Наталья Горбачева - Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо

– Доброе утро, ребенок! Что так рано? – удивилась мама Таня.

Лика схватила оладушек и выпалила:

– Скоро что-то узнаешь. Мамуля, как вкусно! Зайди к Парику. Она сама скажет…

Татьяна многозначительно и радостно улыбнулась – она сию секунду пошла бы узнать «что-то», но как отойдешь от плиты! Первым делом – приготовить завтрак всей гоп-компании, да каждому – свой. Разбаловала она своих домочадцев… Тут как раз и сам вошел, хмурый. Выгнал из кухни Лику, закрыл двери, сел за стол.

– Платон, ну что ты, как с цепи сорвался! Второй день…

– Сорвешься тут. Все наши деньги, мать, до копеечки сгорели.

– Да как же это! – всплеснула руками Татьяна.

– А вот так. Банк закрыли. Лопнул банк. Как при капитализме. Дожили…

– Они же говорили, что все нормально…

– А у них и сейчас все отлично. Сидят где-нибудь в кабаке, водку жрут, черной икрой закусывают. Никому больше веры нет! Как же жить дальше?

– Как жили, так и будем… – растерянно произнесла Татьяна. – Видишь, а ты все-таки прав оказался… насчет процентов, – решила она его подбодрить.

Но это только подлило масла в огонь.

– Ни фига себе эксперимент с собственной семьей. Деды по старинке в своих сундуках деньги хранили и нормально, японский городовой. А мы дожили! Инфляция, еперный театр! В валюте все надо было хранить! Рубля больше нету! Как же до меня сразу не дошло! – зашумел Лобов. – А вдруг завтра деньги на что-то понадобятся. Всю жизнь по копеечке собирали, и на тебе! Бандиты. Вот тебе свобода и демократия! Вот тебе бизнесмены! Кто смел, тот и съел!

– Потише, Платон! Зачем всем знать… Я во всем виновата, зачем только эту мысль подала, – горько вздохнула Татьяна.

– Да один хрен! – стукнул кулаком по столу Лобов. – В банке не сгорели, инфляция сожрала бы.

– Бог дал, Бог взял, Платон, так мама говорила!

– Ты мне Бога хоть сюда не вплетай!

– Галя с Иваном у нас занимали… – нашлась Татьяна. – Неудобно, конечно, напоминать, но ведь не чужие – сестра двоюродная, поймет. Отдадут долг, как-нибудь выкрутимся… Если что…

В это же утро неутешительную новость узнала и старшая дочь Лобовых. Летом Люба, в кои-то веки, поступила в медицинский во Владимире. В тридцать два года, когда к тому же на руках двое мальчишек-близнецов, непросто быть студенткой очного отделения: каждый день из Ковригина ездить на учебу на электричке. Но муж ее, Гриша, просто золото, на радостях, что жена осуществила давнишнюю свою мечту, помогал ей, как только мог.

Правда, в последнее время он был как будто не в своей тарелке. На все расспросы – один ответ: «Любочка, тебе кажется». И вот пошла она утром на электричку, а электрички до полудня отменили. Люба вернулась домой. Гриша был дома, даже не услышал, как она вошла.

– Гришенька, что случилось? Отгул взял? И моя электричка…

– Люба, плохие новости, – недослушал Гриша. Он был бледен. – Я потерял работу. Грозились-грозились, наконец и наш филиал закрыли. Кому сейчас нужны НИИ пищевой промышленности? И олухи вроде меня…

Для Гриши, интеллигентного, доброго и доверчивого человека, это была катастрофа. Люба даже удивилась, что он так долго скрывал от нее свои переживания.

– Подожди, Гриш, не паникуй! Придумаем что-нибудь, – с советским энтузиазмом воскликнула она. – Это временные неприятности. Вот увидишь…

– Любаша, все гораздо серьезней, чем ты представляешь! В нашем Ковригине скоро совсем не будет никакой работы, пойми. А детей кормить надо! Попробую устроиться грузчиком в пищевую промышленность. Если возьмут, конечно…

– Ну какой из тебя грузчик, золотая моя голова! Гриша, ты найдешь выход. Я в этом не сомневаюсь, только не унывай! Родители всегда говорили: главное не унывать, – обняла мужа Люба. – У меня – всегда нужная людям профессия: медсестра. Пока постараюсь взять академический отпуск. Гриш, может, нам ребеночка родить, тогда и причин для академки искать не надо…

– Люб, ну ты что, издеваешься?

– Нет, а что я такого сказала?

– Все вы, Лобовы, как не от мира сего, – с некоторым облегчением вздохнул Гриша. – За это я вас и люблю!

– Гриш, давай съездим к родителям, сегодня, а? Отец что-нибудь посоветует. Может, пасеку с ним разведете?

– Нашла пасечника… – вполне успокоенный ответил Гриша.

Лариса сидела на завалинке лобовского дома, на морозном воздухе полегчало.

В Бережках родительский двор был одним из самых больших. Три поколения Лобовых – прадед Мефодий, дед Глеб я отец Платон строили его и перестраивали, ломали и пристраивали – «притирали к настоящему моменту», как любит повторять дед Глеб. За домом начинался бывший колхозный, а ныне – ничейный яблоневый сад. Лариса представила, как ее ребенок будет бегать по этому саду, но тут же потекли слезы – безотцовщина. Такого у Лобовых еще не было.

– Ларик, замерзнешь! – услышала она материнский голос. – Ты почему не идешь завтракать? А ну марш!

– Я не хочу…

– Лара, что за слезы? Кто обидел мою девочку?

От этих слов Лара разрыдалась. Мама Таня совсем этого не ожидала, сказала:

– Ларик, не плачь, папа услышит. Он очень расстроен.

Лариса сорвалась с места и побежала к калитке. Мама Таня – за ней. Почти силой затолкала ее в сарай, где хранился всякий хлам, в темноте усадила на скамейку, стала утешать, не зная даже, от чего… Наконец, дочь рассказала, что Герман «уезжает насовсем за границу».

– Это плохая весть. Но ведь почти со всеми это когда-нибудь случается, – вздохнула мама Таня.

– Со всеми, кроме вас с отцом, – всхлипывала Лариса.

– Мы другой случай. Не лучше и не хуже. Просто другой. Дочь, все это надо пережить.

– Мама! Мама… Я жду ребенка от него.

Обе замолчали. Мама Таня встала, потом снова села, открыла дверь, глотнула воздуха, потом спросила:

– И он не знает?

– И никогда не узнает.

– Не узнает? И что же ты будешь делать? Одна, с ребенком на руках?

– Ничего. Ребенка не будет.

– Не делай этого, Ларочка. Если бы я думала так… папы не было бы рядом.

– Мама, но он же не бросал тебя беременную, чтобы уехать за тридевять земель.

– Лара! – запнулась мама Таня. – Ларочка… В жизни не все так просто, как кажется со стороны. Все наши грехи настигают нас, когда мы этого совсем не ждем… Не делай этого, не губи жизни.

Несколько семейных смерчей, зародившихся сутки назад, к вечеру потеряли всю свою мощь и рассосались в недрах лобовского дома. Приехали Жилкины – Люба, Гриша и их близнецы, Петр и Павел. Взрослых мама Таня предупредила, чтобы к Ларисе с расспросами не приставали, потому что дело серьезное и своими советами можно только все испортить. Сели за стол. Дед Глеб всех удивил – пришел в рубашке с завязанным «морским узлом» галстуком, снял свои вечные валенки с галошами, балагурил-балагурил, а потом выдал: