Алина Пуаро - Ships Life, или «Океаны нам по щиколотку!»

И вот так за один день сияющее море и белоснежный лайнер сменился на снег и слякоть родного города. Девушка, хоть и казалось, была уставшей от корабельной жизни с ее странными законами и правилами, но корабль на это время стал ее жизнь, и возвращать домой она не была готова. Конечно, было здорово увидеть родных и друзей, показать фотки почти со всей Европы, похвастаться визами в паспорте и новыми платьями. Но не чувствовать больше качающегося пола под ногами, не бежать, сломя голову, на завтрак-обед-ужин-дрилл или работу, не говорить больше по-английски и, что самое главное не иметь возможности в любой момент выйти на опендек и забыть обо всем на свете, подставляя лицо соленому ветру, для нее стало невосполнимой потерей.

Почти самое первое, что она сделала по приезду, отправилась на интервью в кампанию Карнивал. Вопреки всем заявлениям, с кораблями Алина не хотела пока еще расставаться. Для нее шипс лайф еще не закончилась. Йорго звонил каждый день и звал ее к себе на каникулы. Они разговаривали по часу каждый день, но к окончательному решению девушка пока не пришла. Зато абсолютно четко и ясно она поняла, что Дамиан больше ей не нужен, если вообще когда-нибудь был. По греку она скучала, но ему требовалось что-то большое и серьезное, а Алина никак не могла для себя понять, готова ли она снов начинать подобное.

Тамаре продлили контракт, и подруга была в тихом бешенстве, но вот уже со дня на день Алина ждала ее в Россию. Расстояние дружбе не помеха, и теперь девушка четко осознала, что значит на корабле — как в армии. Девчонки думали, что делать дальше, ибо в России оставаться никому не хотелось. Кому интересно родное болото, когда вокруг целый океан! И даже если по опыту они напоминали еще лягушат, только отбросивших хвост, идей было пруд пруди. Но все это пока еще сияло хоть в обозримом, но будущем, а пока что Алина переживала, так сказать, трудовые будни.

По приезду домой девушке пришлось жить с родней, ибо по причине ее отъезда ее собственная квартира сдавалась, и хотя она всех их любила и ценила, но гораздо лучше это происходило на расстоянии. И вся обстановка настолько затягивала, что казалось нереальным видение белого лайнера на бесконечных водных просторах…

— В календаре пишут: выпить одну таблетку аспирина…

— Ты тупая деревенская скотина! Житья от тебя никакого нет! Замолчи немедленно!

— Вот видишь, ты меня всегда зовешь алкоголиком, а я до такого еще ни разу не напивался.

Алина попыталась прошмыгнуть в ванную бесшумно, но не тут-то было.

— Заткнись сейчас же. Алиночка встала.

Девушка посмотрела в зеркало над ванной и обреченно вздохнула. Сейчас начнут кормить или выпроваживать замуж, — подумалось ей.

— Ну, раз встала. Тогда я пошел. Что с тобой еще ругаться?

Румяный и довольный жизнью крепкий старик прошествовал, наконец, по коридору и удалился в спальню, по пути заглянув в маленькую комнату:

— Алина, мы уже пообедали, и ты иди.

Кажется тот факт, что девушки в комнате не было, его ничуть не смутил. Боже! Сколько можно! Это канун Нового года! И ведь они не со зла! Она помнила саркастический смех отца в тот момент, когда вернулась от Рыжего с решением порвать с ним и остаться мужем. Это было давно, но она как сейчас слышала насмешливые слова: «Она страдает. И есть идти не может», слова человека для которого обед важнее, чем все ее переживания вместе взятые, которые лезвием острого ножа рвали и без того кровоточащее сердце. Помнила и полные ненависти глаза одной бабушки, обращенные на зятя, который ее кормил и поил. И сочащиеся ядом фразы другой, полные призрения и отвращения к третьей жене отца, только что потерявшей и отца и мать. За что они всех ненавидят? Ведь это какие-то ущербные люди. Папа в меньшей степени, на нем это отражается только временами, но ведь поколение бабушек и дедушек было попросту искалечено. Искалечено жизнью до самого настоящего морального уродства. «Похороните меня за плинтусом» — ведь не придумка автора. Так было на самом деле. Так и есть до сих пор. Сколько несчастных семейств и людей было изувечено политическим строем и уровнем жизни? Были ли они виноваты или это жизнь под гнетом советской власти превращала людей в монстров и нелюдей, в которых изредка, проглядывали остатки гуманизма.

В русских людях этого поколения жило что-то страшное. То, что заставляло их относиться негативно заранее и ко всему. Не зная о ком, идет речь, они уже завидовали ему или ненавидели. Радовались чужим несчастьям и удовлетворенно поджимали губы. Что-то точило их изнутри, не давая жить спокойно. А уж быть счастливыми и подавно. «Вы, русские боитесь быть счастливыми» — эту цитату из «Сибирского цирюльника» девушка помнила очень хорошо. Она все пыталась понять природу этого явления, сравнивала людей из разных стран. Не было никого идеального, но в России что-то прогнило давным-давно и только сейчас потихоньку начинало исправляться. Видимо исторически сложившаяся ситуация, когда врагом народа объявляли отца или брата, когда писали доносы на соседей, еще долго будет напоминать шрамами на коже целой нации. Ненависть и подозрение впитывалось тогда с молоком матери.

Алина подумала, что родители, быть может, никогда бы не развелись, не будь так сильна взаимная неприязнь тещи и свекрови к зятю и невестке. Что мама, не слышавшая бы каждый божий день, как неудачно она вышла замуж, быть может, не завела бы любовника, и может быть, не заболела бы раком. И отец, к которому не приходила бы мамочка, желающая ему только добра и проверяющая его постельное белье, не слушал бы о своих достоинствах и недостатках своей супруги, может, проявлял бы к ней больше внимания и проявлял бы свои чувства, ведь он по-настоящему любил жену. И кто знает, как сложилась бы тогда и жизнь девушки.

Алина со священным ужасом вспомнила свою тетку, к которой на старости лет переехала ее бабушка по маме. В свои восемьдесят бабушка имела просто ворох различных болезней, от которых на последние деньги лечили ее дочь и зять. Но все равно, даже, несмотря на еле-еле теплящийся огонек жизни, она находила в себе силы скандалить каждый день и с ней и с человеком, на деньги которого она жила. Девушка вдруг подумала, что имея все это перед глазами, трудно оставаться с такой семьей в одной стране, несмотря на то, что каждый в отдельности ее очень любил. Они только друг друга ненавидели. От перспективы превратится в такое существо со временем, у Алины волосы на голове начинали шевелиться сами собой. От такой судьбы она была готова бежать и дальше, чем через океан.

— А я мечтала стать певицей. Слава богу, не сбылось, — сказала бабушка с папиной стороны, накладывая Алине сразу десяток сырников. — Только подумать какая ужасная у них жизнь, только единицы пробиваются наверх, а остальные…? Остальные так и мотаются по стране, с гастролями, с выступлениями в маленьких залах, едой в местных завшивленных забегаловках… Смотри, чтобы все доела!