Жаклин Брискин - Все и побыстрее

— Должно быть, ей было очень тяжело, дядя Гидеон… да и вам тоже.

Взгляд Гидеона на мгновение задержался на хорошеньком склоненном личике с покрасневшими от ветра щеками.

— У меня другие посетители, — сказал он, стараясь смягчить голос, — идемте и выпьем кофе вместе с ними.

Двери между тремя богато отделанными комнатами с высокими потолками были раздвинуты; во всех трех каминах из черного мрамора горел огонь. Красновато-лиловые шторы на окнах были задернуты, закрывая величественную панораму города и залива Сан-Франциско. В тусклом свете горящих канделябров можно было рассмотреть около двадцати одетых в черное людей, на лицах которых не было и следа горя по случаю тяжелой утраты. Подталкивая сестер, Гидеон твердым шагом подошел к трем оживленно беседующим матронам, в руках которых были чашечки из тонкого фарфора.

— Племянницы Матильды, только что приехавшие из Англии, — пробурчал он. — Миссис Индж, миссис Карстарз и миссис Бурдеттс, разрешите вам представить Карол и Монику Силвандер.

Исполнив роль хозяина и не обратив ни малейшего внимания на неправильно названные им имена племянниц, он с чувством выполненного долга присоединился к группе пожилых мужчин, о чем-то громко беседующих.

После минутного молчания самая солидная дама, носящая имя миссис Бурдеттс, выразила сестрам свои соболезнования и спросила, как прошли похороны.

Гонора поникла.

— Мы не были на похоронах.

— Но, дорогая, рядом с Гидеоном должна быть семья.

— Я… мы… никогда не видели тетю Матильду, — прошептала Гонора.

При этом сообщении три пары глаз буквально впились в девушек, разглядывая их синие платья и купленные на распродаже шляпки, затем, обменявшись понимающими улыбками, дамы продолжили прерванный разговор о прослушанной накануне симфонии, которую все трое дружно критиковали.

Девушки молча внимали их беседе, и когда тема была исчерпана и разговор коснулся ветреной погоды, Кристал вежливо выразила свое мнение.

Гонора натянуто улыбалась. Улучив момент, она под предлогом разглядывания безделушек, стоявших повсюду, отошла от беседовавших дам. Чувствуя себя неприкаянно, она прошла через гостиную и вошла в безлюдную комнату. В комнате стояли позолоченная арфа и огромный «Стейнвей» — рояль, на котором, как решила Гонора, никто не играл и он просто служил украшением. На открытой клавиатуре стояла миниатюрная копия Pieta Микеланджело. Девушка осторожно провела пальцем по холодному гладкому мрамору статуэтки.

— Ужасно, не так ли? — спросил за спиной мужской голос.

Вздрогнув, Гонора обернулась. Первой мыслью, пришедшей ей в голову при виде обратившегося к ней человека, было: так вот что подразумевается под эпитетом «львиный». Его крепко скроенное тело было гибким и подвижным; широкоскулое лицо обрамляла грива рыжевато-коричневых волос; бесцветные по краям брови сходились у переносицы, образуя темное пятно, напоминающее маркировку. Калифорниец, так решила Гонора, был невысок, его лицо покрывал густой загар. Вероятно, он только что приехал, иначе Гонора непременно бы заметила его среди одетых в траур гостей. Он был моложе всех присутствующих — Гонора решила, что ему слегка за двадцать — и, кроме того, одет в светло-серый костюм, к которому очень подходил золотисто-коричневый галстук.

Статуэтка чуть не выпала из рук Гоноры.

— Что вы так испугались? Разве вы не знаете, что такое барахло, как это, никогда не бьется? — Незнакомец криво усмехнулся, обнажив ряд белых зубов. Его усмешка была одновременно и отталкивающей, и притягательной. — Неужели не знаете? Чем безобразнее вещь, тем она прочнее. — Его шутливый тон вывел Гонору из оцепенения, обычно охватывающего девушку при разговоре с незнакомыми мужчинами, особенно если последние были хороши собой и начинали ей нравиться.

— Никогда не слышала о такой закономерности. Мне показалось, что эта статуэтка сделана отлично. Правда, я никогда не видела оригинала, но, возможно, вам есть с чем сравнивать?

— Никогда не был в Риме, — последовал ответ.

— Тогда почему вы решили, что копия не соответствует оригиналу?

— Такого просто не может быть. Только оригиналы заслуживают внимания.

— Вы так считаете? — спросила Гонора.

— Я думаю, что всякий мало-мальски уважающий себя скульптор не возьмется за изготовление копии, — последовал ответ. — Вот я, например, инженер, и мне никогда не придет в голову мысль копировать чужие проекты.

— Значит, вы оригинальны?

— Я бы назвал это другим словом — «талантлив». Да, я талантлив. И очень.

— Мне выпало большое счастье разговаривать с вами. — Непроизвольным движением головы Гонора откинула назад густые черные волосы; спина ее выпрямилась, маленькие округлые груди напряглись.

— Англичанам свойственно все подвергать сомнению, но я не собираюсь в угоду вам менять свои взгляды.

— От скромности вы не умрете.

Дерзкий ответ вырвался непроизвольно, и сердце Гоноры сильно забилось. Ее опыт общения с мужчинами ограничивался разговорами с застенчивыми прилежными мальчиками — зубрилками, как назвали бы их в Америке. Все, что от них требовалось, это быть приятными собеседниками. Сейчас же Гонора поймала себя на мысли, что ей интересно, какого цвета волосы на груди у этого мужчины — такие же светлые, как брови, или же соответствуют цвету волос на голове. Ресницы ее затрепетали, и она покраснела.

Улыбнувшись, он бросил на нее быстрый, но внимательный взгляд, что заставило ее покраснеть еще больше. Затем незнакомец заглянул в ее темные, как вишни, глаза, за которые отец звал ее «моя португалочка».

— Скажите мне, — попросил незнакомец, глядя через комнату на собравшихся в гостиной людей, — если оригинальность не представляется вам положительной чертой характера, то какого вы мнения о них? Отличительная черта этих людей — стяжательство, хотя никто из них в этом не признается.

— Осмелюсь заметить, что это непременный ингредиент хорошей жизни, — отпарировала Гонора.

— Глупости. Мне кажется, вы совершенно не меркантильны.

— О нет! Просто я стараюсь называть вещи своими именами. Как хорошо, когда тебе не приходится бегать в поисках работы.

Он с интересом посмотрел на нее.

— Искать работу? Вы не производите впечатления девушки, стремящейся сделать карьеру.

— Однако я пытаюсь. — Голос Гоноры, мягкий и нежный, дрогнул. Всегда неуверенная в себе, она абсолютно терялась, когда приходила в агентство по найму.

— О чем вы задумались?

— Просто витаю в облаках. — Гонора овладела собой.