Наталья Лукьянова - Негаданное счастье

Мужчины пытались оказывать ей внимание, не без этого. Многие говорили, что она похожа на принцессу из сказки, особенно лет двадцать назад. Акцентировали внимание на ее прекрасных светло-зеленых глазах и русых волосах. Но разве могла она серьезно относиться к праздничным разговорам и комплиментам после рюмочки? Она настолько была поглощена Аркадием, семьей, что ей ни разу в жизни не пришлось думать о таких вещах всерьез. Но это было давно, в молодости. Когда все собирались по праздникам за столом, веселились до упаду, плясали рок-н-ролл по два часа без перерыва. Под звуки оглушающей и пьянящей музыки разгоряченные мужчины сыпали комплиментами без остановки. Это приятно, конечно, и вполне органично в определенной ситуации. Но кто придает таким мелочам хоть маломальское значение?

В данный момент ситуация была вообще караул. Врач и пациент. Тем более что пациент находится в странном состоянии. И обидеть человека не хочется, и как себя вести, совершенно непонятно. Опыта нет, и это самое главное. Вот ее Людмила не растерялась бы. Схватила бы удачу в белом халате за хвост и поволокла бы в какую-нибудь заветную комнатку. А там – хоть трава не расти. Но подобный вариант ее никогда не прельщал, а сегодня для нее это была просто шоковая ситуация.

– Вы не расстраивайтесь, пожалуйста, Виктория Михайловна. Я не хотел вас обидеть, честное слово. Но мне кажется, что вы сами не понимаете, какое вы на самом деле сокровище, – выдохнул на одном дыхании, словно берег эти слова тысячу лет. Была бы помоложе, поверила.

Катастрофа. Полная катастрофа. Александр Григорьевич ей, конечно, нравился. Как специалист, как руководитель. Но с какого перепуга и к чему под раскидистым фикусом, в районной больнице, когда престарелая принцесса вся в повязках и без намеков на макияж, вести подобные разговоры? Виктория Михайловна замерла и напряглась в неприятном предчувствии. Теперь она поняла, что значит съежиться. У нее нет колючек. И это очень плохо. Доброму, нормальному человеку очень трудно в современной жизни без панциря или колючек. Да, она потерпела крах в личной жизни. Но об этом нет ни строчки в истории болезни. По какому праву ее лечащей врач несет непонятный и тревожащий душу вздор? Ей непонятно. И кстати, крайне неприятно. Она с огромным уважением относится к этому мужчине. И что в итоге? Смятение, непонимание ситуации, собственные многолетние комплексы мигом вылезли наружу. Она не в состоянии вести себя, как обычная женщина. Она к этому не привыкла. Не стреляет глазками, не ждет счастья. Не верит, что может элементарно нравиться мужикам. Хорошим мужикам. Она ждет пенсии, похоронила себя в библиотеке и за прожитое время не поняла, что бывает по-другому, например, как у ее подруги Людмилы.

– Виктория Михайловна, не беспокойтесь, пожалуйста. Тем более что вам волноваться вредно. – Александр Григорьевич доверительно положил свою ладонь на ее руку.

Виктория Михайловна повела себя как последняя городская сумасшедшая. Она дернулась от прикосновения мужской руки и переместилась с видом обиженной сиротки в угол совсем небольшого кресла. Чокнутая, к тому же престарелая, седеющая неврастеничка. Кто собирается тебя насиловать в обычной городской больнице? Неужели заведующий отделением? Ха-ха. Да у тебя, мать, мания величия. Видать, на тебя лекарства странным образом действуют. Возьми себя в руки. Доктор, он на то и доктор, чтобы лечить своих придурочных пациентов. И ты, как ни крути, из их числа. Он не просто так сел в кресло рядом с тобой. Ты ему как женщина на фиг не нужна. Ты для него как женщина и как личность не значишь ничего. Так, инфузория-туфелька под микроскопом, удобный объект для диссертации. Чего ты, старая, всполошилась? Веди себя как обычно, и все будет хорошо. Но найти правильных слов Виктория Михайловна не смогла, огорошенная неожиданным вниманием со стороны заведующего отделением. Сидела тихо, завороженно, как серая мышка под взглядом гипнотизера, затаив дыхание, не понимая толком, как себя вести. Вот уж не думала на старости лет, что после травмы, в обыкновенной больнице, найдет подобное сочувствие и понимание со стороны мужчины. Да еще вдобавок куча комплиментов сыплется – из уст кого? Местного светила. Надо будет Людмиле рассказать о таком славном приключении, пусть позавидует. Людмила – та бы не растерялась, не запаниковала, как она, неумелая и неискушенная.

– Виктория Михайловна, – услышала она из нереальности. – Я вас очень прошу. Составьте мне компанию. Попьем чайку, поговорим. Вы не возражаете? – В голосе Александра Григорьевича послышались просительные нотки.

Именно этот неверно выбранный тон уверенного в себе мужчины вернул Викторию Михайловну на грешную землю. Перспектива выпить хорошего чаю в ординаторской была великолепной, но она, как взрослая и здравомыслящая женщина, прекрасно понимала, что за этим последует. Товарки по палате ни за что в жизни не простят ей подобного предательства, и ее дальнейшее пребывание на больничной койке превратится в ад. Мало того что она почти не общалась с остальными больными и тем вызывала к себе неприязнь. Не хватало ей еще вызвать огонь на себя ночным чаепитием с мужчиной, которого обожают не только вполне востребованные, привыкшие к мужскому вниманию дамы, но и древние старухи.

– Извините, Александр Григорьевич, спасибо за предложение, но мне пора, – твердо, нисколько не сомневаясь в своей правоте, произнесла Виктория Михайловна.

– Ну, не желаете составить мне компанию, давайте просто так поболтаем. – Александр Григорьевич отнял руку. Дышать стало легче. – Мне все равно придется в больнице ночь коротать. А вам, я вижу, совсем спать не хочется, я прав? – Врач улыбался добродушно и понимающе, словно заранее знал ответ.

Виктория Михайловна вздохнула коротко, но с облегчением. Такой вариант ее вполне устраивал. Она так устала в больнице от глупых сплетен и никчемных разговоров, почему бы не поболтать с приятным человеком? Вполне нормальная ситуация. Практически – неожиданный сюрприз.

Они проболтали почти два часа. Александр Григорьевич оказался удивительным собеседником. Через пятнадцать минут Виктория Михайловна совершенно забыла обо всех опасениях и тревогах. У них оказалось столько общих тем для разговоров, столько точек соприкосновения… Это было удивительно, непонятно – и вместе с тем здорово. Виктория Михайловна словно вернулась в студенческую юность, когда ночи напролет дискутировали, пытались понять смысл бытия и искренне верили, что жизнь прекрасна и удивительна.

Они спорили, хохотали, как дети, в больничном коридоре, прикрывая рот ладонями, чтобы не спугнуть сон больных, соглашались друг с другом. Потом вновь не соглашались и опять спорили. Невероятно, так не бывает. Но Виктория Михайловна впервые за последнее время по-настоящему оттаяла. Ей было хорошо не потому, что ей оказал внимание мужчина, а потому, что она нашла в лице Александра Григорьевича достойного собеседника и соратника по духу.