Не повышай на меня голос, птичка (СИ) - Рейн Миша

Через неделю у нас состоится свадьба с Амиром и я стану частью их большой семьи. Вот только неприятное предчувствие опасности не позволяет насладиться предсвадебными хлопотами.

— Идем, брат ждет нас, — взбудораженный голос Амира возвращает меня в реальность. Он берет меня за руку и утягивает в сторону выхода.

С трудом подавив тошноту, я стараюсь поспевать за ним, вот только от ранее увиденного ужаса ноги все еще онемевшие и я с трудом передвигаю ими.

— Думаешь, это хорошая идея? — напряженным шепотом спрашиваю я, передвигаясь по пустынному коридору. — Ты итак должен ему крупную сумму. — Осторожно высвобождаю кисть и останавливаю Амира. — Мне не нужна пышная свадьба…

— Нужна, Тань! — раздраженно выдает он, буравя строгим взглядом. — Ты станешь Хаджиева и я не хочу, чтобы наше торжество приравняли к блошиному рынку.

— А я не хочу зависеть от твоего старшего брата! — выкрикиваю несдержанный протест, но вместо злости в глазах жениха появляется испуганное выражение. А когда я понимаю причину столь резкой перемены его настроения, в ужасе прикрываю рот рукой.

— Позволяешь своей женщине повышать на себя голос, Амир? — раздается за моей спиной громоподобный бас и я готова провалиться сквозь землю, окончательно осознавая кому он принадлежит.

Наши дни

— Мне нужно в душ, — сильнее запахиваю полы пальто, зайдя в номер гостиной. Хотя трясет меня далеко не от холода, а от отвращения к самой себе.

— Тебе будет нужно, когда я это решу.

— Марат! Я хочу помыться! — выпаливаю ему в спину, прежде чем горло перехватывает спазмом от страха.

Хаджиев останавливается и медленно поворачивается в мою сторону, тут же парализуя меня суровым взглядом. Но злость на этого подонка отчаянно затмевает новый приступ паники.

Он не разрешил мне стереть сперму с груди, заставил надеть рубашку поверх грязного тела. И сейчас единственное, что я хочу, это попасть под горячие капли воды и содрать с себя его метку. Но пока получаю лишь ледяные ожоги от двух айсбергов, что по-прежнему молча прожигают меня даже сквозь одежду.

— Не вздумай пытаться бежать, птичка, — как ни в чем не бывало продолжает Марат и отводит взгляд к окну. — На всей территории гостиной мои люди. Один из них проведет ночь с тобой.

— Проведет?.. — от двусмысленности его фразы по коже пробегает мороз.

— Переночует в твоем номере. Можешь не переживать, делиться — не мой удел.

От последних сказанных им слов меня передергивает и я мечтаю как можно скорее сменить тему.

— Мне нужна чистая одежда. Я могу съездить в магазин? — в ответ мне достается едкая тишина. Но мне нужно хоть как-то вывести его на разговор. Я с ума сойду от этой неизвестности. — А ты… — на секунду закусываю нижнюю губу и продолжаю, — ты где проведешь ночь? И сколько мне здесь придется пробыть?

— С чего ты решила, что я буду отчитываться перед шлюхой? — резко обрывает меня зычный голос, — одежду тебе принесут.

Горькая обида за ничтожное мгновение охватывает мой рассудок, провоцируя язык на очередную дерзость.

— Шлюху из меня делаешь ты, — шиплю на него и тут же устремляюсь в единственную здесь комнату с дверью. Плевать на его реакцию. Хочет держать меня силой? Пусть держит. Но я заставлю его пожалеть об этом.

— Через час тебя осмотрит врач, — мрачно доносится мне в спину. — Выполнишь все что он тебе скажет.

— Какой врач? — замираю на пороге, до боли впиваясь ногтями в ладони.

— Гинеколог. Трахать в резинке тоже не мой удел. А сколько в тебе хуев побывало мне неизвестно.

Мерзавец! Как же я ненавижу тебя!

Его мерзкую речь завершает щелчок зажигалки, а затем Хаджиев покидает номер, и только звук закрывшейся входной двери позволяет мне сделать глубокий вдох. И следом щеку обжигает первая слеза…

После всех унижений я наконец добираюсь до душа. Чувствую себя абсолютно никчемной. Куклой, которую он настраивает исключительно под себя. Единственное, что можно посчитать за “удачу”, так это то, что гинеколог была женщина. Но, к большому сожалению, даже это не принесло мне ничего, кроме комфортного осмотра. Если его можно назвать комфортным в данной ситуации.

Однако я все же рискнула испытать судьбу, вот только женщина никак не отреагировала на мольбу о помощи. И никто не отреагирует, узнав имя того, кому я принадлежу.

Мне стоит прекратить тешить себя иллюзиями. Моя жизнь сплошной психологический триллер и другой не станет.

Горячие капли обжигают кожу, но я продолжаю с остервенением тереть ее жесткой мочалкой. До адского жжения. Плевать. Лишь бы содрать с себя его запах. Мочалка выпадает из рук, но я не останавливаюсь. Просто не могу это сделать. Впиваюсь в себя ногтями и начинаю яро царапать.

— Я не буду твоей, — шепчу дрожащим голосом от бушующей внутри безнадежности.

С отчаянием и злостью кусаю губы в кровь. Ведь чем больше мой затуманенный мозг осознает всю непоправимость происходящего, тем тревожнее становятся мысли, и тем глубже и глубже меня затягивает в пучину гибели.

Меня ведь даже искать то некому. Я никому не нужна. Зато нужна ему…

Будь он проклят!

Мне хочется кричать от всей этой несправедливости. Наброситься на него и бить пока не прекращу чувствовать собственных рук.

“Ненавижу-ненавижу-ненавижу!” — мысленно твержу словно мантру, пока вытираю тело от влаги.

А когда я выхожу из ванной комнаты, обнаруживаю гору фирменных пакетов на полу. Вот только содержимое меня приводит в настоящее бешенство. Я никогда не надену это для него. Сплошные кружевные нитки, полупрозрачные пеньюары и гипюровые сорочки минимальной длины. Ублюдок!

Больше не задумываясь ни на секунду, я хватаю свое грязное белье и возвращаюсь в душ. Быстро простернув трусы и рубашку, высушиваю их феном и натягиваю на себя. Время уже заполночь и лучшее, что я могу сделать для себя, это незамедлительно отправиться в кровать. Заснуть. Мне нужно как можно скорее заснуть…

Меня будит звук хлопнувшей двери, а затем я слышу громкий шум приближающихся шагов, которые позже стихают. На физическом уровне чувствую, что он смотрит, буквально раздирает взглядом, а в следующую секунду я улавливаю запах дождя, жженых листьев и тяжёлого парфюма, что окончательно выбивает меня из сна. Он ворвался словно осенний ветер. Глаза раскрываю с трудом. Слизистая болит и жжет от пролитых слез, но все же мне удается разглядеть мужскую фигуру в полумраке комнаты.

Два шага и матрас проминается от его тяжести, прежде чем мощные руки отбрасывают одеяло в сторону и сгребают меня в охапку, усаживая на колени. Дыхание перехватывает. Обнаженные участки кожи тут же пробуждает прохладная грубая ткань мужской одежды, но ему плевать. Хаджиев яростно вжимает меня в свое тело. Делает нас единым целым.

— Почему на тебе эти лохмотья? — хрипло спрашивает и пальцами вонзается в бедра, да так, что я выгибаюсь в его руках.

Дышим в унисон. Тяжело и жадно. Рядом с ним всегда так.

— Мне не нравится купленные вещи. Можешь сдать их…

Но моя речь обрывается, когда он одним движением разрывает на мне рубашку. Пуговицы летят в разные стороны, а я больше не дышу. Лишь беззвучно хлопаю ртом, как рыба вытащенная из воды.

— Ты будешь носить то, что я тебе куплю, — произносит обманчиво тихо и большим пальцем щелкает по чувствительному соску. Дергаюсь и с губ срывается глухое аханье. Хаджиев повторяет мучительную фрикцию, сжимает грудь в мощных ладонях, сводит полушария вместе, посылая в самый низ живота острые молнии. — Поняла? — грубо царапает ареолу, а я, рвано дыша, запрокидываю голову назад, до боли закусывая губы. — Рот открой.

Сжимаю ладони в кулаки, но выполняю его приказ, чувствуя, как он тут же толкает свои пальцы по самые гланды. Поперхнувшись, я едва не захожусь в кашле, но начинаю сильнее втягивать воздух через нос. Второй рукой Хаджиев срывает с меня трусы. Одним жестким рывком. Кожа в тот же момент вспыхивает диким жжением, однако сейчас боль становится неважной, потому что, высунув пальцы из моего рта, мерзавец опускает их мне между ног.