Галия Мавлютова - Цветок душевного стриптиза

– Наташ, почему они так с тобой поступили? – спросила я, тоскуя от собственной беспомощности.

В моей груди шевелилась слабая надежда, что меня-то как раз и не уволят. Это других выкидывают на улицу без выходного пособия. А лично меня никакая трагедия не коснется. А чуть позже я замуж выйду. Уже не до беды будет.

Так все думают. До поры до времени. Ведь горе с другими случилось, с чужими, незнакомыми людьми. Лишь бы не со мной. И я ничем не хуже социума. В голове такие же мысли, как у всех. А Вавилова вновь содрогнулась от рыданий на моих слабых руках. Потряслась, потряслась и вдруг выдала на-гора информацию. Она такое сказала, лучше бы уж занималась привычным делом, продолжала бы рыдать и трястись. Вволю, хоть до умопомрачения, главное, молча. У меня зубы застучали от ужаса, едва Наташка заговорила.

– Это Черников всех увольняет. Сволочь. Его проделки. Денис уволил нашу секретаршу раньше меня. Помнишь, в приемной работала, Юлей зовут. Она чуть с ума не сошла. Приходит на работу, а на ее месте уже другая сидит, девица какая-то незнакомая. И даже не разговаривает. Юля сразу к Черникову. А он от нее спрятался. Так и не вышел к ней. Ну, вызвали Юлю в кадры, и там ей всучили конверт с зарплатой за последние две недели, а пропуск отобрали. Потом оказалось, что Черников обучал новую девушку, даже на курсы устроил, а Юле ничего не сказал. И не предупредил об увольнении. Вот такие дела в «Хаусе» творятся.

– Вот скотина этот Черников, – сказала я.

И неожиданно для себя заплакала. А вдруг со мной так же поступят. Уволят без предупреждения. Ведь я не являюсь носителем ценного вклада в денежные потоки «Хауса». Моя работа убыточна по сути. Все иностранные капиталисты давно выучили русский язык. Вызубрили его назубок. И они не хотят видеть лишнего человека на переговорах. Нет человека – нет проблемы. И никакого вам промышленного шпионажа.

– Ладно, я пойду, Настя, извини меня, что-то я расслабилась, – сказала Вавилова и выпрямилась, краем мизинца поправила драгоценную булавку и сразу превратилась в королеву. В зареванную и чумазую, но – королеву.

– А куда ты? – сказала я и тут же прикусила язык.

Какое мне дело, зачем спросила, эгоистка проклятая, ведь все равно ничем не смогу помочь Наташке. У Вавиловой высокая квалификация, ей трудно будет устроиться куда-либо. В городе все знают, что Наташка Вавилова почти четыре года отработала в «Максихаусе». Теперь придется нашей звезде побегать, пошустрить, что-то объясняя потенциальным работодателям. А что – непонятно. Вероятно, нечто нечленораздельное и невразумительное. Это раньше просто было – разослала по фирмам резюме и сидишь себе ровно, в потолок плюешь, а тебе тут же позвонят и предложат работу на приличных условиях. Сейчас многое изменилось. Везде. Повсюду. В воздухе. В политике. В реальности. В этом я ничего не понимаю. Не девичьего ума дело. Я вздохнула. А Вавилова сделала слабую попытку улыбнуться.

– Ничего, Настя, не волнуйся за меня, что-нибудь придумаю, все устроится, – сказала звезда и, вяло взмахнув рукой на прощание, неуклюже поковыляла к выходу.

Я тупо смотрела ей в спину. Вавилова долго переговаривалась с охранником. О чем они могут так долго разговаривать, а-а, все понятно, замороженный соглядатай без пропуска вертушку не включает. А Наташкин пропуск уже в отделе кадров валяется. Магнитный такой, подлежит уничтожению. Я бросилась на помощь, надо же выручить звезду из неприятной ситуации. Но, увы, моя выручка не понадобилась. Наташка благополучно вырулила из бизнес-центра. Пока Вавилова беседовала с охранником, она приобрела былой уверенный вид. Бывшая звезда выплыла из здания королевской поступью. Жестокосердные кадровики лишь на время вывели Наташку из душевного равновесия. А я побрела в офис. Мое рабочее место находится на втором этаже. Весь день дышу кондиционированным воздухом в компании юных модераторов. Модераторы – это юноши и девушки из отдела рекламы. Они вечно суетятся, волнуются, бегают, как заведенные, снуют, будто челноки в швейной машине. Подбрасывают конкурентам взрывпакеты, гадят на рекламных плакатах, хулят строительные товары других компаний, дескать, в «Хаусе» все самое лучшее. Покупайте только наши товары. А то в морду получите ненароком. С рекламщиками весело. Кофе, шоколад, пепси. Нездоровая пища, но я обильно употребляю разные вредные напитки, с аппетитом трескаю шоколадные батончики, изготовленные в виде мастерков и молотков, то есть активно поедаю добро, оставшееся от увеселительных рекламных мероприятий. Модераторы тоже загрустили. Им не до веселья. После увольнения их совершенно точно не примут на работу в конкурирующую фирму. Вежливо напомнят о взрывпакетах, о неприличных надписях на щитах, в общем, модераторам есть о чем задуматься. Они же ничего делать не умеют, только глумиться и пакостить за спиной у конкурентов. Я открыла словарь, попыталась выучить два новых слова. Каждый день заряжаю мозги. Загружаю в них по два слова. Весь день повторяю. Пытаюсь пополнить словарный запас. Но мои мозги временно заклинило. В них внедрялись только плохие слова. Ругательные. Как я ни старалась выудить из головы хотя бы одно доброе словечко, ничего не получалось. Мозги отказывались трудиться полноценно. Они искали выхлопа. Сквернословили даже на страницах словаря. Это ужасно. Я закрыла словарь. Посмотрела на часы. Пять. Можно собираться. Открыла сумочку. Покопалась, выискивая на дне разные тюбики. Помада есть. Красить губы не буду. У меня траур. Тушь есть. Ресницы оставлю в покое. Траур же. Понимать надо.

– Посмотрите в окно, вон грузчики пошли, их тоже кинули, – пронзительно заорал один из модераторов.

Самый веселый парень из всей компании, самый задорный, я считала его глупым и взбалмошным. А он узрел в окне вселенскую несправедливость. Я выглянула. Ужаснулась. Сжалась. Грузчики толпой уходили из «Макси». Что-то грустное и печальное исходило от их сгорбленных спин. Пейзаж за окном – как на картинах передвижников в Русском музее. Ничего страшного. Молодые ребята. Найдут работу. Грузить – не переводить. И я отошла от окна. Подальше от негатива. Нельзя подпитывать организм чужими отрицательными эмоциями. И внутренне скорчилась от нехорошего ощущения. Несладко живется на свете эгоисткам. Не видеть, не слышать, не чувствовать, лишь бы не расстраиваться. Но моим терзаниям не суждено было обрести новый виток развития. Раздалась телефонная трель. Пронзительная. Жуткая. Мистическая. Это местный коммутатор. Пришлось снять трубку. Лучше бы я этого не делала.

– Розанова, зайдите в восьмую комнату, – сказал женский голос, грудной, низкий.

И трубка загадочно утихла. Ни гудка, ни голоса. Я поняла, что настала моя очередь. Сейчас мне вручат пресловутый конверт. Тощий на ощупь. С зарплатой за две недели. Без выходного пособия. В нашем «Хаусе» нет профсоюза. Даже пожаловаться некому. Я поплелась в отдел кадров. Постучалась. Никто не ответил. Я заглянула в кабинет. За столом – молодой парень, грузный, большой, как слон, но злой. А слоны разве бывают добрые? И куда подевался женский голос? Спрятался, видимо. От греха подальше.