубок России. Стальные шлемы девочек сверкали, отражая белизну карстовых стен и изнаночных куполов уходящих ввысь.

— Зачем такая мощная группа безопасности? — спросила я у Альбертовны. Та приложила палец к губам, тсс поменьше говори. Самой первой шествовала Татьяна Губанова высокая под два метра роста голубоглазая атлетка. В руках у неё был флагшток, на поясе несколько огнестрельных механизмов за спиной длинный прямой меч, а на голове усыпанный драгоценностями шлем. Роскошный стальной убор с завитками золотых узоров был украшен мехом черно-белого горностая и логотипом подразделения. Татьяна негромко выкрикивала команды, замирая в красивых позах специального назначения. Когорта девушек военных, услышав команды начальницы, бесшумно перестраивалась, меняла позиции и положения тел, это было похоже на красивый безмолвный танец стальных птиц. Изредка Губанова поднимала правую руку вверх, и колонна останавливалась, напряжение возрастало. Какое-то время девушки стояли неподвижно, и казалось было слышно, как бьются девичьи сердца. Но к нашей радости в окружающем нас безмолвном белесом мире ничего не менялось, и продолжали свой путь в бесконечной пустыне белых искрящихся молочной белизной гор. А еще два раза останавливались по воле Альбертовны, чтобы уточнить маршрут движения. Альбертовна вынимала из сумочки небольшой деревянный планшет. Вероятно, плоский брусок был вырезан из самой сердцевины кашпейской голубой сосны. Внешняя сторона планшета была вязкой и поддающейся, ловко орудуя пальцами, Альбертовна топила в планшете руку, и было не ясно, куда опускалась рука, ведь с другой стороны планшета глухая одеревеневшая сторона. Покопавшись в чреве приспособления, королева ловко вынимала из глубины планшета руку, и тот начинал мелко вибрировать, создавая на своей вязкой стороне неровности, напоминавшие сильно уменьшенный горный ландшафт. По 3D карте струились две змейки красная и голубая, почти сливаясь друг с другом, змейки текли меж микроскопических гор. Красная путь — указующий, а голубая линия наша дорога, которой мы следуем — объясняла мне Альбертовна и, убедившись в правильности пути, мы продолжали путешествие. Я с удивлением рассматривала лежащую под ногами полупрозрачную твердь, здесь в пенатах белесых скал свет падал вовсе не сверху, как в других местах подземного мира, свет струился из недр. Увидев мое удивление, Альбертовна пояснила, что в заброшенном поясе пещер близость к центру планеты обуславливает некоторые физические аномалии, такие как полупрозрачность и свечение земной тверди. Раскаленное ядро источает свет, но природа этого света другая, фотоны не фотоны, а что-то там светится и свет этот не так полезен и безвреден, как может показаться с первого взгляда и лучше на пол смотреть поменьше, мало ли что. Впрочем, мы тут ненадолго.