Игорь Соколов - Фея

Они обливали немцев ледяной водой, потом отрезали им половые органы и вставляли в их окаменевший рот…

Это были такие же фашисты, только вывернутые наизнанку войной, они так же мучили немцев, как их собратья-эсесовцы…

Вообще, это были уже психически ненормальные люди, поскольку их благородная по-своему ярость переросла в патологию.

В Германии они также насиловали немецких женщин, отрезал им груди, и только по великой случайности им всем троим удалось избежать трибунала…

Но вот окончилась война, они все втроем вернулись на Родину.

Память их взывала, все-таки раньше это были очень красивые и духовные люди, теперь же их вся духовная ось поломалась, «они так и не смогли насытиться чужой кровью». Что-то должно было случиться с ними…

И случилось. Один из них, самый молодой, покончил жизнь самоубийством, возможно, его убила собственная совесть, другой, постарше, спился и ночью попал под поезд, можно сказать, тоже свел с этой ужасно несправедливой жизнью счет, а третий остался.

Это был законченный тип неврастеника с ужасно вытаращенными глазами.

Ночью он клал пистолет под подушку и спал чутко, вздрагивая на любой шорох, а чтобы иметь при себе оружие и не терять свою бдительность, он стал начальником милиции. Всю свою жестокость и ненависть он теперь срывал на бандитах. Сам же собственноручно, с молчаливого согласия следователей, пытал их, придумывая самые страшные пытки…

Одному бандиту он зажимал голову в верстак и тихо, осторожно сжимал виски, пока тот не начинал кричать, потом надевал друг за другом – маленькие и большие валенки на ноги и бил, что есть силы, по почкам.

Очень часто из милиции увозили трупы в больницу, где их быстро вскрывали и ставили довольно обычный в таких случаях диагноз, те. причина смерти туберкулез легких.

Так прошло несколько месяцев. Ярость мстителя не затихала ни на минуту, но все его в районе боялись, к тому же за войну он был много раз награжден орденами и медалями. Но однажды, как это бывает и в жизни, а не только в романах, он пришел пытать одного бандита и неожиданно узнал в нем друга-фронтовика-партизана, с которым вместе перерезал горло не одному фашисту.

Тут уж лом выпал из его рук. И без того широкие глаза еще глубже раскрылись и он только и смог прошептать: Колька!

А Колька смело улыбался разбитыми губами, тоже, очевидно, радуясь такой вот неожиданной встрече. Тут же начальник милиции освободил его от наручников и провел мимо удивленной охраны к себе в кабинет.

Там они сели, выпили и долго абсолютно молча разглядывали друг друга.

Это молчание как-то странно охмурило начальника, из широко раскрытых глаз потекли одна за другой слезы, хлопнул кулаком по столу, а все равно ничего ему не помогает…

И тут этот Колька-то и сказал ему самую главную фразу:

– А чем ты лучше меня, начальник?

– А действительно, чем? – прошептал начальник и полностью онемел.

Честно говоря, я так и не смог написать этой повести.

Самое главное, что я не смог остановиться перед чужой Смертью, особенно такой фатальной, какой я пытался ее изобразить.

Однако, заканчивая линию сюжета, я хочу все-таки выразить финалом главную мысль, что совесть пробивает любую патологическую окаменелость.

Начальник милиции отвез своего друга Кольку ночью в лес и выпустил там как голодного волка, а сам сел в машину и поехал с бешеной скоростью, пока не врезался в столб. Таков был печальный финал этой обыденной в общем-то истории. Казалось бы, мразь, а все-таки даже из нее исходит какой-то божественный свет… «Смерть освящает любого гада»…

После этого случайного, может быть, даже ненужного, провала в глухую бездну меня опять тянет поговорить о России, как о стране, где таланты есть, но они всегда в опале, как бы в презрительной и горькой насмешке.

Вспомним хотя бы несчастного Пушкина с его великой фразой: «И угораздил же меня черт с таким умом и талантом родиться в России?!».

Сколько яда и сарказма, и одновременно печали в этой дивной фразе. Однако, именно из страдания, какое дала ему Россия, и вышел этот «гений чистой красоты»… Ибо без сострадания душа мертвеет.

Творчество – это сон, где хозяин не ты, а вселенная.

Это она, а не ты, нашептывает тебе из своего мрака твои же стихи.

В поле на ветру лучше ощущаешь эту Вечную носящуюся память обо всем. И лучше понимаешь себя, ведь нас окружают мертвые вещи, борьба из-за которых нелепа и бессмысленна. «душа моя – стыдящаяся дева… А деньги – мусор, превращающийся в прах…» Сколько из-за денег гибнет людей?!

В 90-е годы в России исчезнувших предпринимателей было как еще раньше при царе беглых каторжников… добрая половина из них в бегах, другая просто уничтожена. Всюду были какие-то бригады, крыши, рэкет, одним словом, – мафия.

Однако, наша мафия навсегда останется наивно беснующемся дитем.

Сейчас уже намного меньше убивают, потому что люди стали более осторожны и законы более строже. Но беззаконие всегда будет царить на этой земле, и люди всегда будут убегать то от злодеев, то от правосудия!

Чуть что, – и ноги в руки, ветер в поле, иди, ищи-свищи… Это добровольно-принудительное изгнание часто возникает из-за загадочных долгов, кто-то проворовался, где-то товар в дороге «сгорел», там банк лопнул и все – труба… Беги, кролик, беги… Беги, пока не поздно… И кролик бежит во весь дух, бросая дом, отца, мать, жену, детей, бросая все.

«И забыта Вечность до корней волос». Временами моя жизнь совсем утрачивает смысл, и хотя это нисколько не связано с творчеством, в душе моей царит абсолютная пустота, хаос…

В этот день я не могу из себя выдавить ни строчки…

«Внутри возникают отзвуки одного и того же безразличия к собственной судьбе. Человек ничтожен и несовершенен как всякая простейшая амёба или хорда на этой земле. Смысл имеет способность тонуть, исчезать совсем незаметно, а человек, как ни странно, никогда не сможет быть сам для себя эталоном собственной красоты.

Иначе мы не сможем любить себя по-настоящему как наши детские наивные мечты. Если только полушутя, несерьезно, просто так, как бы невзначай, как все остальное.

Любовь – смысл бесконечного поиска себе подобных. Ибо мы ищем не себя, а только свое отражение в чужих глазах, которые мы тоже стремимся сделать своими, Я существую по праву бессмысленного поиска истины, живущей не во мне, а где рядом, сопредельно с нашим миром…

Если бы мы переступили границу «невозможных» знаний, то Бог бы просто уничтожил нас.

Адам съел яблоко, и наш разум стал расти соответственно прогрессии.

Неадекватность мышления нашей природы и поступков быть может и означает ту самую грядущую катастрофу, которая объединит собой все смерти на земле».