Не повышай на меня голос, птичка (СИ) - Рейн Миша

— Черт, черт, черт… — яростно тру штанину брюк, куда только что прилетела чашка кофе. Чашка кофе, мать твою! На белоснежную ткань. Я уже представляю, что меня ждет. И ведь хер ему объяснишь, что это криворукий официант.

— Встань, — внезапно появившийся Марат нависает надо мной грозовой тучей. Замираю. Не рискую даже взгляда поднять. Ничего хорошего я там не увижу. — Тата! — гремит Хаджиев и я не то что встаю, я подпрыгиваю с места, вот только в его глаза по-прежнему не смотрю.

Знаю, он придушит меня одним только взглядом. И в следующую секунду я в этом убеждаюсь.

Подцепив пальцами за подбородок, сжимает до боли и насильно поворачивает мое лицо к себе. Темно-синие айсберги тут же выбивают из легких остатки кислорода, но я отчаянно возвращаю его обратно.

Внутри что-то порывается оправдаться перед ним, чтобы не подвергать себя лишнему риску, но вместо этого я лишь сильнее сжимаю челюсть. Обойдется. Уверена он и без моего жалкого лепета чувствует это. Как зверь, загнавший в угол свою добычу.

— Поднимайся в номер, — очередной приказ. — Наденешь все что тебе принесут. И на этот раз без глупостей.

От его серьезного тона и нечитаемого выражения лица становится очень неуютно. Но одновременно я сдерживаю порыв уколоть его шипами своего скверного характера. Который рядом с ним пробуждается словно голодный медведь из многолетней спячки.

— Хорошо, — изображаю напускную покорность и облизываю в момент пересохшие губы, замечая, как его тяжелый взгляд прослеживает за этим движением.

Все же опасная близость и жесткое прикосновение делают свое дело. Подчиняют.

С минуту Хаджиев еще рассматривает меня, склонив голову набок. Прищуривается. Хитро. Точно ища подвох в моей покорности. А затем пальцем надавливает на нижнюю губу, вырывая из меня глухой звук.

Вот так просто. Нажал, как на игрушечную куклу, и получил желаемое.

Трепещущее сердце подпрыгивает прямо к горлу. Мозг машет мне белым платочком, вручая собственное тело в руки мерзавца как трофей.

— Будешь хорошо себя вести, буду хвалить, — уголки мужских губ дергаются в слабой улыбки, — за непослушание — буду наказывать, — отстраняется и, не дожидаясь моего ответа, уходит в неизвестном направлении.

Оставляет одну, уверенный в том, что не сбегу. Никуда не денусь и выполню выданное указание.

Сглатываю нарастающий ком в горле вместе со вспыхнувшим желанием сорваться с места и бежать, бежать куда глаза глядят.

Но сейчас это будет глупо. И нереально. Лишь заработаю на свою задницу неприятностей, которых мне сейчас и так хватает. Если уж бежать, то с толком. Подготовленной. В прошлый раз ведь у меня получилось? Получилось! Значит смогу и в этот. Нужно всего лишь потерпеть, приглушить его бдительность. Делов то. Чувствую, как внутри пробуждается какая-то патологическая смелость.

В ущерб самой себе.

Он явно на меня плохо влияет.

Кожа в месте, где сминали его пальцы, все еще саднит. Хватаю с соседнего стула аккуратно сложенное кашемировое пальто и семеню ногами обратно в номер.

Передо мной раскрывают двери габаритного джипа. Мне даже помогают занять пассажирское место на задних сиденьях. А в том наряде, что предоставил “мой повелитель”, принимать помощь от постороннего человека весьма некомфортно. Глубокий разрез до самого бедра и откровенное декольте, вынуждают чувствовать себя голой и уязвимой. Особенно с теми богатствами, чем меня матушка-природа одарила. Даже будучи укатанной в пальто. Правда нараспашку. И мужчина не упускает возможности вылизать мои выпирающие напоказ сиськи голодным взглядом.

Хаджиев точно издевается. Сам то справится?

Некоторое время я сижу неподвижно, наслаждаясь тишиной. Радуюсь тому, что мозг отказывается о чем-либо думать. Вдох. Выдох. Так спокойно, аж тошно становится. Потому что знаю, стоит ему появиться, как моя установка даст сбой, а желанное умиротворение разобьется на мельчайшие осколки.

Мне становится душно и я снимаю пальто, аккуратно сложив его пополам у себя на коленях. Осматриваюсь. Если не считать вчерашнего унижения на полу подобного автомобиля, я давненько не сидела в дико дорогом, просторном и комфортабельном салоне. У меня ванная в хрущевке меньше. И пахнет тут лучше в сравнении с моими предшествующими средствами передвижения: затхлый автобус или на своих двух. Второй вариант хотя бы позволяет дышать свежим воздухом, а не потными мужиками и нафталиновыми бабками.

Не то что сейчас. Дышу хорошей жизнью. Как жаль, что в качестве имущества самого Марата Кадыровича. И чего бежала? Сама ведь мечтала о красивой жизни… любой ценой. Вот и получай, Владимировна. Правда, реальная плата оказалась выше моих сил. Пыталась. Честно. Но не получилось сломать себя. А может и сломала, да не понравилось. Не могу я быть птичкой в клетке и петь по щелчку пальцев. Я свободы хочу. Жить хочу. Чтобы уважали. Ценили. Думала, деньги помогут, а они еще больше в болото меня затянули.

Дверца с противоположной стороны резко распахивается, и в салон врывается запах сладковатого табака вместе с самим Хаджиевым. Как всегда серьезный. Одним своим присутствием накаляет обстановку, ломая мое дыхание.

И совершенно не желая того, я начинаю нервничать.

Рядом с ним молчание — пытка.

В волнении ерзаю на месте и заламываю пальцы, но внезапно останавливаюсь. До меня доносится изысканный парфюм смешанный с более глубоким ароматом, исходящим от мужской кожи.

Украдкой поглядываю на Хаджиева, а тот и бровью не ведет в мою сторону, уткнувшись в телефон.

Будто я пустое место.

Хотя это и к лучшему. Одной проблемой меньше.

Отдав краткий сухой приказ водителю, Хаджиев вновь отвлекается на оживший в руке гаджет. Дальнейший час я провожу под его бурные разговоры, смысла которых не могу понять из-за незнакомого мне языка. Но иногда по интонации мне удается уловить, когда он приходит в раздражение. Однако его лицо все также не выдает ни единой эмоции. Мне скучно. Молчание сейчас действует как снотворное. Веки словно наливаются свинцом. На часах всего пять утра, а с учетом того, сколько на меня навалилось за последние сутки, я бы сейчас с удовольствием отдалась во власть морфея.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Вот только у Марата видимо другие планы. И за одно ничтожное мгновение усталость и скука стираются в пыль.

Горячая ладонь мерзавца проскальзывает прямо в разрез платья, выше, обжигая бедро с такой силой, что тонкая ткань чулок грозится превратиться в пепел.

Но самый крах в том, что между передними местами и задними не установлена водительская перегородка. И я очень надеюсь на благоразумие озверевшего мужчины, пальцы которого так яро очерчивают ажурный край чулок.

Словно я для него антистрессовый мяч.

Продолжая держать разговор в заданном им темпе, он проскальзывает рукой между моих ног, по-хозяйски касаясь обнаженного участка кожи… совсем рядом с тонкой полоской трусиков. Вмиг разгоряченный воздух застревает копьем в горле и я машинально свожу ноги крепче, наивно полагая, что меня это спасет.

Сукин ты сын, Хаджиев.

Пальцем подцепляет край ажурной ткани, нагло касаясь самих складок. Вздрагиваю, как от удара током. В сиденье вжимаюсь, мечтая слиться с кожаной обивкой воедино.

А ему наплевать. Долбаный извращенец.

По-прежнему не смотрит на меня, увлеченный собеседником по телефону. Словно робот, а происходящее его никак не трогает.

Чего нельзя сказать обо мне.

Кусаю губы, не позволяя сорваться жалобному стону. Прошу. Умоляю свое тело заткнуться и не реагировать. Но как? Он ведь даже не замечает моих внутренних стенаний. Руководит мной, как пальцем по глобусу. Куда тыкнет, там кожа плавится. Обводит призрачным пунктиром эрогенные зоны, о которых знает только он.