Преподавательница (СИ) - Федченко Варвара

— Если вам скучно, можете помочь мне с оформлением протокола, — сказал Герман, обращаясь ко мне.

— Да, давайте, иначе я усну.

Я пересела к столу, за которым сидел Ларин. Он протянул мне бланк, и начал тихо диктовать. Я пару раз переспросила, потом мужчине надоело повторять, и он безапелляционно притянул стул, на котором я сидела, поближе к себе. И не обращая внимания на мое возмущение, продолжил диктовать. Благодаря моему участию справились мужчины быстрее. В 21:20 мы вместе вышли из корпуса, Похомова ожидало такси, Герман щелкнул брелоком и на стоянке моргнул фарами габаритный внедорожник.

— Вас подвезти? — спросил он у меня.

— Нет, спасибо, я как-нибудь сама доберусь. Мне хватило на сегодня общения с вами.

— Как знаете. До свидания, — вежливо попрощался мужчина.

Пфф, «до свидания». Да хоть бы этого свидания никогда больше не было! «Я хочу 29 декабря, я хочу 29 декабря, я хочу 29 декабря», — пульсом била в моей голове одинокая мысль.

В последние дни работы ректората перед новым годом всегда было сложно чего-либо добиться от руководства. Там все были заняты сдачей каких-то отчетов, отправлением документов в министерство, а в условиях аккредитации поймать кого-нибудь, кто подпишет документы, было вообще нереально. Я просидела в приемной проректора 40 минут, так и не заметив хоть каких-нибудь подвижек. В кабинете была тишина, секретарша (по совместительству любовница проректора, судя по слухам) монотонно стучала по клавишам, часы на стене тикали.

— Скажите, мне вообще стоит ждать? — устало спросила я у

девушки.

— Ждать всегда стоит.

Философ, мать ее. У меня экзамен у заочки через полчаса начинается, билеты еще не распечатаны, а я тут сижу. Я набрала номер коллеги.

— Лена, я застряла в ректорате, — при этих словах секретарша подняла меня взгляд. — В 13:20 у меня экзамен у 404 группы. Если я опоздаю, открой им аудиторию, скажи, чтобы готовились. Хорошо? Спасибо.

В этот момент двери кабинета проректора открылись, хозяин кабинета быстро сказал секретарше, что сейчас придет важный человек и никого, кроме него, не пускать.

— Эээ, — ошарашено протянула я.

Секретарша пожала плечами, и опять начала что-то печатать. Бюрократия, мать ее. Через пару минут в приемную вошел Ларин, стряхнув снег с плеч, что-то шепнул секретарше, которая радостно рассмеялась. Вот, видимо, и тот самый важный человек пожаловал. Меня он не видел, пока не повернулся к вешалке, держа пальто в руках.

— Добрый день, эмм… Лариса… эмм, — мужчина мучительно пытался вспомнить мое имя.

— Геннадьевна.

— Да-да, я помню, Лариса Геннадьевна. Как ваши дела?

— Плохо мои дела, Герман Александрович. Я уже битый час пытаюсь попасть вот в тот волшебный кабинет, — показала я рукой на дверь проректорского кабинета. — Чтобы подписать одну единственную бумажку. Но теперь я туда еще долго не попаду, так как господин проректор кроме вас никого видеть не желает.

— Давайте ваши документы.

Герман, забрав у меня папку, скрылся за дверью буквально на пару минут. Вернувшись, молча подал мне документы, и ушел обратно. Я даже не успела поблагодарить. Проверила наличие подписи проректора на всех листах, и довольная побежала в корпус филфака.

— Лариса, вы подписали новый план? — встретила меня заведующая кафедрой.

— Да, с трудом, но да.

— Хорошо. Сегодня с комиссией сидит Верочка, завтра вы.

— Ольга Валентиновна, позвольте спросить, почему я практически одна отдуваюсь за всех?

— Лариса Геннадьевна, — серьезным тоном начала зав. каф. — А, простите, кого мне еще просить? Семенова, Алантьева, Покажитова, Веревских уже бабульки пенсионного возраста, их после 18:00 из дома не вытащить, я им даже 3 смену в расписание не ставлю. У Корнеевой, Суминой дети маленькие, их из сада забирать надо, да и потом не с кем оставить. Ольгу Борисовну я даже просить не хочу, сами знаете, какой у нее характер. Остаемся я, вы и Вера. Так что простите, но придется вам завтра приехать вечером. До 18:00 я буду с комиссией, сначала проверяем финансовую документацию, потом, когда вы приедете, учебную.

— Да поняла я уже, — резко ответила я. — Держите на кафедре кучу пенсионеров…. Надо преподавательский состав обновлять!

— Вот защитите докторскую, Лариса…, Тогда и поговорим. Я сейчас вам откровенно скажу: после аккредитации будет массовое сокращение.

Сейчас проверяют личные дела профессорско-преподавательского состава, показатели успеваемости групп, процент успешных защит выпускных квалификационных работ студентов, научные показатели, количество опубликованных статей и рейтинги изданий, в которые они вышли…. Ну, это вы сами все знаете. А вот новая информация: у вас нет доцентского звания, за истекший период вы опубликовали только две статьи… — я начала открывать рот для возражения, но женщина знаком дала понять, что сейчас не время спорить. — Да, они вышли в ВАКОВСКИХ журналах, но у нас кафедра, в первую очередь, славится высокими показателями в научной работе, и те же пенсионерки за этот период издали 6 монографий, а про число статей я вообще молчу. Я понимаю, что вы молодая, у вас личная жизнь кипит, и у вас не всегда есть время на все эти вещи. Однако на данный момент, конкретно по нашей кафедре, под угрозой могут оказаться Вера, как не остепенённая, Маринка, как человек, который уже 5 лет тянет с защитой, и две профессорши…. Понимаете, о ком я. Они уже одной ногой в маразме…. Ну, и вы. Поэтому будьте добры, приложите максимум усилий для того, чтобы мы прошли аккредитацию. Иначе можете оказаться без работы.

Ольга Валентиновна закончила свою пламенную речь, и скрылась в своем кабинете. Отлично. Мне еще работу не хватало потерять. Я, конечно, знала, что у нас в вузе ведется гонка за остепененностью: кандидат наук уже не котировался, нужно было быть доктором. Но мне до докторской как пешком до Китая, я всего пару лет назад защитила кандидатскую диссертацию, и даже если я смогу (а я не смогу) быстренько написать докторскую, то меня ни один совет до защиты не допустит — слишком рано. Конечно, я могла бы уехать работать в другой город, устроиться в другой вуз, меня даже звали. Но я обещала маме помогать с папой: он уже два года не встает, после инсульта оказался парализован ниже пояса. Есть в нашем городе другие институты, но я и так подрабатывала в одном из них совместителем, и успела прочувствовать особенности работы там. И, честно говоря, перейти туда работать на постоянной основе меня не тянуло. В любом случае, я дорожила своей работой: уезжать мне не хотелось, я любила свой город, свой родной вуз, которому было отдано столько лет (сначала студенческие годы, потом аспирантура, работа ассистентом, защита диссертации, получение полной ставки преподавателя), здесь были все мои друзья, родители, к тому же я прикипела душой к кафедре отечественной филологии. Что ж, остаемся зимовать, как пела моя любимая группа.

— Лара! Да не расстраивайся ты, — успокаивала меня лучшая подруга Оля. — Подумаешь. Ну, посидишь с этими мудаками, пусть себе проверяют. Возьми книжку, или планшет. Займи себя чем-нибудь.

Я дослушала фразу, и поплыла дальше. Каждый вторник мы с Олей ходили в бассейн. Я просто ради удовольствия, а Оля тренировалась: она мастер спорта по плаванию. Мне всегда нравилось смотреть на то, как она плавает: отточенные движения, невероятная пластика, грациозность, сила… Мне было далеко до ее уровня, я освоила только кроль и брас. И то на дилетантском уровне. Оля проплыла туда-обратно десять раз, и теперь отдыхала на бортике. Я за это время успела преодолеть расстояние в 5 раз меньшее.

— А какой он, этот Герман?

— Красивый мужик. Причем он знает, что красивый. Ну, знаешь…

Есть такие мужики, по которым сразу видно, что он в курсе своей привлекательности. Они такие…

— Кокетки? — с улыбкой спросила Оля.

— Да. Но этот не кокетка. Он наоборот, суровый какой-то. Я так и не смогла у заведующей узнать его статус, но судя по его важности, он сам министр.