Энцо Бьяджи - Причуды любви

Джон смеется и заказывает виски со льдом. Жужжит вентилятор, в лесах и полях на солдат обрушиваются напалмовые бомбы, а здесь есть все, что душе угодно: приятная прохлада, красивая подружка и сколько угодно виски. Голубое Облачко неторопливо потягивает из стакана и говорит, говорит обо всем и ни о чем, а из репродуктора доносится гортанный голос, поющий вьетнамскую песню. Голубое Облачко переводит: «Не забывай о родной деревне, о своем доме, где под окном цветет миндаль».

Джона охватывает дремота, и он почти не слушает монотонный рассказ девушки. Жить в деревне стало невмоготу: то нагрянут правительственные войска, то ханойские отряды. И все чего-то отбирают — или буйвола, или свинью, или мешок тапиоки. А тут еще воздушные налеты, взрывы, пожары, смерть. Но ведь крестьяне как говорят: «Мы словно побеги риса — куда подует сирокко, туда и клонимся». И унес ветер семью Голубого Облачка в Сайгон, и теперь девушка зарабатывает на жизнь единственно возможным способом — без ненависти к себе и другим, не обижаясь на судьбу. В детстве ей объяснили, что она вырастет, выйдет замуж и они будут любить друг друга сто лет, а нынче она уже ничего не ждет от жизни, как те французские легионеры, что поют: «У нас осталось время, лишь чтобы умереть».

Подсчитал ли кто-нибудь, сколько незаконных детей родилось за время той войны, сколько из них очутилось в приютах. Минувшие войны составили счастье шестидесяти тысяч японских гейш, десяти тысяч кореянок, тринадцати тысяч немецких мэдхен, уж не знаю, сколько вьетнамских женщин стали гражданками США.

В пуританском Китае одно время мужчины и женщины носили одинаковую одежду, там не было домов для влюбленных и личная жизнь вообще как бы отсутствовала. Теперь же секс уже не является табу, в фильме «Старый безумец» рассказывается о страсти женатого человека к бывшей школьной подруге: на афише они оба изображены полуголыми.

Вновь появились в продаже трактаты о любви, которые в древние времена преподносили в подарок молодоженам; составители этих учебников во многом предвосхитили современные эротические теории. В них говорится, к примеру, о случаях, когда некий орган с поэтическим названием «стебель ириса» никак не может подняться. Совет таков: «Прежде чем соединиться с женщиной, мужчине следует долго развлекать ее любовными играми». В «Книге од» молодая жена восклицает: «Мой господин хорош, а сладость жизни — в разнообразии поз».

Сдержанность, скрытность, даже стыдливость вошли у китайцев в обычай, поэтому они неохотно распространяются об интимных переживаниях. Я спросил у знаменитой оперной певицы Ча Линг, принято ли в китайском классическом театре целоваться на сцене.

Она немного подумала, прежде чем ответить:

— Нет, это не в наших традициях. Интимные отношения на сцену не выносятся, их зритель должен воссоздать в своем воображении. Но иногда объятия все же допускаются.

Да, в жизни китайцев слишком долго главенствовали политические и революционные лозунги, а удовольствия объявлялись вредоносными, ибо отвлекали от выполнения общественных задач. Одно время котировались женихи — военные или студенты, при этом непременно состоящие в партии; впоследствии приоритет был отдан ученым либо инженерам. А критерием обеспеченности служили три вещи: часы, велосипед и швейная машинка. После свадьбы молодоженам предоставлялись три дня отпуска.

Когда к власти пришел Мао, в стране было закрыто сорок тысяч публичных домов. Бывшим проституткам вменялось в обязанность прилюдно рассказывать печальную историю своего падения, не отличавшуюся большим разнообразием: злые родители, подлый соблазнитель, побои сутенеров, гонения со стороны продажных полицейских. Это было своего рода перевоспитание; теперь таких представлений уже не устраивают.

В старину над публичными домами обязательно висел красный фонарь. Клиентов угощали чаем, фруктами, ублажали игрой на гитаре. Все девушки были изысканно любезны, и профессия проститутки не мешала женщине впоследствии вступить в законный брак.

Дэн Сяопин уже не преследовал проституток, вновь появившихся в больших городах, он только запретил им вступать в связь с иностранцами, дабы семена коррупции не проникали в китайскую почву. Остатки «конфуцианского бесстыдства» оказались особенно живучи в Кантоне, где до сих пор можно увидеть на углу улицы проститутку, живописно одетую и замысловато причесанную. Их называют «придорожные курочки», и они обмениваются с клиентами специальным паролем и отзывом.

Прежде в Китае считалось, что женщиной лучше не родиться. Девочка всегда была в семье обузой, от которой надо поскорее избавиться; ее было легко отдать в залог за долги, даже убить. Сперва ей приходилось во всем покоряться отцу, затем мужу, а если она оставалась вдовой — старшему сыну. Богачи могли себе позволить несколько жен, бедняки нередко оставались холостыми.

Китай — страна строгих нравов. Добрачные половые отношения не допускаются. Обрученные проводят вместе много времени: в школе, на партийных собраниях, на фабрике, однако наедине практически не бывают.

Да и где, спрашивается, им уединяться? В гостиницу не пускают, машины — удобное прибежище влюбленных на Западе — есть лишь у немногих. Бывало, людей женили и выдавали замуж по сговору родителей; молодые даже не знали друг друга. Если жених умирал до свадьбы, невеста обязана была носить по нему траур всю жизнь, как настоящая вдова.

По свидетельству Марко Поло, в Китае некогда существовал странный и очень поэтичный обряд — обручение умершего мальчика и девочки. Родные рисовали на бумаге портреты жениха и невесты, сжигали вместе эти листки, и таявшая в воздухе струйка дыма символизировала соединение нареченных в браке.

В одном из кантонских парков Чин есть Павильон Любви, названный так в память одного необычного бракосочетания. Во время гражданской войны у этого старого здания назначали встречи молодой рабочий-коммунист и студентка, бывшая его связной. Встречались они тайно по делам своего подполья и о любви ни разу не заговаривали.

Чанкайшистская полиция схватила их и расстреляла на том же самом месте в парке, на глазах у гуляющих. Перед смертью подпольщик повернулся к подруге:

— Прежде я не осмеливался сказать, что люблю тебя, хоть и не знаю твоего настоящего имени. Готова ли ты стать моей женой во имя народа и освободительной борьбы?

— Да, — без колебаний отозвалась девушка.

Много лет назад я посетил токийский ночной клуб «Микадо», в чем-то похожий на ресторан «Лидо» в Париже. Миниатюрные японки с обнаженной грудью прохаживались на подвесном помосте, подставляя себя жадным взорам публики.