Елена Чалова - Пустите меня в Рим

«У меня поезд через два часа, – прочла я. – Прошу тебя, нет, я тебя умоляю, выйди на улицу. Просто хочу попрощаться по-человечески и попросить прощения».

Я сложила записку, сунула ее под тарелку и встала.

– На минутку, – объявила я Диму и пошла к двери. Накинула шубу и, как была в туфельках, выскочила на улицу.

Мама потом рассказала, что муж мой схватил записку сразу же, как я скрылась за дверью. Прочел, минуты две сидел, потом рванул следом. Надо сказать, успел он вовремя.

Во дворе стояла машина – такси, мотор работал, а Андрей курил у дверцы. Увидев меня, он замахал рукой, и я пошла к машине. Он бросил сигарету, сделал несколько шагов навстречу и, прежде чем я успела сообразить, что к чему, схватил меня за шубу, накинутую на плечи, завернул ее вокруг меня на манер смирительной рубашки и потащил в такси. Руки мои оказались прижатыми к бокам, ноги скользили по снегу, и я быстро оказалась внутри пропахшей бензином «Волги».

– Гони! – закричал Андрей, еще не захлопнув дверцу, и машина рванулась вперед.

Я увидела мелькнувшее мимо лицо Дима и принялась орать на своего бывшего, но он только ухмылялся, а потом зажал мне рот рукой.

Дим стоял на крыльце и сквозь вылетавшие клубы голубоватого выхлопного газа смотрел, как уносится прочь желтое такси, куда какой-то тип только что затолкал его Таньку, его жену. Он бросился обратно в дом, схватил за плечо парня, который был на машине, и своего свидетеля Никиту:

– Быстро, Таньку украли! Пошли!

– Да чего, Димон? Невесту крадут до свадьбы, – лениво протянул Платон. – Мы этой бодягой решили не заморачиваться, не понтово.

Дим рванул его к себе, и, увидев вблизи побелевшее лицо друга, Платон несколько забеспокоился. Они выбежали во двор, погрузились в тачку и поехали. Платон, в миру Сергей Степанович, работает начальником ИТ-отдела крупной компании, кличка его происходит от слова «плата» (деталь такая в компе, кто не знает). А еще он знатный стрит-рейсер. Эти больные на голову ребята ночами устраивают гонки на опустевших городских магистралях. Впрочем, должна признаться, определенный адреналин в этом есть – мы как-то ездили смотреть, как Платон катается. Смотреть – да, но сесть в машину, несущуюся сквозь ночь по узкому шоссе наперегонки, я ни за что не рискнула бы. Машинка у Платона соответствующая: «мерседес» с форсированным двигателем. Он довольно быстро нагнал такси, и вскоре машины неслись одна за другой по весьма неровной дороге меж каких-то гаражей, распугивая других автовладельцев.

– Прижми его, прижми, – азартно орал Никита.

– Куда я тебе его прижму, идиот? Это не кино! Вылетит в кювет на своей колымаге – и каюк молодой жене... – сквозь зубы отвечал Платон, держась вплотную за такси. Им повезло – впереди были рельсы трамвая, и водителю пришлось тормозить изо всех сил, потому что он вознамерился было проскочить, но потом понял, что порядком разогнавшийся трамвай остановиться не успеет, и вдавил тормоз в пол. Машину занесло, она закрутилась на дороге, автомобилей, слава богу, было немного – жигуленок, казалось вжавшийся в асфальт и сигналящий как бешеный, да КамАЗ, водитель которого наблюдал за происходящим с ленивым любопытством мамонта, следящего за играми сусликов. Уже остановившись, волгарь бессильно ткнулся бампером в его огромное колесо. Дим, Никита и Платон выскочили и рванули к «Волге». Они вытряхнули оттуда злобно сопротивляющегося Андрея, который несколько обалдел от маневра по дороге, и Дим успел пару раз съездить ему в морду, потом Андрей прочухался, и я испугалась, что Диму придется плохо, но они сцепились, к моему удивлению, на равных. К тому моменту, как я выпуталась из шубы и выбралась из машины, мой бывший и нынешний мужчины катались по грязному асфальту под крики зрителей и гудки собравшихся машин. Трамвай уже проехал, но никто никуда не спешил, все с интересом следили за дракой. Может, подсобрать деньжат, мелькнула мысль. А что, объявить ставки – спорим, окуплю свадьбу! Впрочем, я решила не рисковать, особенно вспомнив мамин рассказ про наследственно дурной нрав Андрюши и про его хвастовство – он как-то показывал мне выкидной нож, который, по его словам, всегда носил с собой. Короче, я начала орать, чтобы их разняли, и ребята неохотно растащили драчунов. Тут подъехали еще две машины с нашими, водителя из «Волги» тоже извлекли, тот оправдывался:

– А чего, он говорит, мол, решили по договоренности с невестой разыграть похищение. Мне-то что, я еду, раз уплачено.

Меня загрузили в машину к Ромилю, там сидела Светка, которая не нашла ничего лучшего, как сказать:

– Ну ты, чучело, даже замуж нормально выйти не можешь!

– Светка, шуба цела, я даже не крутилась, чтобы этот урод ее не порвал... – Зубы у меня стучали, и Светка, тихо отматерив меня и шубу, извлекла на свет уже знакомую мне темно-бордовую капсулу. Я замотала головой. Тогда она позвала Ромиля, и в следующую минуту мне в руку сунули початую бутылку коньяка. Я, не раздумывая, хлебнула. Кашляла я долго. Потом оказалось, что мы уже едем.

– А где Дим? – Я озиралась, но в машине, кроме Светки и Ромиля, никого не было.

– Он с ребятами в машине, не нервничай.

– А что они с Андреем сделали?

– Да ничего. По морде надавал ему твой Дим, и поделом, я бы и от себя добавила, – заявила Светка.

Потом я некоторое время приводила себя в порядок, Дим отмывался и менял безнадежно испорченный костюм на джинсы и свитер, извлеченные из багажника запасливого Платона. Костюм был, между прочим, не дешевый и мне очень нравился. А уж каких трудов стоило заставить Дима его купить! Он все сопротивлялся под девизом «на фига козе баян»? То есть зачем программеру костюм? Решающим аргументом оказалась фраза Никиты:

– Зря ты, Димыч, паришься – полезная вещь, между прочим. Главное – выбрать классику, тогда хватит надолго. Я лично в своем уже лет пять хожу на все свадьбы и похороны.

Сраженный таким прагматизмом, Дим позволил увлечь себя в магазин, и костюм – очень красивый, темно-серый в тонкую-тонкую классическую полоску – был куплен. А теперь вот испорчен. Жаль, если безнадежно.

Наконец все опять оказались за столами. Остаток вечера помнится мне смутно – я не очень хорошо переношу коньяк на пустой желудок. Впрочем, одна сцена врезалась в память довольно ярко: здорово подгулявший Сева стоит перед Димом, держа того за свитер, и произносит трогательную речь. Дело происходило в курилке, куда я лично выбралась подышать свежим воздухом, потому что в зале было душно. Судорожно затягиваясь сигаретой, я смотрела, как этот чертов красавец, пьяный в лоскуты Сева, тянет петлю на свитере и бормочет:

– Ты на меня не сердись за Таньку... глупая была идея (брови мужа вопросительно изогнулись)... Да и не хотел я ее отбивать, это все так (брови насупились, а глаза любимого уставились на меня весьма злобно)... если хочешь знать, это все ради тебя! Да! Мы же дружили с тобой столько лет, с самого детского садика. Помнишь, если меня обижали и я плакал, ты меня утешал. Так вот обнимал и утешал... – Он сделал попытку обвить шею Дима руками, и теперь уже я весьма вопросительно уставилась на мужа, потому как в голосе Севы отчетливо зазвучали такие нежные интонации, что вопросы так и запрыгали в моем разгоряченном трудным днем и алкоголем сознании.